Николь Дескур - Я, говорит пёс
Кажется, до сапог дело не дошло. Что ж, наденем свитер и выйдем погулять. Прогулка по деревне оказалась сущим наказанием. В отличие от города, где на улицах с вами заговаривают редко и довольно сдержанно, здесь нам то и дело приходилось останавливаться посреди дороги и выслушивать соображения типа: «Вы что, выгуливаете здесь собаку? Так с ними здесь не гуляют, на это есть свой сад!» Видно, судьбе все же было угодно, чтобы я гулял в нашем саду. Тем хуже для дедушкиного салата.
Мальчишки, глядя на меня, кричали: «Смотрите, одетая собака!» А почему бы и нет? Наверное, я был первой собакой на поводке и в свитере, которую здесь видели. Мои деревенские собратья обычно бродят по улицам грязные и худые, все гонят и бьют их; наиболее же удачливые, как правило, сидят на цепи и сторожат сад. Из сострадания к этим беднягам я совершил возвышенный и самоотверженный поступок, который, к моему стыду, оказался совершенно неуместным.
Дело было так. На следующий день после памятной прогулки по деревенским улицам мне было разрешено бегать по саду. В саду меня привлекали разные запахи, но вдруг я резко остановился, почуяв запах своего собрата.
Я подошел к пустой опрокинутой бочке, от которой веяло чем-то знакомым и родным. На меня нахлынули воспоминания. Я вновь увидел рядом с собой сестер и братьев; там, на природе, мы иногда ночевали в таких же пустых бочках. Мысли эти погрузили меня в приятную меланхолию, я даже немного всплакнул. Все решили, что я расстроен, и стали меня гладить и увещевать. Я быстро забыл свою грусть, но запах этот мне не забыть никогда. Без сомнения, в саду, кроме меня, была еще какая-то собака. Под видом игры я несколько раз пробежал вокруг дома. Дедушка ругался, хотя я подозреваю, что салат все-таки не растет под снегом. Ничего похожего на собаку я не обнаружил. Но вблизи дома запах усиливался — особенно возле дырки в стене, возле самой земли. Перед обедом я заметил, что кто-то спускался за вином и оставил незапертой дверь в подвал. В предобеденной суете обо мне забыли, я воспользовался этим и, крадучись, пробрался вниз.
То, что я там увидел, удивило и возмутило меня. Возле двери был привязан мой собрат — грустный, бесцветный и безрадостный старый пес. У меня мороз пробежал по коже. Возможна ли такая несправедливость? Неужели правда, что на свете есть богатые и бедные? Как жестоко судьба распоряжается нами, делая одного членом обеспеченной семьи, а другого лишая всех радостей жизни! Как могли одни и те же люди любить и баловать меня и в то же время держать этого беднягу в холодном, мокром карцере? Меня уже вовсю разыскивали. Во дворе был колодец, и они все время боялись, что я в него провалюсь. Я только успел шепнуть на ухо ему: «Я тебя спасу, я тебя увезу с собой на машине!», — и побежал наверх.
Весь день я обдумывал план его освобождения: самое главное — незаметно довести его до машины. Эту часть плана было легко осуществить. Я знал, что приоткрыть дверь не составит труда, — надо только сильно толкнуть ее лапами, просунуть морду в образовавшуюся щель, — а там уже можно пролезть и самому. Перегрызть веревку тоже дело нехитрое, ведь у молодых собак зубы острые, не то что у моего престарелого друга. Оставалось осуществить первую часть плана — уговорить пса, поскольку старикам, чтобы на что-то решиться, нужно время. Вечером я быстро справился с едой. Мальчик не оставил это без внимания и заметил, что свежий воздух мне явно на пользу, и поэтому надо оставить меня здесь навсегда. К счастью, я понимал, что он шутит, не могут же заточить меня здесь на всю жизнь. Дедушка спустился вниз с тарелкой для узника. Потом все долго сидели за столом — ели, разговаривали. Я сделал вид, что, как обычно, направляюсь в коридор подремать и переварить пищу, а сам спустился в подвал. Бедный старикан, казалось, был совершенно безразличен к моему появлению. А я-то сгорал от желания служить ему! Вот приблизительно как проходил наш разговор:
— Я хочу помочь тебе. Что произошло, почему тебя держат на привязи? Люди здесь добрые, и я не понимаю, кто заставляет тебя сидеть в подвале, а не бегать на свободе?
— Если бы ты, глупышка, дал мне сказать, а не приставал с расспросами, я бы тебе объяснил, что твоя жалость меня раздражает. Можешь оставить ее при себе.
— Но ведь ты несчастен!
— Ты ничего не понимаешь в местных обычаях и нравах. У нас здесь не принято разгуливать по дому. Пусть это покажется тебе глупым, но нам так больше нравится. Мы как-то на охоте обсуждали этот вопрос со знакомыми собаками, и, поверь мне, пришли к единому мнению. У нас есть свой профсоюз, и мы подчиняемся его уставу. А главное правило, которому мы все следуем: «Каждая собака должна знать свое место». Мое место на охоте. Я живу только в те пьянящие дни, когда вместе с дедушкой и его друзьями отправляюсь на охоту. Мы часами бродим по лесам, и я подаю ему сигнал, что дичь рядом, а потом приношу ее. Тогда я чувствую себя необходимым. А все остальное время я живу ожиданием охоты. Старикан — хороший стрелок, он всегда попадает в цель. Мы возвращаемся домой гордые, всегда с добычей, и он рассказывает всем, что без меня ему было бы очень трудно. Эти бурные мгновения полностью истощают меня, поэтому до следующей охоты я предпочитаю сидеть на месте и набираться сил. Если хорошая погода, то я греюсь на солнышке возле пустой бочки, а если плохая — то мне хорошо и здесь, у теплого котла. Во время этой «спячки» я обдумываю план и стратегию своих будущих походов. Тебя смущает то, что я привязан? Для меня это так же естественно, как то, что я хожу на четырех лапах. Если я перестаю чувствовать вес цепи, значит, я на охоте; и тогда я бегу по следу, бегу до тех пор, пока не достигну своей цели.
— Но ведь пока ты не охотишься, можно было бы пожить в доме и отдыхать на коврах.
— Тогда мои когти и лапы станут мягкими и слабыми. Охотничья собака всегда должна быть в форме, это я тебе точно говорю.
— Я все-таки предпочитаю быть домашним псом.
— И ты предашь свою породу? Ведь твои предки были великими охотниками. С возрастом ты почувствуешь зов крови, но уже не сможешь ничего изменить из-за физической неподготовленности, и это доставит тебе много огорчений.
— Но пока я знаю только, что мне нравится, когда меня гладят. Никогда не променял бы свою жизнь на твою!
— Однажды ты переменишь свое мнение. И если тебе предложат жить за городом — соглашайся, даже если эта жизнь кажется тебе менее приятной. Твое тело окрепнет, ведь ты тоже из тех, кто должен жить на природе. А если ты об этом забудешь, то знай: ты в ответе перед своим потомством.
Я больше ничего не хотел слышать, я был в тоске, я чувствовал себя несчастным. И зачем нужно было лезть в этот подвал? Я понимал, что он прав, но никак не хотел в это верить. Я сделал последнюю попытку:
— Может, ты все-таки поедешь со мной в Париж? Мы бы иногда ездили за город, охотились бы там вместе?
— Нет. Очень мило с твоей стороны, что ты хочешь мне помочь, но я бы сильно скучал по дедушке и по охоте, которая из-за меня не состоится. Дедушка очень строгий, но если бы ты знал, как он добр. Я слышал, как он сегодня ругал вас и измерял следы, чтобы узнать, кто был в саду. Внуки смеются над ним, но втайне немного его побаиваются. Он прожил очень непростую жизнь. Когда ему было десять лет, на него с колокольни упал церковный колокол. Мальчик остался калекой. Страховку по болезни в то время не платили, и его матери, вдове, пришлось несладко. Он нашел в себе силы ни в чем не отставать от сверстников и, хотя из-за больного плеча больше года был прикован к постели, нагнал в учебе своих школьных товарищей. Он мог бы беззаботно жить и играть с другими мальчишками, но был беден. Мать умерла; у него не осталось никого, кроме старой тетки. И он пошел работать. Грустно, когда обстоятельства вынуждают умного и талантливого человека всю жизнь заниматься не тем, о чем мечтал. Но зато дедушка дал хорошее образование трем сыновьям, старший из которых — твой хозяин. А бабушка… Она нежна, добра и преданна, как и все бабушки. Меня она не очень-то жалует, причина этого скорее всего в излишней привязанности дедушки к его «грязным псам».
О ЗАГОРОДНОМ ДОМЕ В ТОРСЕЕ
Однажды ночью на даче я проснулся от необъяснимого приступа страха. Я вскочил и разбудил всех. Она выскочила из постели и прибежала на мой лай. Я пытался объяснить ей, что снаружи подстерегает опасность. Мы отважно направились к двери, ведущей в сад; Она открыла ее, и я с лаем бросился к сливовому дереву. Оно было сплошь покрыто какими-то белыми бумажками, которые колыхались на ветру и неприятно шелестели. Я немного полаял, чтобы заставить их замолчать, и с чувством исполненного долга вернулся в дом. Она закрыла дверь, но мне удалось протереться в их спальню и улечься возле кровати: честно говоря, этот непрерывный шелест раздражал и пугал меня. Я не люблю того, чего не понимаю.
Мне нравится бывать на даче. Как только я вижу, что в машину заносят тюки, я сразу занимаю позицию возле двери: как бы меня не забыли дома. Один-то я туда не доберусь. Мы отправляемся в путь. Обычно меня сажают на заднее сиденье. Я уже достаточно подрос и дотягиваюсь до окна. Передо мной, как на экране, проплывают пейзажи, один лучше другого. Но есть на дороге одно место, которое мне совсем не нравится: это черный вонючий туннель. Ненавижу темноту. Я высовываю язык, я буквально лезу на стену, и в тот момент, когда я уже готов расстаться с жизнью, вдруг становится светло, окна открываются и жизнь возвращается ко мне.
