Илга Понорницкая - Дом людей и зверей
С тех пор Репей и заходит к дворнику Васе через дверь. Пока нет Васи, Репей дожидается у входа в коморку.
Внутри всегда есть немудрёное угощение, а после Репей Васе песни поёт. Вася разомлеет от тепла и от песен, зевнёт:
— Ну что, Репка, на боковую?
И тут Репей к двери подойдёт и мявкнет: давай выпускай. Кому на боковую, а у него охота начинается.
В подвале уйма крыс и мышей. С мышами всё просто. А крыс его собратья боятся, крыса может сильнее тебя оказаться. И нападают они всегда не в одиночку — компанией.
Но отчего-то среди них ходит слух, что у Репья железные когти, и кому достанется удар его лапы, тот и упадёт замертво. Было такое, не было ли, чтобы Репей на месте вот так кого-то убил. Но почему-то все верят — ему это запросто.
И собратья-коты не сомневаются в его силе.
Это при том, что Репей — бывший домашний.
Такие как он недолго живут, оказавшись на улице. А тем, кому всё-таки удаётся вырасти, до конца жизни так и суждено всех бояться и со всеми добычу делить. А чуть что — тебя ещё и попрекнут за то, что ты не в подвале родился, как остальные. В сырой день, когда все под крыльцом вместе дрожат, тебе скажут:
— Иди домой, глядишь и обогреют…
Или, отнимая протухший селедкин хвост, скажут:
— Ты всё равно к такой еде не привык, дома тебя свежачком кормили.
Но никто не рискнёт так обидеть Репья. Даже не пробуют. Мало того, Репей смотрит, чтобы и остальных во дворе не обижали. Двор — общий.
Как, почему он оказался дворовым котом, он не помнит — маленький был. Ему смутно помнится только дверь на площадке, и он точно знает: ему надо вовнутрь. Из-за двери невыразимо пахнет чем-то, что окружало его всю жизнь, а здесь, вокруг, этого запаха нет. И оттого ему жутко.
— Впустите меня! — кричит он и отчаянно царапает дверь.
В подъезд выходит большой человек, он отодвигает котёнка ногой и совершенно не понимает, когда ему говоришь: «Впустите!»
Потом Репей, вроде, спит. И через какое-то время снова видит человечка — маленького и тоже очень знакомого. Он выносит ему в блюдечке молока. И пока его товарищ пьёт молоко, ребёнок спрашивает у него:
— Почему ты здесь сидишь? Мы же тебя отпустили. Папа сказал, ты можешь идти куда хочешь.
— А он не птичка, чтоб отпускать его, — проходя, говорит какая-то женщина.
Котёнок чувствует: мальчику неприятно слышать её слова. И котёнку делается неприятно тоже. Он не понимает, о чём разговор. Видит только, что его товарища огорчили. Котёнок мяучит вопросительно: что случилось? А мальчик уже — шмыг вниз по лестнице, только подъездная дверь хлопнула.
Ещё один человек застаёт Репья дремлющим возле блюдечка. И начинает говорить — много, шумно, размахивая почему-то в воздухе блюдечком. Оно прозрачное, если смотреть на свет, и если махать им, в нём блёстки вспыхивают.
Так, с блюдечком в одной руке, человек хватает другой рукой котёнка и выносит из подъезда, а там толкает в подвальное окно:
— Вот твоё место.
Котёнок цепляется лапами за край окна — не зря же его Репьём зовут. Когти штукатурку царапают, в щели уходят…
Женщина хочет отодрать его лапки.
— Там сиди, там, не приходи больше…
Блюдечко выскользает у неё из рук, раздаётся звон — и её «ах!» — и в ту же секунду котёнка изнутри больно хватают за задние лапы — и он летит в темноту, в целую толпу крыс.
Ох и не любит же он теперь крыс!
Он разгоняет их, сгрудившихся над каким-то тельцем. Оно окровавлено — но даже запах крови не убивает знакомый запах, который ни с чем не спутаешь.
«Домашний!» — ахает Репей.
Ему кажется, что лежащий перед ним — котёнок. Осторожно Репей поднимает его и несёт бережно, как кошка-мама своих котят. Лапы спотыкаются о длинный голый хвост, на конце заострённый… Нет, не котёнок…
— Ох ты котики-кошата… — ахает дворник.
Берёт Крыску в ладони, укладывает в коробку из-под сандалий, достаёт тазик и наливает воды — раны промыть.
— Сбежала, видать, от кого-то, — говорит Репью.
И он даже может угадать, от кого.
Дворник — как домовой, он всё видит: кто с кем подружился, кто с кем поругался, кто съехал из дома, кто въехал, новоселье справляет.
Видел он, как девочка, счастливая, несла в дом коробку, в которой кто-то возился. Мама шагала рядом хотя и растерянная, но всё равно она радовалась оттого, что дочка рада.
Он даже слышал, как одна красивая женщина из другого подъезда — конечно, это была тётя Света — говорила девочкиной маме:
— Ты её слишком балуешь, Люська! А если она завтра захочет весь зоопарк домой?
А та, которую Люськой назвали, отвечала:
— Я весь зоопарк так и так не смогу… И я думаю: должны же у неё хоть какие-то желания исполняться… Должна у неё радость быть…
Дворник с ведром по лестнице прошёл мимо них — верхнюю площадку убирать. Мама девочки отпирала квартиру, из которой уже птичьи крики слышались. Тётя Света говорила:
— А что, мало радости? И птицы, и рыбы…
Мама отвечала что-то беспомощно. Что тут объяснишь?
И дворник бы не сказал, что хорошего в грязно-белой ободранной крысе… И хвост какой — белый, голый… Да только у дворника и не спрашивает никто. С кем ему разговаривать?
— Давай, оживай, — говорит он Крыске. — Назад тебя к девчонке отнесу, пусть у неё радость будет…
И Репью кивает:
— Ведь так, Репа?
Дворник Репья Репой зовёт. Всякий своё видит в кошачьем имени. Кто — острые, цепкие когти, а дворник говорит, кот — голова. Умнющий — не каждому человеку такая репа дана. Дворник Репе рассказывает, как у него день прошёл. Жалуется: снег валит, осерчала природа. А Репа слушает — и как будто всё понимает.
А Крыска — умная ли она, как Репей, или нет, но вот она глаза открывает и вспоминает, кто она, — с трудом.
— Это я — Радость… И я, выходит, живу…
А дворник как раз говорит: «Радость, радость…»
И вдруг её осеняет: «Вот как по-ихнему будет Радость!»
Она вскакивает на лапы и благодарно фыркает: «Я есть! И ты есть! Ты знаешь, кто я. Я Радость!»
А дворник ей в ответ:
— Лежи, торопыга!
Однажды в субботу раздаётся звонок в дверь.
Девочка в школе, у мамы руки в муке. Она кое-как открывает дверь.
Дворник Вася, смущенный как человек, осознающий, что совершает добрый поступок, протягивает ей на ладони Крыску:
— Вот, вашей дочке. Жива-здорова…
Мама в испуге отдёргивает руку, ведёт дворника в дом, просит:
— Посадите хоть в эту банку.
Радость становится на задние лапы, дворник уходит, провожаемый совсем не весёлым «спасибо».
Когда Крыска исчезла, мама сказала дочке: «Ушла и ушла. Может быть, где-то ей будет лучше».
В самом деле, они же не выбросили её в мусоропровод. Не отнесли на корм удаву.
— Лабораторное животное, куда тебя теперь? — говорит мама.
Крыска стоит на задних лапах, головку — набок, слушает.
Мама объясняет ей:
— В аквариум тебя не посадишь, нет, там твой сынок хозяйничает. Он ведь тебя как гонял?
Крыске слышится как будто участие. Мама спрашивает невесть у кого:
— Что мне теперь, два крысятника в доме держать? Вот радость-то…
«Радость, Радость!» — Крыска узнаёт знакомое слово.
Мама говорит:
— Или в зоопарк тебя сдать? Ты же лабораторная! Тебя специально вывели… Пусть тобой питаются…
В самом деле, унести её, что ли, вот в этой банке, пока дочка не пришла? И дочка ни о чём не узнает.
Мама втолковывает Крыске:
— Ведь ты только ешь — и всё. И убирай за тобой. И ещё кусаешься. Никакой радости от тебя.
«Это я — Радость!» Крыска громко пищит.
Она забыла уже, как кусалась. Забыла свою ненависть к маме и дочке. Они разлучили её с Крысом, как прежде какие-то люди разлучили с Самой Большой Радостью.
Она привыкла — когда уходишь откуда-нибудь, назад уже не вернуться. Тебе могут только показать твой прежний мир издалека, чтобы у тебя сердце сжалось… И у тех, кого ты оставила — тоже.
И вдруг её путь пошёл в обратную сторону! Она опять в этом доме, где пахнет вот этим домом, уютом. Каждый человек пахнет по-своему, и оказывается, запах можно узнать и понять, что соскучилась по нему! Здесь она когда-то поняла, что стала Большой Радостью… Так, глядишь, и к Крысу она когда-нибудь вернётся, и к своей Самой Большой Радости…
Крыска чувствует, как любит их всех — и эту огромную тоже…
Она подтягивается на лапах и вылезает из банки, пищит:
— Ну возьми же меня на руки! Видишь, мы встретились…
Передними лапками в воздухе опору ищет. Сейчас соскользнёт с банки.
Мама ищет, чем бы её взять… Вот, полотенце. Потом постирать его, не забыть… Вот ведь — забот не было.
Все неприятности мама встречает как новые задачки. Пришла задачка — её решать надо.
Но про крысу — это сейчас не главная задачка. Главное то, что дочкин класс едет на экскурсию, в соседний город. Там будет дельфинарий и аквапарк. Деньги в понедельник надо принести… И мама не представляет, где их взять.
