Борис Рябинин - Твой друг. Сборник. Выпуск 2
И действительно, Алексей давно уже успел собрать парашют, а Яранг все еще болтался между небом и землей, плывя по воле воздушных течений. В свое время это была самая трудная задача — хорошо приземлять собаку. Теперь, вроде, было предусмотрено все. Мягкая кожаная шлейка удобно обхватывала туловище и не только не давала собаке сорваться вниз камнем, но и удерживала ее в горизонтальном положении. И все же, чего приятного находиться распластанным в воздухе, беспомощно болтая всеми четырьмя лапами! Нечего сказать, позочка для уважающей себя собаки… А главное — ощущение полнейшего бессилия. Лаять, и то бесполезно! Первое время на тренировках Яранг просто исходил лаем, и даже визжал и скулил, словно глупый щенок-несмышленыш, оказавшийся в трудном положении. Потом постепенно привык и перестал выражать недовольство.
То ли он опускается, то ли, наоборот, взмывает выше… Воздушные потоки путали все ощущения.
Внезапно что-то царапнуло по боку, зашелестели ветви. Яранга занесло на лес. Парашют зацепился за сосну, потрепыхался, подбрасывая собаку, как забавную куклу-подергунчика на резиновой нитке, а потом пес повис неподвижно в самой чаще, на высоте нескольких метров от земли.
Весьма сомнительное удовольствие качаться вот так в непроглядной тьме, одному, в чужом незнакомом месте! Но тщетно он изворачивался и тянулся, стараясь освободиться от удерживавших его пут. И тут чуткие уши уловили свист, доносившийся издалека. Яранг залаял, и ночной лес многократно повторил его зычный глас, перекатывая все дальше и дальше: ав… ав… ав…
Собачий лай с неба… Что — собаки уже научились летать, взбираться на деревья?! Можно представить удивление того, кто оказался бы застигнутым этим внезапно. Но и без этого были достаточно удивлены партизаны, когда увидели, какое к ним прибыло подкрепление. Они помогли Алексею снять Яранга с дерева, так сказать, окончательно вернуть пса на землю. Лишь тут Алексей обнаружил, что один из осколков зенитного снаряда все-таки нашел цель — пробил кабину самолета и оставил на пушистой шкуре Яранга кровоточащий след. К шрамам овчарки прибавился еще один.
В ту же ночь выяснилось, что второй самолет был сбит, когда пересекал линию фронта. Пассажиры — вожатый с собакой — погибли, тяжело раненный пилот попал в плен.
— Выходит, нам здорово повезло, Яранг? Вернулись мы с неба! Значит, еще повоюем с тобой, дружище!
Алексей имел все основания говорить так своему четвероногому товарищу, которому суждено было теперь делить с ним все испытания и невзгоды беспокойной солдатской жизни. Начинался новый этап их биографий и новый этап их отношений.
Глава 18. «У МЕНЯ ЕСТЬ СОБАКА, ЗНАЧИТ — У МЕНЯ ЕСТЬ ДУША…»
Кап… кап… кап…
Апрельская капель в разгаре. Шумит пернатое племя, перезимовавшее в лесах. Уже прилетели грачи, первые вестники весны. Оживились даже сороки и вороны. На пригорках, скинувших белые простыни, первые нежные ростки…
Но не слышно нынче обычных шуток-прибауток в партизанском лагере. Сошлись на переносье черные дуги бровей командира отряда Степана Николаевича Таланцева. День и ночь, почитай, не вылезает он из своей землянки, заседает с штабом, разрабатывая план трудной и рискованной операции. Хватит прятаться в глухомани, пора переходить к активным действиям. Но как все сложится? Грустно-протяжно поет гармошка, и негромкие плывучие звуки ее будто тают вместе с последним снегом.
А лес оживает, набухают почки. Тянет ароматными весенними ветерками. Буйной молодой силой наполняется все живое.
У потухшего костра — двое: Алексей и товарищ его Петр — чернявый, круглолицый, накоротко остриженный. Тут же Яранг.
У Петра в руках прутик, он чертит им по земле, посвящая товарища в подробности операции, в которой пришлось участвовать и ему, операции неудачной и кровавой, и не принесшей желаемого результата.
— Вот так и было, — закончил Петр. — Попробуй, подступись! Я до сих пор диву даюсь: как уцелел…
— Н-да… — неопределенно проронил Алексей. — А собаки там есть? — внезапно оживившись, осведомился он. — Припомни как следует, это очень важно…
— Собак нет.
— Точно?
— Абсолютно.
— Это хорошо. Как это они на сей раз решили без собак?
— Неужели ты и в самом деле рассчитываешь, что Яранг это сумеет сделать? — осторожно поинтересовался Петр, выдавая мучившие его сомнения. — Ведь люди не смогли… и какие люди!
— Поживем — увидим… Посмотреть бы тебе, как они работали на испытании! Как рванули участок железной дороги, построенной специально для этого! Генерал — председатель комиссии, так тот сразу сказал: «Мне бы, — говорит, — побольше таких подрывников, да на разные участки фронта… Вот бы наделали шуму!»
Алексей умолк и снова задумался.
У него было сегодня явно меланхолическое настроение. Поразмыслив о чем-то, он, видимо не в первый раз, спросил Петра:
— Ты знаешь, что такое собака?
— Ну, начал опять…
— Что «начал»? Ты думаешь, я скажу: собака — это друг и все прочее? Старо, как мир… Собака — это душа человека. Да, да. Именно человеческая душа сделала ее такой. Это не моя мысль. Плохой человек — и собака плохая, с мерзким характером…
— У тебя, конечно, хорошая!
— У меня есть собака… — не слыша Петра, продолжал Алексей, — и вдруг начал читать каким-то совсем другим голосом стихи:
У меня есть собака.
Верней,
У меня есть кусок души
А не просто собака.
Я люблю ее и порой
Очень сочувствую ей:
Нет собаки у бедной собаки моей.
И вот когда мне бывает грустно…
А знаешь ли ты что значит собака,
Когда тебе грустно?
— А если нет собаки? — спросил Петр. Он хотел сказать: значит, нет и души?
Но Алексей только посмотрел на него, привлек Яранга и крепко прижал к себе. Тот благодарно заглянул ему в глаза.
… И вот, когда мне бывает грустно,
Я обнимаю ее за шею
И говорю ей:
«Собака,
Хочешь, я буду твоей собакой?»
— Знаешь, кто это написал? — продолжал Алексей после минутного молчания, в котором слышалось лишь: кап… кап… — К сожалению, не я. Это перевод с испанского. Называется «Блюз моей собаке». Ты умеешь танцевать блюз? Мы с Надей танцевали до войны…
У Алексея была причина тосковать, как не случайно суровость не сходила с лица Степана Николаевича. Тревога терзала обоих: схвачена Надя. Гестаповцам и полиции все-таки удалось напасть на след партизанской разведчицы и связной. Надя попала в западню. Жива ли она… И как знать, не явился ли причиной ее провала и гибели промах матери, портрет, который столь необдуманно, тоскуя по дочери, выставила на видном месте Елена Владимировна.
Негодяй Крызин не зря приходил к Таланцевым, он осуществил свою месть сполна.
«Надя… Надежда…»
Алексею вспомнилось, как в самом начале войны лежал в госпитале. Рана была тяжелая, он впадал в беспамятство, бредил. И тогда тоже повторял: Надя, Найденыш, Надежда… Звал ее. Сиделки говорили. Порой казалось, она тут, сидит и ласково проводит рукой по его волосам, в точности, как он сейчас гладит Яранга… А потом уже здесь, в партизанском лагере, тоже порой тешил себя, представлял: она — с ним, в лесу, сидит у костра и помешивает ложкой в закипающих щах… чинит ему обмундирование… или он опять ранен и она ходит за ним, подносит лекарство и питье, поправляет скатку шинели в изголовье, ободряет… Надя… Найденыш… Надежда… милая!
А Петр в эту минуту вспомнил свою недавнюю встречу с Ярангом здесь, в становище лесных мстителей.
Теперь, пожалуй, пришло время разъяснить, кто такой Петр, о котором Алексей напомнил Ярангу перед вылетом в район партизанской Малой земли. Придется вернуться назад, к тому дню, когда случай впервые свел Надю и Алексея, Надю и будущего Яранга, к тому нечаянному знакомству, с которого, собственно, все и началось. Алексей тогда был с товарищем. Это и был Петр. Вскоре Петр уехал в экспедицию. Он был энтомологом, специалистом по насекомым — вредителям леса; полжизни проводил в тайге, приезжал редко и ненадолго. Так и получилось, что он до сего времени почти не фигурировал в нашем рассказе.
Петр находился на задании, когда приземлились Алексей с Ярангом. Можно представить, как обрадовались друзья, когда вдруг встретились. Для Алексея, правда, это было не совсем «вдруг»: по сообщениям из отряда он знал, что товарищ здесь; зато для Петра это была полная неожиданность. Они бросились навстречу один другому. И тут вмешался Яранг. Вероятно решив, что его проводнику грозит какая-то опасность или, быть может, просто на всякий случай, он опередил Алексея и прыгнул Петру на грудь. Тот, видя, что дело плохо, мгновенно повалился на землю и замер, не шевелясь.
