Леонид Сергеев - Самый дружелюбный пес на свете
– Он философ, – вставил Владимир Васильевич. – Крайне ленивый и первостепенный соня.
– Да, – кивнула его супруга. – Но они друг без друга никуда не ходят.
– В мае здесь кошачья свадьба, – засмеялся Владимир Васильевич. – Это веселое зрелище. Один кот умывается, прихорашивается, другой гипнотизирует кошек взглядом, третий изображает романтического, загадочного. Вся их гвардия собирается на берегу Оки. И Гаврюша с Феликсом туда приходят, но Феликс делает вид, что все происходящее там его не касается, он смотрит на воробьев.
– Прошлой осенью у нас случилась неприятность, – продолжила Анна Ивановна. – Мы собирались съезжать с дачи, а Феликса нигде нет. Весь поселок обыскали. Так и уехали с одним Гаврюшей. Через неделю снова поехали Феликса искать. Уже наступили холода, выпал снег. Смотрим – цепочка следов и он под террасой. Худой, трясется от холода. Привезли его в Серпухов, они с Гаврюшей встретились, обрадовались, вылизывали друг друга…
Врачи-дачники были готовы рассказывать о своих любимцах до бесконечности (те безучастно дремали на подоконнике), но прибежали Челкаш с Мартой и я поднялся.
– Спасибо за чай и рассказ о Гаврюше и Феликсе.
Мы договорились еще встретиться, обменялись адресами и, позвав Челкаша, я направился к Малышу. Но Челкаш и не думал никуда уезжать, он настроился остаться здесь навсегда. Пришлось его уговаривать; и не только мне, но и хозяевам дачи. С полчаса его уламывали, а он, насупившись, обиженно смотрел на нас и мотал головой. Он согласился ехать только после того, как Марта что-то шепнула ему на ухо. Вот такая у него случилась любовь с первого взгляда.
Глава семнадцатая. Красивый поселок и отвратительное зрелище
Следующую остановку мы сделали у дома бакенщика – уж очень экзотическим выглядело его жилище, этакая избушка на курьих ножках – железных трубах (как позднее я узнал, чтобы ее не затопляло в половодье). В избушку надо было взбираться по лестнице из семи ступеней. Еще более экзотичным был сам бакенщик – мужчина моего возраста, низкорослый, полноватый, похожий на приплюснутую тыкву; на его широком лице выделялись светлые, почти прозрачные глаза и большой нос-набалдашник.
– Тихон Шапошников, работник обстановочного поста, – представился он, пожимая мне руку. (У него была не кисть, а лапа – огромная, с перчатку хоккейного вратаря).
Мы присели покурить на настиле перед его домом, и я начал рассказывать, как в детстве завидовал романтической профессии бакенщика.
– Романтики мало. В основном тяжелый труд, – Тихон пожаловался на рыбаков-браконьеров и на мальчишек, которые угоняют лодки. – Берут покататься, а потом бросают за много километров от поселков…
Я рассказал, как подростки угнали нашего Малыша и как мы его разыскивали. Челкаш, который до этого спокойно сидел рядом и разглядывал гулявших по песку чаек, при этих моих словах встрепенулся, гавкнул и выпятил грудь, давая понять, что основную роль в этой истории сыграл именно он – вот бахвалец!
– Эти балбесы угонщики еще ладно, они ничего с машиной не сделали бы, – поморщился Тихон. – А вот в Коломне орудуют серьезные мужики. Банда Егора Татуированного. Это зловещие фигуры. Угоняют машины и раздевают, а запчасти продают. Бывает, и перекрашивают машины, перебивают номера и продают в соседних областях.
Челкаш возмущенно рыкнул и я перевел его слова – Почему же их не поймают?
– Татуированный и его дружки шуруют быстро и четко, улик не оставляют. Надо же их застать на месте преступления, а попробуй застань!
– Татуированный это фамилия? – спросил я.
– Да нет. Прозвище. Он весь в наколках.
Докурив сигарету, Тихон извинился и, сославшись на дела, начал заправлять фонари для бакенов. Я попрощался, кивнул Челкашу, и мы направились к Малышу.
Некоторое время дорога петляла в лесу, потом тянулась через поля и перелески, а часа через два снова подошла к Оке, и мы подъехали к поселку Озеры. На окраине поселка стояла черная «Волга»; рядом несколько молодых крепких короткостриженных мужчин азартно что-то кричали, размахивали руками и топали, а перед ними на земле происходила возня каких-то белых существ.
Мы с Челкашом вышли из Малыша и стали свидетелями отвратительного зрелища – петушиного боя. Два петуха, раскинув крылья и распушив оперенье, чтобы казаться крупнее и запугать противника, то и дело подпрыгивали и яростно клевали и били шпорами друг друга. Обе птицы были изранены, но мужики и не думали прекращать схватку – знай себе гогочут и криками подзадоривают бойцов.
Я уже говорил, Челкаш не переносит драк, а здесь такое кровавое побоище! Он залаял, требуя прекратить бой, но на него зашикали, а крепкий мужчина с квадратным лицом скривился и топнул:
– Проваливай! Пошел вон!
Петушиный бой продолжался до тех пор, пока один из петухов не упал на бок; но и после этого победитель продолжал его клевать.
– Мужики, прекратите! – сказал я. – Неужели вам не жалко этих красивых птиц?! Неужели вам нечем заняться, чем-то серьезным, полезным?!
– Мы же ставки на них делаем, не понимаешь, что ли?! Петушиные бои – наши традиции, – буркнул один из короткостриженных.
– Традиции! Но в традициях и детей приносили в жертву! Надо покончить с дикими традициями.
– Отец, не цепляйся к нам! – мужчина с квадратным лицом бросил в мою сторону презрительный взгляд. – Не лечи нас! Вали отсюда, пока твою тачку не скинули в воду! Два раза я не повторяю!
Вот такую грубость услышали мы с Челкашом от «квадратной рожи». Как вам такое?! Атмосфера становилась взрывоопасной, но, понятно, мы не могли противостоять этой ораве – силы были слишком неравные. Тем не менее, Челкаш отважно подбежал к петухам и рявкнул. Птицы тут же, прихрамывая, побежали в разные стороны. После этого мы спешно сели в Малыш и въехали в поселок.
Ничего не скажешь, поселок Озеры не зря имеет красивое название. Представьте себе берег Оки с белым сыпучим песком, аккуратные дома и палисадники со множеством цветов. В одном из палисадников мы увидели старушку и остановились, чтобы спросить – есть ли в поселке бензоколонка (Малыш уже выпил почти весь бензин, оставался только запас в канистре).
– Бензоколонки, сынок, в Коломне, – ответила старушка, когда мы подошли к калитке. – И больницы у нас нет. Одна медсанчасть. Чуть болезнь прихватит, приходиться ехать в Коломну, а это почти час на автобусе.
– Надо же, такой красивый поселок и нет больницы, – посочувствовал я пожилой женщине.
– Поселок у нас приглядный. Сюда многие приезжают отдыхать. И люди у нас хорошие, но вот больницы нет.
– Люди не очень хорошие. Жестокие, – заявил я и рассказал про петушиный бой.
– Это, небось, Татуированный с дружками. Они не местные. Они из Коломны. А сюда приезжают купаться. На берегу делают шашлыки, пьют водку, безобразничают… И петухов с собой привозят, и собак стравливают, забавы ради… Накидают бутылок, окурков, бумаг всяких, ничего не уберут, – старушка вдруг зашмыгала носом. – В прошлом году у меня Катьку украли.
– Какую Катьку?
– Козу. Мою кормилицу. Она вон там паслась, – старушка показала на пригорок. – Я привязывала ее на веревке к колышку. А Татуированный с дружками обрезали веревку и затащили Катьку в машину и увезли. Потом убили, – старушка смахнула слезы. – Участковый сказал «сделали из Катьки шашлыки»… Ну судили их, а толку-то что? Присудили штраф, а кто мне вернет Катьку? Она мне была, как дочка…
Мы с Челкашом стиснули зубы и процедили:
– Негодяи!
– Вот теперь с Барсиком остались вдвоем, – старушка кивнула на кота, который сидел около ее ног и хмуро посматривал на Челкаша. – Барсик любил Катьку. Когда ее не стало, две недели ничего не ел… И спал на ее месте в сарае. В дом не заходил…
Я как мог успокоил старушку и с тяжелым сердцем пошел к Малышу. Челкаш, понуро опустив голову, поплелся рядом. Всегда веселый, на этот раз он даже отвернулся от меня, чтобы я не видел его глаз, но я догадывался, что он плачет. Вы ведь помните, я уже говорил, он сентиментальный, чувствительный, ранимый, и, наверняка, в тот момент думал о бедняге Катьке.
В общем, вокруг простирался прекрасный пейзаж и погода стояла отличная, а вот настроение было – хуже нельзя придумать. И в голову лезли мрачные мысли; примерно такие: «Все-таки еще немало у нас негодяев. И законы слишком мягкие. Какой-то штраф за убийство животного! Таких, как подростки угонщики и Татуированный, надо сажать в тюрьму. А суд над ними показывать по телевидению на всю страну, чтобы другим было неповадно. Правильно говорил Бернард Шоу: «Самое большое преступление – это безнаказанность». Вот такие мысли крутились в моей голове, говорю об этом с большим прискорбием. К счастью, вскоре мы поняли, что в тех краях негодяев можно пересчитать по пальцам, а большинство – замечательные люди, – как, впрочем, и всюду. Если вы еще не убедились в этом, то вскоре непременно убедитесь. Непременно, вот увидите.
