Эрик Найт - Лесси
— Теперь не уйдет!
Они с товарищем повернули было; но их остановил резкий окрик. Судья хмуро поглядел на них, а когда заговорил, со всяким весельем на этот день, казалось, надо было распроститься.
— Вы в зале суда. Извольте выйти чинно и тихо. Джентльмены, прошу. Перерыв я объявлю своевременно.
Застучал молоток, и все встали, потому что раскатилось вековое судейское: «Слушай!»
Двое ловцов, ворча под нос, медленно шли к дверям. Выйдя наконец в коридор, они кинулись бегом.
— Распроклятая собака! — пропыхтел старший из двух. — Ну, я ей покажу! Дайте мне только…
Но, выскочив во двор, они оторопели. Глядят по сторонам. Вот фургон. Вот место, где Лесси лежала, оглушенная. И, однако, ее здесь нет! Во дворе пусто.
— Ну, Доннел, хорошо, когда на этом не кончатся все чудеса этого распроклятого дня! — пыхтел старший. — Она же, конечно, убилась насмерть — так где же она?
— Перелезла через стену, мистер Фергюссон!
— Шесть футов… И не могла же она не убиться насмерть. Это никакая не собака, Доннел. Это распроклятый вампир.
Они пошли назад, в свою контору в подвале.
— Мистер Фергюссон, вампир — это ведь крылатая тварь?
— Точно, Доннел. Потому я и назвал ее вампиром. Животному нужны крылья, чтоб перебраться через эту стену.
Доннел почесал в затылке.
— Я когда-то, — сказал он, — видел в кино картину про вампиров.
Старший принял строгий вид:
— Куда это годится, Доннел! Я ломаю голову над делом — над очень важным делом, так ведь? — а ты тут мелешь мне про кино!
Ты никогда не продвинешься по службе в муниципалитете, если и впредь будешь так же. Вопрос, стало быть, такой: как нам быть с собакой?
Доннел выпятил губы:
— Я не знаю…
— А ты подумай. Что бы ты стал делать, если бы ты был один?
Доннел погрузился в мрачное раздумье. Наконец по его лицу как будто пробежал солнечный луч.
— Сядем в наш фургон и поедем по улицам и будем разъезжать, пока опять не наедем на нее!
Старший покачал головой с таким видом, точно разочаровался во всем роде людском.
— Доннел, неужели ты так никогда и не научишься?
— Не научусь? А чему это я сейчас не научился?
— Смотреть на время, смотреть на время! — веско сказал Фергюссон. — Сколько раз я тебе говорил? Раз ты на казенной службе, ты должен соблюдать свои рабочие часы. Ты только раз начни работать всечасно, день и ночь, — и кончено: они уже станут ждать от тебя того же всегда.
— Оно, конечно, так. Я и забыл.
— Забыл! Ты забыл! Так вот, ты не забывай. Бери пример с меня, мой мальчик, тогда ты кое-чего добьешься.
У младшего был пристыженный вид.
— Так-то! — сказал тот. — Пораскинешь умом — и ногам покойней. Теперь что мы должны сделать? Мы должны написать рапорт.
Он взял карандаш и бумагу. Долго сосал кончик карандаша.
— Нелегкое это дело, Доннел, — сказал он наконец. — Это же черное пятно на моей служебной репутации. Я здесь двадцать два года, и ни разу за всю мою службу не бывало случая, чтобы собака ушла. Я просто не знаю, как о таком доложить.
Доннел почесал в затылке. И тут его осенило:
— Послушайте, а что, если вы попросту забудете? Не доложите о ней вовсе ничего?
Старший удивленно поглядел на него:
— Пожалуй, голова у тебя, Доннел, не совсем пустая. Ты наконец кое-чему научился. Но ты забыл одну оч-чень важную вещь: происшествие в суде. О нем непременно пойдут шуметь!
— Да уж, непременно! — с жаром подхватил Доннел. — Но кто же докажет, что мерзавка была у нас поймана? Если придут с проверкой, мы им предъявим того кудлатого мерзавца, которого мы изловили нынче утром. Просто укажите в рапорте на одну штуку меньше, и не будет тогда ни одной сбежавшей собаки, никакого пятна на вашей… вашей… как ее?… реплутации!
— Ты отлично придумал, Доннел!
Старший засел за отчет. С полчаса он мучительно писал. Только он кончил, как зазвонил колокольчик. Дверь отворилась, и вошел полисмен. Следом за ним вошли девушка с молодым человеком — те, что стояли тогда на мосту.
— Вот сюда их запирают, бродячих собак, — сказал полисмен.
Молодой человек подошел к столу.
— По моим сведениям, — сказал он, — я могу, уплатив расходы по поимке и установленный штраф, забрать отсюда любую неистребованную собаку?
— Правильно, сэр.
— Хорошо. В таком случае, я… то есть не я… вот эта барышня хочет забрать ту колли, которую вы поймали сегодня утром, сэр.
— Колли? — повторил Фергюссон, быстро соображая, как же быть. — Колли? Нет, сэр, сегодня утром не было поймано ни одной колли.
Девушка вышла вперед:
— Послушайте, что вы тут затеваете? Вам отлично известно, что все произошло у меня на глазах: вы при мне сегодня утром поймали колли — и жестоко обращались с ней, да! Если вы опять собираетесь сыграть с ней какую-нибудь злую шутку, так капитан Мак-Кейт — вот он перед вами — вмешается в это дело.
Фергюссон почесал в затылке.
— Хорошо, скажу вам всю правду: собака сбежала.
— То есть как это? — спросила девушка.
— Вот так. Сбежала, мэдэм. Вам тут каждый может это подтвердить. Собака вырвалась и пробежала наверх, в зал суда, к судье Мак-Куэрри, а потом выскочила в окно, перемахнула через стену — и была такова!
— И была такова!..
Девушка глядела на него во все глаза. И вдруг ее лицо озарилось радостью.
— Не знаю, правду вы мне говорите или нет, — вмешался ее кавалер, — но я для верности подам письменное требование на эту собаку.
Он сделал пометку в своей записной книжке и направился к выходу. Девушка, сияя, пошла за ним.
— Я очень сожалею, Ительда, — начал он, когда они поднимались по лестнице, — но ничего не поделаешь.
Девушка улыбнулась.
— Превосходно! Я очень рада! Как вы не понимаете: она же опять на свободе. На свободе! Пусть она мне не достанется, но она на свободе.
А внизу, в подвале, у себя в конторе, Фергюссон бушевал перед своим помощником:
— Теперь я должен все-таки написать в рапорте, что она сбежала, потому что эти душегубы, конечно, подадут на нее требование и придется мне объяснять, почему я не могу выдать им собаку.
Он со злостью разорвал в клочки с таким трудом написанный ложный отчет.
— Такая хорошая работа — и пошла прахом! Так пусть же оно послужит тебе уроком, Доннел. Какой ты сделаешь вывод из этого всего?
— Никогда не составляй ложного рапорта, — совестливо ответил Доннел.
— Нет, совсем не то, — с презрением сказал Фергюссон. — Ты никогда не продвинешься по службе, Доннел. Вывод отсюда только один: никогда не верь собаке! Да, вот ты поймал ее. Она прикинулась, можно сказать, кроткой, как грудной младенец. Я ей поверил на одну секунду, и она тотчас превращается как бы в огненный шар на Страшном суде. Дальше. Ей бы надо убояться спрыгнуть, а она что делает?
— Прыгает в окно, — отозвался Доннел.
— Верно. Дальше. Она бы должна убиться насмерть, а она что?
— А она жива.
— Опять же верно. Потом, ей бы должно быть неспособно перескочить через такую стену, а она что?
— Она перескочила.
— Опять скажу: верно! Значит, мораль такова: покудова ты на этой работе, Доннел, никогда не верь ни одной распроклятой собаке. Она… понимаешь… собака, она не то что человек. Да. Собака не человек.
Глава семнадцатая
ЛЕССИ ПЕРЕХОДИТ ГРАНИЦУ
Медленно, упорно Лесси пересекала хлебное поле. Теперь она уже не бежала трусцой. Она еле плелась. Ее голова была низко опущена, хвост безжизненно повис. Худое тело пошатывалось, как будто ей нужно было прилагать все свои силы, чтобы ноги продолжали двигаться.
Но путь ее был неизменно прям. Она шла по-прежнему к югу.
Усталой поступью она пересекала луг. Она не обращала внимания на стадо, пасшееся тут на подножном корму, хотя коровы то и дело поднимали головы, отрываясь от сочной травы, чтобы проводить ее взглядом, когда она проходила мимо.
Трава делалась все гуще и грубей, по мере того как Лесси подвигалась по стежке. Тропа под ее ногами превратилась в плотно убитый ил. Потом ил превратился в водяную лужу, а лужа — в берег реки.
Лесси остановилась на утоптанном месте. Сюда скот приходил напиться и постоять на холодке в дневную жару. Кроме нее, тут и сейчас стояло несколько животных — зашли по колена в воду у отмели. Коровы оборачивались и поглядывали на собаку, а челюсти их непрестанно двигались.
Лесси тихонько заскулила и подняла голову, как будто принюхиваясь к какому-то запаху с дальнего берега. С полминуты она покачивалась на лапах. Потом, осторожно нащупывая дно, пошла вброд, все глубже и глубже погружаясь в воду. Вот уже пропало под ногами дно. Вода вынесла ее на стрежень. Лесси поплыла, выруливая сзади хвостом.
Река не была бурной, как та, что осталась далеко позади, в Горной стране. И не была мутной, с судоверфями по берегам, как та, что прорезала большой промышленный город, теперь уже тоже оставленная на много миль позади. Но она была широкая, с сильным течением, сносившим Лесси вниз.
