Памела Друкерман - Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа
Может быть, и я рано или поздно привыкну к этим поездкам, хотя пока не решилась отпустить Бин. Эстер предлагает отправить девочек в летний лагерь в следующем году – им будет по шесть лет. Я с трудом представляю это. Да, мне хочется, чтобы мои дети научились полагаться на себя, справляться с трудностями, стали счастливыми. Но еще я хочу, чтобы они держали меня за руку. И не отпускали.
Наше французское будущее
Моя мама наконец смирилась с тем, что мы живем на другом краю океана. Она даже взялась учить французский, хоть получается у нее не так хорошо, как ей хотелось бы. Мамина подруга, которая жила в Панаме, почти не зная испанского, предложила такой метод: говорить предложениями в настоящем времени, после чего обозначить то время, которое на самом деле необходимо: «Я иду в магазин… Pasado!» («Я сходила в магазин»). «Я иду в магазин… Futuro!» («Я пойду в магазин позже»).
Я запретила маме делать так, когда она приедет. Ведь у меня теперь есть репутация, которую нужно беречь, – сама себе поражаюсь! У меня трое детей, которые ходят в местную школу, и хорошие отношения с хозяином рыбной лавки, портным и владельцами местных кафе. Париж, наконец, начал обращать на меня внимание.
Я все еще не умею восхищаться этим городом. Меня утомляют бесконечные обмены любезностями – Bonjour! Bonjour! – как и чопорное общение на «вы» со всеми, кроме ближайших друзей и коллег. Жизнь во Франции кажется слишком накрахмаленной, моему свободолюбивому «я» негде развернуться. Понимаю, как сильно изменилась, когда однажды утром в метро инстинктивно вздрагиваю и не решаюсь сесть на единственное свободное место, потому что мужчина, сидящий рядом, показался мне ненормальным. Потом до меня доходит, что единственным признаком его «ненормальности» были шорты.
И все равно в Париже я теперь как дома. Как говорят французы, я нашла свое место. У меня появились замечательные друзья. Оказалось, что под ледяным фасадом француженок тоже скрывается потребность в дружеском плече, в зеркальном поддакивании. Они тоже стесняются целлюлита. Благодаря своим новым друзьям я теперь говорю по-французски, как парижанка. Иногда сама себе удивляюсь, услышав из своих уст связные французские предложения.
И это здорово, что дети растут билингвами! Как-то утром одеваюсь, а Лео показывает на мой бюстгальтер.
– Это что? – спрашивает он.
– Bra, – отвечаю я по-английски.
Лео тут же показывает на свою руку. Я не сразу понимаю, но потом до меня доходит, что по-французски bras (с немым s на конце) означает «рука». Наверное, научился в яслях. Расспрашиваю его, и оказывается, он уже знает почти все названия частей тела по-французски.
Но что действительно сроднило меня с Францией, так это мудрость французских методов воспитания. Ведь именно здесь я узнала, что дети способны быть самостоятельными и вести себя рассудительно, что никогда не пришло бы мне в голову, воспитывай я их в США. Теперь меня в этом не разубедить, даже если мы переедем в другую страну.
Разумеется, некоторые французские идеи легче претворять в жизнь, когда находишься на французской земле. Гораздо проще не кормить детей вредными снеками, когда и другие дети на площадке их не едят. И устанавливать границы дозволенного легче, если для всех вокруг они примерно одинаковы. (Я часто спрашиваю Бин: «А в садике вам это разрешают?»)
Но многие методы французского воспитания можно применять где угодно, независимо от страны пребывания и количества сортов сыра! Просто родителям нужно немного изменить свои взгляды на отношения с детьми и пересмотреть свои ожидания.
Друзья часто спрашивают, воспитываю ли я своих детей больше французами или американцами. Когда мы с ними находимся в общественном месте, мне кажется, истина где-то посредине: по сравнению с детьми знакомых французов мои ведут себя плохо, по сравнению с детьми американцев – хорошо. Они не всегда вспоминают, что надо говорить bonjour и au revoir, но по крайней мере знают, что так принято. Как истинная французская мать, я постоянно им об этом напоминаю. Для меня это часть непрерывного процесса обучения, в рамках которого они каждый день учатся уважать окружающих и быть терпеливыми. И похоже, мое воспитание начинает приносить плоды.
Я все еще стремлюсь к французскому идеалу: уметь слушать детей, зная при этом, что нельзя склоняться перед их волей. В кризисные моменты я по-прежнему говорю: «здесь решаю я», напоминая всем, кто в доме хозяин. Моя задача – сделать так, чтобы дети не утонули в океане собственных желаний. Но, по возможности, я всегда отвечаю «да».
Мы с Саймоном больше не спорим, стоит ли нам оставаться во Франции. Если останемся, не знаю, что нас ждет, когда подрастут дети. Когда дети становятся подростками, французы очень сильно ослабляют поводок и совершенно спокойно относятся к тому, что у тех появляется личная жизнь, даже сексуальная. Возможно, поэтому подростки здесь меньше бунтуют.
Французским подросткам также легче смириться с тем, что и у их maman и papa есть своя частная жизнь. В конце концов, родители никогда от них этого не скрывали, их жизнь не вращалась исключительно вокруг детей. Рано или поздно дети планируют покинуть родительский дом. Но если француз или француженка в двадцать пять лет все еще живут с родителями, это не считается унизительным и жалким, как в Америке. Здесь никто не мешает друг другу «жить своей жизнью».
В то лето, когда Бин переходит в подготовительную группу, я понимаю, что воспитание по-французски стало для меня второй натурой. Почти все друзья Бин на лето уезжают к бабушкам и дедушкам. И я решаю отправить ее в Майами, к своей маме. Мама все равно приедет к нам в Париж – вот и улетят вместе.
Но Саймон против. Что если Бин соскучится по дому, а мы на другом конце света? Здесь, во Франции, я подыскала ей лагерь с ежедневными уроками плавания. Но она приедет в середине смены. Не будет ли ей трудно завести друзей? Саймон предлагает подождать еще год, чтобы Бин немного подросла.
Но Бин приходит в восторг, узнав о поездке. Она заверяет нас, что не будет скучать у бабушки, и в лагерь ей очень хочется. Саймон наконец соглашается, видимо, решив, что, пока Бин будет в отъезде, у него освободится время для его любимых кафе. Потом я слетаю в Майами и привезу Бин домой.
Инструктирую маму по основным пунктам: никакой свинины, побольше солнцезащитного крема. Мы с Бин целую неделю думаем, что положить в сумку, которую она возьмет в ручной багаж. Обе начинаем «скучать заранее», и я обещаю звонить каждый день.
И звоню. Но как только Бин прилетает в Майами, ее захватывают приключения, и она уже не может продержаться у телефона больше минуты или двух. Приходится узнавать все из докладов мамы и ее подруг. Одна из них пишет: «Сегодня Бин ела суши, учила нас французскому, делилась важными проблемами, связанными с детсадовскими подружками, а потом уснула с улыбкой на лице».
Всего через несколько дней произношение Бин, раньше загадочно-неопределенное, с легким британским акцентом, меняется на чисто американское. Car она произносит с раскатистым rrrrrrr на конце. При этом она вовсю эксплуатирует свой статус экспатриантки. Мама говорит, что в машине они слушали кассеты с уроками французского, и Бин заявила: «Этот человек не умеет говорить по-французски!»
А еще Бин пытается выяснить, что там происходит в Париже в ее отсутствие. «Папа потолстел? Мама состарилась?» – спрашивает она примерно через неделю. Она сообщает всем, когда я приеду в Майами, надолго ли и куда мы потом поедем. Как и предсказывала Франсуаза Дольто, Бин нуждается в самостоятельности.
Стоит мне рассказать подругам о заграничном путешествии Бин, их реакции делятся в точном соответствии с национальностью. Американки называют Бин «храброй девочкой» и интересуются, как она переносит разницу в культурах. Никто из моих знакомых американок и не думает отослать своих шестилетних детей на десять дней к бабушке, тем более через океан. Однако мои знакомые француженки считают, что расставание иногда полезно для всех. Они ничуть не удивляются тому, что Бин и без меня может быть весела, и рады, что у меня появилась возможность заслуженно отдохнуть.
По мере того как наши дети учатся самостоятельности, налаживаются и наши с Саймоном отношения. У него по-прежнему бывают вспышки раздражения, и я по-прежнему досаждаю ему, но он, похоже, решил, что иногда можно побыть в хорошем настроении, а как-то вдруг признался, что ему приятно мое общество. Бывает, он даже смеется над моими шутками.
При этом, как ни странно, он находит весьма забавным юмор Бин.
– Ты, когда родилась, была похожа на обезьянку, – говорит он ей однажды утром.
– А ты, когда родился, был похож на какашку, – отвечает она.
Саймон смеется до слез. Я же никогда не была особым ценителем фекально-сюрреалистического юмора. И не собираюсь начинать ради Саймона, зато готова пойти на другие уступки. Например, стараюсь не придираться, когда он дает детям апельсиновый сок, забыв встряхнуть пакет. Теперь я понимаю, что, как и детям, ему нужна самостоятельность. И если получу стакан апельсиновой мякоти вместо сока – что ж, пусть будет так. А еще я перестала спрашивать, о чем он думает. Научилась ценить некую недосказанность в наших отношениях.
![Памела Друкерман - Французские дети не плюются едой [секреты воспитания из Парижа]](/uploads/posts/books/274288/274288.jpg)
