Ларри Янг - Химия любви. Научный взгляд на любовь, секс и влечение
Так существует свободная воля или она отвечает за десять, двадцать, тридцать – сколько? – процентов наших поступков? Важнее то, что мы ведем себя так, словно она действительно у нас есть. Иначе говоря, мы рассказываем себе историю. Это и означает быть человеком, особенно влюбленным человеком. Поэтому оба автора этой книги уверены, что будущее любви такое же светлое, как и раньше.
Как бы мы чувствовали себя, попав в мир, описанный сатириком Джорджем Сандерсом в рассказе «Побег из Паучьей головы»? Главный герой Джефф и молодая женщина Хизер встречаются в лаборатории, где на них испытывают новое лекарство. Абнести, проводящий тест, дает им препарат, после чего Джефф начинает думать, что Хизер выглядит «суперкруто», и то же самое начинает думать о нем она. «Скоро мы оказались на диване, и пошло-поехало. Между нами возникла самая настоящая страсть». И не просто страсть, а «правильная» страсть. Джефф и Хизер думают, что влюблены друг в друга. Позже Джеффу дают другое лекарство, и любовь исчезает. «Это потрясающе, – говорит Джеффу Абнести. – Это бомба. Мы раскрыли древний секрет. Фантастический поворотный момент! Допустим, кто-то не может любить. Теперь у него есть шанс. Мы ему поможем. Или кто-то слишком сильно влюблен. Или любит того, кого его родители считают неподходящей парой. Мы справимся и с этим. Скажем, человек грустит из-за своей любви. Тут появляемся мы или его папа с мамой, и грусти больше нет… Сумеем ли мы остановить войны? По крайней мере, притормозить их мы точно сможем! Внезапно солдаты обеих сторон начинают трахаться, а если доза небольшая – становятся лучшими друзьями». Забавно, не правда ли? Читая эти строки, мы улыбаемся. Но есть и классические научно-фантастические антиутопии, в которых эмоциями манипулируют и границы между реальностью и искусственными чувствами размываются.
Однако американцы и сейчас с энтузиазмом регулируют процессы в своем мозге. Согласно данным Центра по контролю и предотвращению заболеваний, примерно один из десяти американцев принимает антидепрессанты. Студенты без опаски и с пользой для себя принимают риталин, помогающий сосредоточиться на учебе. Сменные рабочие, пилоты, водители грузовиков и даже ученые употребляют модафинил – лекарство, позволяющее подолгу не спать, чтобы можно было продолжать работать. Мы уже не говорим о курильщиках марихуаны, кокаинистах, любителях бурбона, курильщиках или людях, помешанных на кофеине. Мы используем эти вещества по самым разным причинам, в том числе для того, чтобы справиться с любовью (хотим ли мы ее и не имеем, имеем ли, но не хотим, или пытаемся пережить ее потерю). Многие употребляют вещества, особенно алкоголь, чтобы повысить качество социального опыта. Молодые рейверы и любители вечеринок употребляют метилендиоксиметамфетамин, более известный как экстази, дающий им чувство сопричастности и дружбы с теми, кто танцует рядом со светящимися палочками в руках. Отчасти экстази действительно это делает, поскольку стимулирует высвобождение окситоцина и дофамина.
В 2009 году Ларри написал эссе для журнала Nature, где высказал идею, о которой мы здесь говорили: любовь – это качество, возникающее как результат серии химических реакций в мозге. У обозревателя New York Times Джона Тирни это эссе породило идею о возможной «вакцине любви» для тех, кто только что развелся или кто влюблен в человека, не способного или не желающего подарить ответную любовь. Статью перепечатывали в СМИ по всему миру. После этого Ларри получил письмо от жителя Найроби: «Я очень прошу, скажите, как получить эту вакцину для будущего применения. Надеюсь, вы объясните мне это и, если возможно, вышлете ее». Человек так воодушевился, что написал второе письмо: «Если есть подобное лекарство, я бы хотел получить несколько доз». А разве мы все не хотели бы? Кто из нас не испытывал безответной любви или боли, если любовь оканчивалась крахом? Кому не хотелось бы сделать укол, способный избавить от душевных страданий? Бедняга из Найроби и те, кто покупает «Лосьон Доверия», действительно хотят управлять своими и чужими эмоциями. На протяжении тысячелетий этим занимались ведьмы, создатели приворотных зелий и продавцы фальшивых афродизиаков. Всегда найдутся люди, которые чувствуют одно, а хотели бы чувствовать другое.
В Индии, где окситоцин часто используют для коров, чтобы увеличить удои, и даже для улучшения внешнего вида овощей, пресса пристально следит за социальными экспериментами над привязанностью, отчасти потому, что браки нередко устраиваются родителями, а не влюбленными. Если бы лекарство могло разжигать страсть, его бы использовали многие пары, долго живущие вместе. Если механизмами, которые мы обсуждали в этой книге, станет возможно управлять (а мы полагаем, что к этому все идет), ими будут управлять. Но это не сделает любовь менее реальной. Цветочная, ювелирная, винная и парфюмерная индустрии существуют благодаря нашей вере в то, что подобные манипуляции не только возможны, но и желательны. Наше общество уже решило, что использовать лекарства для влияния на личность нормально, и нет смысла это отрицать.
Обычно мы не ощущаем, что наши эмоции, вызванные искусственным изменением поведения, менее «реальны», чем возникшие естественным путем. Мы всегда манипулируем другими, а другие манипулируют нами. Любовь, пробужденная лекарством, не будет отличаться от любви, пробужденной бокалом мартини, умным разговором или хорошим сексом. Эмоция останется той же самой. Если кто-то принимает концепцию любви Ларри, ему неважно, что конкретно запускает механизмы мозга. Запуск этих цепей – вот что имеет значение. Какой бы способ мы ни использовали, мы будем вести себя так, словно сделали произвольный выбор. Любовь, запущенная лекарством, все равно останется любовью, подлинной и настоящей, по крайней мере такой же подлинной и настоящей, как и любая другая.
У нас может быть точная информация о том, как на процессы в нашем мозге влияют любовь, желание и пол, однако мы все равно изобретаем смыслы, чтобы лучше верить в это знание. Нас все так же радуют влюбленность и восторг и все так же печалит грусть. Но зато теперь у нас есть шанс желать большего и лучше понимать, что мы делаем. У нас есть возможность покончить с невежеством и предубеждениями, осознать силу механизма любви и попытаться, пусть иногда и тщетно, оградить себя от безрассудства. Есть люди, не верящие в Бога или в жизнь после смерти, но ведущие нравственную жизнь, способные ставить и преследовать цели, несмотря на свою уверенность, что никакое высшее существо не собирается их за это вознаграждать. А мы придумываем себе историю о встрече с человеком, которого полюбим, о том, как впервые увидим лицо своего ребенка, о бурном удовольствии от нашего сексуального пробуждения. Конечно, кто-то будет осознанно и злонамеренно использовать новое знание – в любой бочке меда есть ложка дегтя.
О гипотезе любви, привязанности и желания, которой посвящена эта книга, Вольпе говорит: «Давайте предположим, что Ларри прав на сто процентов. Допустим, я верю в это до мозга костей. И что тогда? Как это изменит мое поведение? Что я буду чувствовать по отношению к своей жене и детям?» Ничего это не изменит и не должно изменить. У Вольпе, его жены и детей есть свой миф, своя история, которую они создают на основе совместного опыта семейной любви. Даже Ларри, целыми днями думающий о любви и привязанности в терминах биохимических реакций, происходящих в определенных цепях мозга, испытывает любовь к своей жене и детям, которая не уменьшается из-за его редукционистской точки зрения.
То же самое происходит, когда мы смотрим фильмы. Кто видел «Гордость янки», историю Лу Герига, и ни разу не заплакал? Мы знаем, что режиссер, актеры и сценарист манипулируют нами, но все равно обнажаем свои эмоции. Нам нужна история, потому что она дает урок смелости, достоинства и, разумеется, любви. Как только в нас просыпается сексуальное желание, мы начинаем выдумывать причины, объясняющие ускоренное сердцебиение и пульсацию в паху. Сьюзен из Миннесоты продолжит флиртовать. Даже осознав это и сумев разобрать по кирпичикам всю нейрохимию процесса, она начнет рассказывать себе другую историю о том, почему это делает.
Конечно, любовь может привести и к трагическому финалу, как нередко бывает, но мы и здесь придумываем себе историю. Возможно, новая наука сумеет сгладить некоторые из самых опасных и патологических проявлений несчастной или обманутой любви.
Нам придется пересмотреть представления, с которыми мы живем уже много веков. Однако у тех, кому общество до сих пор отказывало в полноценном членстве из-за особенностей их биологии, из предубеждений, появится возможность вступить в его ряды. Мы сможем переосмыслить правила человеческих отношений, на которые, как нам теперь известно, сильно влияет работа химических веществ в нейронных цепях, идущая без участия нашего сознания. Нам придется спросить себя: всегда ли правильно то, что естественно? Если нет, мы должны будем решить, как и когда накладывать ограничения.
