Ольга Арнольд - Любимая противная собака
Обзор книги Ольга Арнольд - Любимая противная собака
Ольга Романовна Арнольд
Любимая противная собака
В отличие от двуногих героев, все четверолапые герои этой книги списаны с реальных персонажей, за участие которых в работе автор выносит им самую искреннюю благодарность.
ЗАЙЧИК
Мысли о жизни и работе заячьего терьера Тимофея
Говорят, по длинным ушам узнают осла. Иногда мои уши называют ослиными, но мне это не нравится, гораздо приятнее, когда меня зовут «зайчик». На «зайчик» я никогда не обижаюсь, хотя я — собака. Взрослый, почти солидный пес. Меня зовут Тимоша, мне уже шесть лет, и в моей семье, кроме меня, еще двое людей — Мама и Папа. Я прекрасно понимаю человеческий язык, хотя люди об этом обычно не догадываются, и знаю, что такое заяц. У меня самого в коробке для игрушек несколько мягких зайцев, все, у кого уши я еще не откусил, длинноухие. Но мои уши немного другие — с кисточками на кончиках. Как у рыси или кистеухой свиньи, говорит Мама. Все вокруг считают, что у меня замечательные стоячие уши. Но не всегда это удобно — когда я пытаюсь спрятаться от Мамы, уши меня выдают — их видно отовсюду.
Когда я нашел своих человеческих родителей, я уже вышел из щенячьего возраста. До них я жил совсем в другой семье, а потом что-то случилось, и меня отвезли в деревню и там бросили. Я жил во дворе вместе с огромным псом — овчароидом, нам на двоих ставили одну миску с помоями (едой это назвать было нельзя), но этот зверь меня к миске не подпускал. С тех пор я люто ненавижу всех овчарок. Впрочем, я не люблю вспоминать этот период своей жизни, это печальная история, а я веселый от природы. Я тогда еще был совсем маленький, но уже кое-что соображал. Я понимал, что так жить нельзя — я просто не выживу, — и стал искать себе хозяев. Нашел человека, который мне понравился, и сказал, что буду его собакой. Буквально заставил его украсть меня прямо с деревенской улицы. Так я выбрал Папу, он посадил меня в машину и привез в Москву.
С Мамой было сложнее. Мне пришлось долго ее завоевывать. Когда Мама меня в первый раз увидела, она заявила, что мои уши ей не нравятся, потому что уши у собаки должны быть мягкие, длинные и висячие, как у спаниеля. У моих родителей передо мной была Глаша — рыжий английский спаниель, она умерла от старости, и Мама хотела видеть рядом с собой только такую собаку. Тем более что у меня нет хвоста — такой уж я уродился, — и Мама сказала, что не знает, как можно вытаскивать откуда-нибудь, из ямы или из дырки в заборе, бесхвостую собаку — за что ее хватать?
В то время я сделал все, чтобы удержаться в этом доме. И не просто удержаться — мне надо, чтобы меня любили. Хозяйка же, которую я тогда не мог даже про себя называть Мамой, была очень строга. Она меня до бесконечности отмывала и мазала какой-то гадостью мне шкурку. Кормила она меня до отвала, и притом вкусно, хотя и полезно. Тогда мне все казалось вкусным, настолько я наголодался. Сейчас я понимаю, что полезная еда всегда невкусная, но тогда мне было все равно, я все ел и никак не мог наесться. Потом пришла парикмахер Женя и сделала мне прическу; это было не слишком приятно, но терпимо. Впрочем, и меня хозяйка тоже только терпела. В конце концов, я ее обаял, но моей заслуги, как ни странно, в том не было. Я неожиданно заболел, у меня вдруг отказали лапки; больно не было, но я не мог встать, даже чтобы пописать, не говоря уже о том, чтобы соответствующим образом задрать лапку. Хозяева всполошились и, закутав в тряпочку, повезли меня к ветеринару. Это случилось, когда мы были за городом, и дорога была дальняя. Мама прижимала мое тельце к себе, гладила и шептала ласковые слова. Чуть ли не плакала и просила у меня прощения, бормотала, что второй потери она не переживет. Я тогда еще не очень хорошо понимал человеческий язык, но общий смысл понял, к тому же мне стало у нее на коленях тепло и уютно. К ветеринару мы в тот раз так и не попали — по дороге у меня все прошло, и мы повернули назад. А Мама после этого стала смотреть на меня, как на свою собаку. С тех пор мы с ней живем душа в душу, хотя иногда она ведет себя неправильно, и я не стесняюсь ей это показать.
Вообще я считаю, что к дрессировке хозяев надо приступать немедленно, пока они не распустились. Хозяева должны четко знать свои обязанности и выполнять все твои желания. Этого последнего добиться, конечно, трудно, но приложить лапу все-таки стоит. Я, например, очень люблю ездить в лифте на руках у хозяйки. Научить ее всегда брать меня на руки, когда мы спускаемся со своего двадцать второго этажа, оказалось очень легко: надо было всего лишь с громким лаем бросаться на всех собак, которые пытались подсесть к нам по дороге, и теперь Мама, опасаясь конфликтов, всегда в лифте крепко прижимает меня к себе. Или вот еще. Я терпеть не могу одеваться на прогулку, но в холодное время родители на этом настаивают. В качестве компенсации меня выносят на руках прямо из квартиры. Это теперь, но сколько мне пришлось проявить упорства, чтобы, не двигаясь, сидеть на полу и тупо сверлить родителей глазами! Это когда гулять-то по-настоящему хочется… А вот плащ, шуршащий такой, я на дух не выношу! Когда в первый раз его на меня напялили, я сел под дождем прямо в лужу и не двинулся с места, пока Мама с Папой не убедились, что прогулка на этом закончилась. Вот еще придумали, гулять, когда на тебя сверху вода льется! Надо сказать, что обучить родителей мне удалось далеко не всему. Так, если, лежа на диване, я роняю на пол игрушку, они ее почти никогда не подбирают, сколько бы по этому поводу я ни поднимал шума. Приходится самому спускаться и поднимать, а потом опять залезать на диван.
Но грех жаловаться, с хозяевами мне повезло, недаром я сам Папу выбрал. Квартира у меня теперь приличная, двухкомнатная, в каждой комнате — по спальному месту. Сперва родители решили поселить меня в кресле, постелили туда какой-то рваный плед и все повторяли: «Место, место», — будто я слабоумный. Вот еще! Ночью я пытался забраться к ним в постель, но они просыпались и снова перекладывали меня в кресло. Мама все говорила, что от меня воняет и она не может спать рядом с пахучим псом. Все это выдумки, она столько раз меня стирала, что я благоухал разве что противным шампунем — как только люди могут мыть им голову! И тогда мне пришлось изменить тактику. Когда они крепко спали, я тихонько забирался на кровать и деликатно укладывался между ними, так что они обнаруживали меня, только когда просыпались утром. Они сдались на третий день, вернее, на третью ночь. Теперь я всегда сплю на супружеском ложе.
Мои родители исправно выполняют свои обязанности. Гуляют со мной они три раза в день, обычно дважды Мама, а вечером — Папа, а порою они вместе. В этом отношении они образцовые хозяева. Мне жаль собак, которых выводят на улицу только для того, чтобы те пописали и покакали. Но гулять полагается вовсе не для этого! В конце концов, вместо туалета можно использовать пол в кухне, хотя злоупотреблять этим не следует. Нет, прогулка нужна для того, чтобы собака размяла ноги, пообщалась с другими четвероногими, а также двуногими, с кем-то обнюхалась, а с кем-то полаялась, познакомилась со всем, что написано на столбах. Ведь у нас есть не только устная речь, которую понимают некоторые особо продвинутые люди, но и письменная, а это уже выше человеческого понимания. Иногда даже выше моего — бывает, заметка оставлена так высоко, что я не в силах оставить поверх нее ответное сообщение. Тогда я делаю вид, что ничего и не было, и с равнодушным видом прохожу мимо. Правда, как-то раз я видел, как кобелек из нижнего дома (противный, надо сказать, кобелек, со сварливым нравом) писал, стоя на двух передних лапах, у него высоко получалось. Я попробовал сделать так же, но уж больно положение неустойчивое. В конце концов, я же не цирковой пес! И не большая панда — у них кобели (мама называет их самцами) встают на передние лапы, выпрямляются и писают на дерево, стоя кверху тормашками (это показывали как-то по телевизору, Мама обожает смотреть «Планету животных»). Если бамбуковые мишки таким образом меряются силой — кто выше оставит метку, — это их дело, по мне, так они хороши и в моей корзине для игрушек.
Кто сказал, что размер имеет значение! Пусть во мне шесть кило, зато я прекрасно расправляюсь с большими собаками. Вот только намедни так погонял огромного добермана! Я бы разделался с каждой встречной овчаркой, если бы Мама меня у них не отнимала. Обычно она подбегает ко мне в тот момент, когда я с громким лаем наскакиваю на чужака, и хватает на ручки. После этого она извиняется перед хозяевами овчарки: «Простите, это ведь терьер, хоть и заячий, я ничего не могу с ним поделать». И шлепает меня по попке, но это даже не обидно и совсем не больно. А один раз, когда я пытался съесть какую-то противного вида, не слишком крупную собаку, Мама так торопилась, что споткнулась и упала — прямо на меня. Но не придавила — я успел вывернуться. Поднявшись, она поспешно отвела меня в сторону, приговаривая: «Это надо же до такого додуматься — напасть на питбуля!»
