Булат Ширибазаров - Великий чабан
Бадма не отрывался от бинокля. Все шло по плану. Несколько волков мчались вниз, к флажкам. Раздались первые выстрелы. Отлично воспитанные Хочча и Бургут сидели рядом, ожидая команды, и лишь Сокол, увязавшийся следом, нервно скулил. Но вдруг Хочча, вскочив, уставилась в сторону горы. На противоположном склоне затарахтел “Днепр” Дото — Солбон яростно махал рукой, тоже в сторону горы.
— Скала, — простонал неожиданно Бадма, вспомнив, как однажды Хочча взобралась на склон по скале. Вожак стаи знал тайную тропку, почти отвесную и очень узкую. Взобраться по ней мог только один волк, остальные двигались только следом.
— Быстрее, — прохрипел Бадма, и “Урал” Жалсана понесся по склону вверх, туда, где по плану волки не могли пройти. Прорваться удалось четверым волкам, остальные угодили под пули загонщиков. Оставалось одно — преследовать.
Волки разделились после первого же выстрела. Один ткнулся в снег и снова вскочил, но только на передние лапы. Пуля угодила в таз хищника. Второй бросился вверх, к спасительному краю горы, который был ближе и за которым ему навстречу спешил Солбон.
Бадма скрипнул зубами, когда увидел, как Сокол, обогнув подранка, бросился дальше, за вторым. Но Хочча, не менее хитрая, четко уловила движение волков. Остальные двое бежали прямо, явно намереваясь скрыться за сопками, и Бургут продолжал гнать их по следу, в то время как Хочча бросилась наперерез через сопку. Они не раз использовали эту тактику, и ни разу этот прием их не подводил. Но жестокая интуиция хищников оказалась тоньше, чем хитрость Хоччи.
Волки неожиданно свернули к долине, рискуя попасть под пули и угодить в многолетние промоины после дождей. Хочча слишком поздно поняла свою ошибку. Промоины были заметены снегом, который смерзся в крепкий наст, и поэтому не были препятствием для волков, но в первую же из них угодил “Урал” Жалсана.
Преследовать волков уже не было ни смысла, ни возможности, и Бадме пришлось лишь надеяться на опыт и сплоченность своих собак, а также на то, что Хочча быстро поймет свою ошибку и успеет прийти на помощь Бургуту.
А в это время собаки Солбона встретили волка, бежавшего через гору. Всем своим весом Барда налетел на опешившего хищника, а борзые бросились на Сокола, бежавшего следом.
С трудом разняв собак и закинув в люльку убитого волка, Солбон и Дото не спеша поехали проверить, что случилось с Жалсаном и Бадмой, по пути подобрав издохшего подранка. Ситуация была серьезной. Мотоцикл перевернулся, Бадма вывихнул руку, а Жалсан повредил плечо. Руку Бадме тут же вправил Дото, слывший хорошим костоправом, но с Жалсаном все было сложнее, и его срочно повезли в райцентр.
Охоту можно было считать удачной. Загонщикам и стрелкам удалось убить двоих волков, по одному подстрелили Солбон и Бадма. Премию договорились поделить поровну, а так как стая рассеяна, то волки скорее всего сменят место охоты, а там есть другие чабаны.
После недолгой пьянки по случаю удачной охоты все разъехались. До глубокой ночи Бадма выходил во двор и громко кричал, зазывая своих собак, но отвечал ему лишь Сокол, крепко помятый борзыми Солбона. Бадма уже ложился спать, когда во дворе радостно залаял Сокол.
Выйдя на улицу, он увидел взъерошенную, в страшных укусах Хоччу. Утром, объезжая те места, куда уходили волки, Бадма нашел Бургута.
Хочча слишком поздно поняла свою ошибку и, быть может, только поэтому простила хозяина, который так и не пришел им на помощь. По следам Бадма увидел, как волки, почуяв, что их преследует только один пес, резко развернулись и бросились на Бургута. Неравная схватка длилась достаточно долго, и, угадай Хочча хитрость матерых, возможно, все обернулось бы иначе… Но Хочча опоздала, и после короткой схватки волки продолжили бегство.
Хочча долго сидела рядом с издыхавшим Бургутом и уже ночью, когда тот издох, вернулась на стоянку. Три дня она ничего не ела и лишь зализывала раны, лежа в сеннике, угрюмо косясь на людей.
Бадма не проронил ни слова в тот день, когда привез домой мертвого Бургута. Долго шептал молитвы, сидя за столом, в то время как внук Гэсэр тихо сидел рядом с мертвым псом, гладя его по застывшей голове. Мальчик всегда восхищался силой и отвагой Бургута, и в детском сознании никак не могла уложиться мысль о том, что его любимца больше нет.
Каждый раз Бургут провожал Гэсэра до поворота на сельскую дорогу, когда того увозили на учебу в интернат, и всегда восторженно встречал его, когда маленький хозяин приезжал на каникулы и выходные. В школе Гэсэр с гордостью рассказывал об отважных Хочче и Бургуте, которые храбро дрались с волками, защищая родную стоянку. Гэсэр никак не мог поверить в смерть, и яркий мир мальчика, в котором всегда было лето и светило солнце, раскрывался перед благородным псом, впуская его в свою бесконечность. Гэсэр видел, как тот носился и кувыркался в высокой траве, счищая с себя всю грязь, что осталась на нем с прежней жизни. Вот он остановился, маленькая детская ладонь легла на широкий мохнатый лоб Бургута, и его глубокие глаза взглянули Гэсэру в лицо.
— Я не ухожу, хозяин, — словно бы прочел в них мальчик, — я всегда буду рядом…
Около часа Бадма читал молитвы, затем вынес труп собаки во двор и ножом отрезал хвост.
— Зачем ты это делаешь, деда? — опешил Гэсэр, случайно вышедший во двор и увидевший все это. Но Лхама тут же крепко схватила мальчишку и занесла в дом.
— Деда не любил Бургута, — в истерике визжал мальчик, пытаясь вырваться и выбежать на улицу.
— Тише, внучек, тише, — успокаивала его Лхама, — запомни, дед ничего не делает просто так, а хвост отрезал, чтобы Бургут снова родился, но уже человеком. Ты не ругайся на дедушку, хорошо?
Лхама прижимала к себе всхлипывавшего Гэсэра и, непонятно почему, тоже едва сдерживала слезы
Всю жизнь она мучилась с Бадмой, с его неуемностью и никому не понятной простотой, и лишь к закату жизни, глядя на горячо любимого внука, начала понимать, что прожила эти годы не напрасно.
Три года Бороо не подпускала к себе никого, кроме Бадмы. Все эти годы Бадма и Жалсан ходили за ней, словно за выкормышем-жеребенком.
— Это инстинкт, Бадма-ахай, это должно пройти. Природа свое возьмет!
Жалсан оказался прав. Бороо постепенно успокаивалась, а однажды, когда мимо их стоянки вел свой косяк кобыл Халзан, тревожно всхрапнула, высоко подняв голову, и призывно заржала. Халзан услышал ее и почти на месяц остался у Бадмы.
Совсем недавно и он был гордостью совхоза в забегах и его также чуть не постигла участь Бороо. Но Халзан, жеребец гордый и сильный, сумел не только вырваться, но и наказать одного из подлецов. Один из табунщиков Седельниковых угодил в больницу с переломами ребер. Подобной дерзости животному не простили, и через два месяца после того, как Халзан увел свой косяк от Бадмы, случилось то, чему никто не удивился. Халзана нашли на рапсовом поле со страшно вздувшимся животом, и Звездочка, по роковому стечению обстоятельств, оказалась последним творением знаменитого жеребца.
Она переняла от отца почти все: и темно-гнедой окрас, и белые носочки на ногах, и длинную гибкую шею, и белое пятно на лбу, и, главное, невероятно строптивый характер. Вопреки всем стараниям Гэсэра, Ату со Звездочкой никак не мог, да и не желал поладить. Единственная попытка в присутствии любимого хозяина показать Звездочке свое почтение закончилась плачевно. Молодой и неопытный Ату, пытаясь заигрывать с ней, неосторожно оказался сзади нее. В следующий миг громкий визг огласил стоянку. Ату попытался укусить обидчицу, но лишь еще удобнее угодил под задние копыта и, истошно скуля, c поджатой передней лапой заковылял прочь. С тех пор между двумя любимцами Гэсэра вспыхнула лютая вражда. Ату демонстративно уходил в те моменты, когда Гэсэр увлеченно возился со Звездочкой, и облаивал ее по любому поводу. В сеннике Ату больше не ночевал, там хозяйничала Звездочка, которой очень понравилось преследовать молодого пса.
Зато Хочча все реже обижала Ату. К году он знал почти все ее повадки и умело уклонялся от ее выпадов. Утомительное напряжение в ожидании очередной каверзы Хоччи постепенно переросло в собранность и прекрасную реакцию.
Мышцы Ату крепли, крепли нервы, слух, обоняние. Благодаря этому по ночам он все точнее угадывал приближение Хоччи.
Все лето и осень Бадма натаскивал молодого пса на пастбище, и из любимого развлечения пастьба превратилась в утомительную, долгую работу. Хочча не прощала ни единой ошибки, и уже к зиме Ату научился чувствовать свою мать. Оказывается, каждое движение Хоччи, незаметное и обычное с виду, несло огромный смысл. Она ничего не делала просто так.
— Поразительная интуиция, — восхищался Жалсан, наблюдая за тем, как работала Хочча. — Бадма-ахай, вам бы в цирке надо выступать!
— Да что там, — скромничал тот. — Все от собаки зависит. Тупую хоть всю жизнь учи, она ярку от куцана не отличит!
