Пётр Заводчиков - Взрыва не будет
Рита подавала команды спокойно и твёрдо, не повышая голоса:
— Джальма, сидеть! Джальма, ко мне! Джальма, барьер!
Собака делала всё уверенно и быстро.
Как-то к Рите подошёл незнакомый человек.
— Для чего ты дрессируешь собаку? — спросил он. — Наверное, дачу охранять надо?
— У нас нет никакой дачи, — обиделась Рита. — Выучу Джальму всему, что нужно, и она станет служить на границе. Или в милиции. Джальма сумеет.
— Конечно, сумеет. Учишь ты её хорошо. Только почему ты тут одна-единственная пионерка? Разве другим ребятам неинтересно воспитывать собак?
— Я не знаю, — ответила Рита, — не спрашивала. Наверное, многие захотели бы, даже в нашем классе.
— Правильно, — заметил подошедший Бурак, — об этом стоит подумать. Не у одной Риты есть собака.
Вскоре в клубе на улице Рубинштейна появились новички. Всё это были пионеры, мечтавшие стать собаководами.
Прошёл год, и ребят пригласили на смотр в Москву. Рита ехала в столицу с большой компанией новых друзей.
Ленинградские пионеры заняли тогда первое место на смотре. А летом поехали в пионерские военизированные лагеря. Жили как солдаты-пограничники. Учились быть санитарами и радистами. Ходили ночью по густым незнакомым лесам, находя направление по компасу. Всё надо было делать так, чтобы даже не зазвенела банка, подвешенная к проволочному заграждению, не хрустнула ветка под ногой.
Рита и её Джальма не отставали от других. Ходили в дозоры, ловили «шпионов», спасали раненых, быстро доставляли сообщения на заставу. Понятно, это была только игра. Никого там не ранили, ни в кого не стреляли, но ребята делали всё так, словно охраняли настоящую границу, участвовали в настоящем бою…
НА УЛИЦЕ РУБИНШТЕЙНА
О многом заставила вспомнить Риту Меньшагину повестка из районного военного комиссариата. Ей казалось, что она ходила в клуб на улице Рубинштейна давным-давно, в какой-то совсем другой жизни. А ведь Рита бывала там уже после того, как началась война. В городе тогда проводилась мобилизация. Сотни тысяч людей шли в армию. Те, кого не призывали, являлись сами, спорили, сердились, если по какой-либо причине их не хотели брать.
Рита в то время была уже студенткой. Ей поручили отбирать и дрессировать собак для воинских частей. Потом собак в городе уже не осталось. Люди голодали и кормить животных не могли. Клуб на улице Рубинштейна закрылся.
Тогда Рита и поступила в Банно-прачечный комбинат. «Зачем же теперь вызывают на улицу Рубинштейна?» — думала Рита.
В повестке говорилось, что надо явиться от десяти до двенадцати часов. Рита пришла ровно в десять. Клуб был пуст, в комнатах стоял затхлый, нежилой воздух. Рита ёжилась от холода, хотя на дворе был тёплый летний день.
В одной из комнат она увидела высокого человека в военной форме. Рита обрадовалась: она узнала в нём того, кто когда-то посоветовал ей организовать команды юных собаководов.
Майор тоже узнал её, встал навстречу и долго держал за руку, вглядываясь в лицо. Он смотрел на Риту внимательно и печально. Она очень изменилась за прошедшую зиму.
— Давно мы не виделись, — сказал майор. — Раньше сколько ребят сюда приходило! Мы всем послали повестки по старым адресам, но пока вас только трое…
Он понимал, что другие вряд ли придут. Кто воюет, кто погиб, кого уже нет в Ленинграде.
— Так, Маргарита Меньшагина, — сказал майор. — Мы вызвали тебя, чтобы спросить — не хочешь ли пойти в армию, в нашу часть? Мы вас не мобилизуем, предлагаем вступить добровольно. А часть у нас особенная, нам требуются люди, умеющие дрессировать собак.
— Какие нужны документы? — деловито осведомилась Рита. — Я могу хоть сейчас.
— Пиши заявление, — сказал майор. — Военкомат оформит.
Дома Рита разыскала гимнастёрку, в которой ходила на показательные выступления в прежние времена. Надела её, сунула кое-какие вещички в заплечный мешок и заперла свою комнату на ключ. Добираться надо было далеко, на другой конец города, в Сосновку. Но эти места Рита хорошо знала. Там когда-то размещались их летние лагеря, там находился питомник собак.
2
СТАРШИНА
В Сосновке новое пополнение принимал младший командир с четырьмя треугольничками в петлицах — старшина Петров.
Степенный и неторопливый, девушкам он казался уже немолодым человеком, хотя на самом деле ему не исполнилось и двадцати пяти лет. Его светлые брови были насуплены.
— Фамилия? Имя, отчество? — коротко спрашивал старшина и делал какую-то отметку в записной книжке.
— Строгий у нас начальник, — сказала Рите девушка, пришедшая одновременно с ней.
— Да, кажется, сердитый, — согласилась Рита. Она немножко оробела от пристального, внимательного и словно бы недовольного взгляда, которым окинул их старшина.
Потом, узнав начальника получше, Рита поняла, что он совсем не сердитый человек, а скорее добрый и мягкий. Строга армейская служба. К тому же старшина Петров был недоволен и расстроен в тот день. Его расстроило новое назначение.
…Война шла уже год, и Петров участвовал в ней с первых дней. Часть, где он служил, постоянно находилась на переднем крае. Сапёры ставили мины, устраивали всевозможные ловушки для вражеских танков. Они дежурили в траншеях, чтобы первыми встретить вражеские бронированные машины.
В середине зимы Егора Степановича ранили. Немецкий снайпер выследил, когда он пробирался в боевое охранение. Пуля попала в грудь и прошла у самого сердца.
— Повезло вам, ещё бы сантиметр… — сказал врач.
Егора Степановича решили отправить в тыл. Он лежал на носилках в кузове грузовика. Заиндевелый, замёрзший город медленно уплывал от его взгляда. Кто мог сказать, увидит ли он этот город снова?
Петров хотел обязательно вернуться в Ленинград, в свою часть.
Из госпиталя он писал товарищам, просил, чтобы его вытребовали в батальон. И получил затребование, официальное, с печатями.
Но всё оказалось сложнее, чем он себе представлял. В госпитале его и слушать не хотели: «Приказ для всех один. Пойдёшь в запасной полк, а оттуда уж куда направят».
До запасного полка Петров всё же не доехал. Команда выздоравливающих из госпиталя направлялась в город Киров, а он пересел в эшелон, шедший к Ладожскому озеру, в сторону фронта.
Всякое было в пути! И высаживали, и задерживали, и кормить не хотели. Время военное, а человек едет не со своей частью и без надлежащих документов, если правду сказать.
И всё же Петров прорвался в свой батальон.
За озером проделал ещё шестьдесят километров на попутных машинах. Опять были контрольно-пропускные пункты, опять от него требовали документов. Но тут, на ленинградской стороне, он уже не боялся — обратно в тыл не пошлют.
Командный пункт своего инженерного батальона Петров нашёл на старом месте — среди огородов, возле Средней Рогатки. У входа в штабную землянку сбросил вещевой мешок, обдёрнул шинель, затем открыл дверь.
— Товарищ майор! Старшина Петров прибыл для дальнейшего прохождения службы, — доложил он с порога.
— Здравствуй, Петров! — Командир обрадовался ему, встал над маленьким столиком, большой, высокий — под самый потолок землянки. — Хорошо заштопали тебя? Значит, вернулся в свою часть, молодец! Сдавай документы и становись на довольствие…
Петров снова вытянулся по стойке «смирно». Пришлось докладывать, что нужных документов у него нет, остались у офицера, сопровождавшего команду выздоравливающих в Киров.
— Значит, ты сбежал, как есть? История… Оформить тебя тут я не имею власти. Придётся улаживать в штабе фронта. Ну, обживись в батальоне, походи несколько дней. А мы тем временем и назначение тебе подберём. Намечается тут одно важное дело… — Майор постучал пальцем по столу. — Понятно?
Старшине хотелось узнать, что за дело, но командир больше ничего не сказал, а спрашивать было неудобно.
— Слушаюсь. Разрешите идти?
ВАЖНОЕ ДЕЛО
После разговора Петров ждал вызова к командиру целую неделю. «Может быть, сапёров-подрывников будут посылать во вражеский тыл?» — думал он. Смутный слух об этом ходил ещё осенью, до того, как Петрова ранили. «Или предстоит участвовать в какой-нибудь наступательной операции?» Это было бы тоже хорошо.
Старшина несколько раз заглядывал к штабным писарям, пытаясь узнать что-либо у них. Но и всезнающие писари на этот раз ничего сказать не могли.
Старшина старался сдержать нетерпение. Чего нервничать? Военному человеку не положено напрашиваться на службу и не положено отказываться от неё. Надо ждать.
А всё-таки, когда его вызвали в штаб, он бросился туда почти бегом, куда только степенность девалась!
— Так вот, товарищ старшина, — сказал майор, — приказ о вас подписан. С сегодняшнего дня вы снова зачислены в списки части.
