Мaйя Валeeва - Люди и бультерьеры
Мой муж, Фарит, тоже журналист — он пишет фельетоны для юмористического журнала. Но познакомились мы не во время учебы и не в редакции. А на собачьей площадке. Самое смешное было в том, что мы целый год встречались на этой площадке, но друг друга не замечали. Но в тот день, когда я гуляла со своей злобной стареющей овчаркой Герой, а он — с французским бульдогом Диком, Гера набросилась на Дика, и пока мы их разнимали и извинялись друг перед другом, то успели познакомиться и с удивлением узнали, что оба принадлежим к журналистскому племени. Не случайно лицо Фарита показалось мне очень знакомым — конечно же, мы не раз встречались на всяческих пресс-конференциях и тусовках. Да и сложно было бы его не заметить: он был этакий высокий черноглазый красавец с обаятельной улыбкой. В общем, я влюбилась. Вскоре мы поженились и у нас стало две собаки.
Гера долго не могла смириться с тем, что в семье появился еще один пес — маленький, черный, громко хрюкающий и храпящий по ночам. Не сразу, но они все же подружились.
Наш сын Тимур родился и влился в эту слюняво-шерстистую собачью суету. Мы, конечно, пытались оградить его от собачьих тарелок и изжеванных мячиков, но это удавалось не всегда. Родители с обеих сторон были в шоке, и пытались научить своего внучонка мыть руки после того, как он тронет собаку. Зато мы разрешали Тимурке гладить на улице любую бездомную собаку и никогда не кричали ему в ужасе: «Не трогай, укусит!» И его уже не удивляло — когда мама или папа притаскивали в дом очередного нежданного питомца.
Короток собачий век… В двенадцать лет Гера стала настоящей старушкой: она плохо видела и плохо слышала и однажды, погнавшись за собачонкой, попала под машину. Дик пережил ее ненадолго: французские бульдоги часто умирают неожиданно рано. Так наше семейство осталось без собаки.
Конечно, нам хотелось завести какую-нибудь собаку, обязательно крупную, но только не овчарку. Мне очень нравились ротвейлеры. Фарита интересовали азиаты, но он был согласен на английского бульдога. Мы не пропускали ни одной выставки собак и приходили с них, полные раздумий.
Потом мы как-то успокоились. Не нужно опережать событий. Собака сама придет к нам в дом. Именно та, которая нужна.
Однажды вечером позвонил Алик, знакомый, — иногда он подрабатывал инструктором на собачьей площадке. Он позвал к телефону Фарита. Они разговаривали долго. Вид у Фарита становился все более озабоченным.
— Что он тебе сказал? — спросила я.
— Да вот, щенка предлагает.
— Какого? Ротвейлера?
— Нет, бультерьера. Просит, чтобы хотя бы пришли посмотреть. У него собака ощенилась, а молока мало, надо срочно хоть парочку раздать. Им восемь дней сейчас. Пойдем?
Бультерьеры появились совсем недавно, и я видела такого только однажды, на выставке собак. Это был Четман небезызвестного Олега Бонуса. Надо сказать, собака мне тогда совершенно не понравилась — была похожа на розоватую свинью, с крошечными глазками и довольно тупым выражением морды.
— Да ну их, эта порода мне не нравится! Я хочу большую собаку, — пожала я плечами.
— А мне кажется, что что-то в них есть… Может, хотя бы взглянем, Ян? — задумчиво сказал Фарит.
— Посмотрим, если будет время…
Мы все-таки поехали к Алику. В квартире его воняло псиной, и царил тот невообразимый беспорядок, который может быть только в квартире молодого и беспечного холостяка.
Мы с интересом заглянули в просторный ящик и увидели восемь маленьких беленьких комочков, которые скорее напоминали крысят, нежели щенков. Не находя матери, щенки обеспокоено тыкались мордочками во все стороны. У них еще не открылись глаза, нежно розовели маленькие треугольнички ушей и носы были совершенно розовые, как у поросят. Почти у всех щенят на голове или на ушах чернели пятнышки, и лишь один был совершенно белый, весь, от кончика хвоста до мягких прозрачных коготков.
Обрадованный нашим приходом, Алик вел себя так, как будто бы вопрос о том, берем ли мы щенка или нет — уже окончательно решен.
— Выбирайте любого, кроме вот этого. — он показал на самого крупного увальня с самыми большими черными пятнами. — Этот хозяину кобеля.
— Но Алик… мы еще не решили, — сказала я.
— А что тут решать? Я ж вам по дешевке, почти что бесплатно, как друзьям. Первым вам позвонил, потому что знаю, что вы классные собачники. Я не скрываю, это не чистые були. Бабка у них бульдожка. Но вы ее знаете, хорошая, мощная бульдожка. У меня насчет этих щенков отличная идея.
— Какая? — спросил Фарит.
— Эх, вам, журналистам, проговоришься, так потом локти кусать будешь! Ну да ладно… Хочу организовать собачьи бои. Я с ребятами уже говорил. Они согласны помочь поднять это дело. А потом раскрутимся! Я этих щенков буду сам воспитывать — зверей из них сделаю. Людей они видеть у меня не будут… Ведь сейчас хозяева своих породистых бультерьеров жалеют — дорогие очень собачки. А эти не племенные, а для боев как раз сгодятся.
— Так жалко же на бои, — сказала я.
— Ты еще не знаешь, что такое боевая собака. Без драки ей как без воздуха. И ты не знаешь, что такое бои! Тебе понравится! — ухмыльнулся Алик.
Мы с Фаритом молчали и продолжали внимательно рассматривать щенков. Но я-то уже догадывалась, что мы без собаки отсюда не уйдем.
— Ну, какого берете? — нервно спросил Алик.
— Вот этого. — Фарит указал на белого щенка.
— Да зачем, он не больно крупный, вот этого берите! — Алик показал на другого щенка, с черным ушком.
— Нет, — убежденно сказал Фарит. — Мы возьмем этого белого. У него основание хвоста толстое. Щенков нужно выбирать по хвосту. И по носу. У этого нос уже начал темнеть. Значит в нем больше энергии!
Я вгляделась в белого щенка. Мне нравился не его толстый хвост. А его абсолютная белизна. В ней была какая-то необъяснимая гармония.
Какой он был маленький! Он просто умещался на ладони. У него были кривоватые лапки с розовыми пальчиками. У него была такая маленькая пасть, что соска была для него слишком велика. Его можно было кормить только из пипетки. Моя мечта о крупной собаке вновь была похоронена. Мне даже не верилось, что из этого создания что-то вырастет. Это не щенок был, а какая-то почка…
— Ну и как мы его назовем? — спросили меня мои мужики.
Я была главным специалистом по придумыванию имен. Обычно, имя приходило ко мне как озарение. Как неодолимое вдохновение. Я никогда не могла объяснить, почему именно это имя, а не другое. Просто было какое-то внутреннее чувство. Каждому животному подходит лишь определенное имя.
На этот раз я думала не так долго:
— Пусть он у нас будет Крисом.
Потом у Криса появится великое множество имен, которые в зависимости от настроения будут давать ему люди — Кристофер, Кристобаль, Крысеныш, Крисек… И все эти имена он будет любить и принимать с радостной благодарностью…
Но пока он был только Крисом. Маленьким Крисом.
Для него не нашлось ничего более удобного, чем красный полиэтиленовый тазик: в глубоком гнезде из мягкой тряпки он чувствовал себя вполне уютно, но все же, наверное, ему не хватало теплого материнского бока. В отличие от большинства щенков, Крис совсем не скулил. Он только сжимался в тугой комок, стараясь спрятать между лапок слепоглазую розовую мордочку. Чтобы он не замерзал, мы положили тазик под настольную лампу, которая горела и днем и ночью.
Крис рос как тесто, замешанное на свежих дрожжах.
Через несколько дней у него открылись глазки. Мягкий розоватый носик темнел самым удивительным образом: сначала на нем появились пятна, потом они стали расползаться, и наконец пестрый нос окончательно почернел. Темные ободки появились и вокруг глаз — как будто Крис подкрасил себе веки. Его небо тоже сделалось темным, а на круглом розовом брюшке появилась россыпь темных пятнышек. В остальном же Крис остался столь же снежно-бел, как и при рождении.
Толстые, еще короткие лапы щенка крепли с каждым днем, и скоро полиэтиленовый таз оказался мал для него, и ничто уже больше не могло удержать Криса. С яростной настойчивостью, молчаливо, он лез наверх, и, зацепившись лапами за край тазика, плюхался на пол. Этот маленький белый клубок путался под ногами, то и дело оказывался под дверью, и мы все время боялись зашибить или придавить его.
Как-то с самого начала Фарит решил воспитывать Криса «свободным художником». Он считал, что Крис должен полностью соответствовать своей уникальной породе. А про бультерьеров мы начитались вдоволь! А может быть, как раз в то время нам запомнилась статья о японских детях, которых родители ни в чем не ограничивают. Может быть, это была просто интуиция — но Крис впоследствии вырос в благородного и мужественного пса. А такой и должна, наверное, быть настоящая боевая собака.
И вот поэтому у Криса не было никогда своего «места». Он спал там, где хотел. Он просто обожал всякие темные места, и то забирался глубоко под диван, то уползал в щели между мебелью и стенами, то его можно было найти в бельевом шкафу, среди вороха одежды.
