Майкл Джонсон - Золотая лихорадка. Как делают олимпийских чемпионов
Забег на 150 метров был спланирован таким образом, что 75 метров его дистанции приходилось на вираж и 75 метров – на прямую. Я знал, что у меня был шанс одержать в нем победу, поскольку у Донована всегда были проблемы с прохождением виража. Факт того, что я был более мощным бегуном, также свидетельствовал в пользу моей победы. После того как на пресс-конференции Донован наговорил про меня всякую ерунду, включая его заявление о том, что я не хочу участвовать в этом забеге, я решил доказать всем, насколько я был уверен в своей победе. Каждый из участников этого забега, независимо от его результата, получал по одному миллиону долларов. В дополнение к этой сумме победитель забега получал еще полтора миллиона долларов. Поэтому я решил бросить вызов Доновану и заявил:
– Я предлагаю каждому из участников отдать свой миллион долларов в общий фонд, таким образом, победитель этого забега получит все деньги.
Конечно же, Донован отклонил это предложение.
Наконец настал день забега. У меня получился очень удачный старт, но через несколько метров дистанции у меня произошло растяжение четырехглавой мышцы ноги. Таким образом, я не смог бежать дальше и остановился. Тут же в своем интервью Донован заявил о том, что я специально симулировал травму, потому что боялся проиграть ему. Естественно, в этом его поддержали все канадские болельщики и средства массовой информации, что очень меня расстроило. Но я был уверен в том, что в моей-то стране меня все поддержат. К сожалению, я был неправ. Критика, которая обрушилась на меня со стороны американских средств массовой информации, расстроила меня еще больше. С другой стороны, не стоит забывать о том, что это Америка. Именно это отличает ее от других государств. Это сильная страна, которая воспитывает сильных спортсменов. Американские средства массовой информации никогда не будут поддерживать спортсмена только лишь потому, что он американец. И будут критиковать его нисколько не меньше других. А поскольку я был большой «звездой», я был их целью.
Доказать самому себе
После того забега и на протяжении всего сезона 1997 года я был решительно настроен доказать всему миру, что я не лентяй и обманщик, а точно такой же спортивный боец, каким я был на Олимпийских играх – самом грандиозном спортивном событии в мире. Поэтому когда врачи, для того чтобы лучше залечить мою травму, настоятельно порекомендовали мне не принимать участия в соревнованиях в том сезоне, я решил, что для меня это неприемлемо. Восстанавливаясь после травмы, я продолжал тренироваться и таким образом перехитрил их.
Я очень сильно хотел вернуться на беговую дорожку и доказать всему миру, что я не сдался. Поэтому я решил полететь на международные соревнования в Париж и принять участие в забеге на 400 метров – единственной дисциплине бега, в которой я не проигрывал на протяжении последних семи лет. Я занял на нем лишь четвертое место, что явно свидетельствовало о том, что я не восстановился после своей травмы. Однако несколько информационных агентств сразу же после этого заявили о том, что это поражение наряду с моим «поражением» Доновану Бэйли показывают всем то, к чему может привести постолимпийское самодовольство.
Мой врач и Клайд снова посоветовали мне прекратить участие в соревнованиях. Несмотря на то, что из-за своей травмы я не принимал участие в чемпионате США и, соответственно, не попадал в национальную сборную, Международная ассоциация легкоатлетических федераций установила новые правила, согласно которым все действующие чемпионы автоматически попадали на чемпионат мира 1997 года в Афинах. Поэтому я продолжал готовиться к забегу на 400 метров, но приехал на чемпионат мира далеко не в лучшей форме. И в предварительных забегах я это сразу же почувствовал. В четвертьфинальном забеге я решил, что мне нужно постараться сэкономить как можно больше сил, поэтому в самом конце забега я не стал оглядываться назад для того, чтобы узнать, какое преимущество я имел перед своими соперниками. Это было моей ошибкой, и в результате двое из них обошли меня на самом финише. Все закончилось тем, что я не выходил автоматически в полуфинал, и мне пришлось ждать результаты всех четвертьфинальных забегов, после которых объявляются имена тех спортсменов, которые попадают в полуфинал по времени своего результата. Это дало повод всем моим недоброжелателям на дополнительные сомнения и критические высказывания в мой адрес. Однако их комментарии не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило внутри меня. Мы вместе с тренером молча сидели и ждали результатов, благодаря которым можно было понять, имел я право участвовать в дальнейшей борьбе за медаль или нет.
После того, как были получены все результаты и оказалось, что я попадаю в следующий раунд соревнований, я не проронил ни единого слова и отказался давать любые интервью. Я не мог дождаться того полуфинала. В том забеге я собрал всю свою силу воли в кулак и показал время, которое было лучше персональных результатов на 400 метров всех участников того чемпионата мира. И все это при том, что я не был полностью здоров. Один из моих товарищей по сборной США Тайри Вашингтон [156] , который в то время считался молодым, подающим большие надежды бегуном, сказал после того полуфинала, что никак не ожидал от меня такого бега, поскольку все уже были уверены в том, что чемпионат мира для меня практически закончен. Когда меня спросили, что я думаю по поводу его слов, я сказал:
– У меня нет слов, чтобы что-то сказать. У меня есть только забег, который нужно бежать. Я очень рад тому, что Тайри тоже попал в финальный забег, поскольку в нем он увидит то, как я его выиграю!
Когда начался финальный забег, я был уверен в том, что смогу одержать победу, хотя прекрасно знал, что борьба будет очень жесткой и что я не полностью здоров и готов к нему. Я попытался быть одновременно и осторожным, и конкурентоспособным. Первые 200 метров я пробежал очень хорошо, но после них начиналось самое сложное. Именно тогда я почувствовал боль в моей травмированной ноге. Но я продолжал бежать. Приблизительно на 270-метровой отметке дистанции я почувствовал резкую боль на внутренней стороне ноги, в районе паха. Как будто я потянул мышцу. Я уже подумал о том, что для меня забег закончен, как вдруг боль ушла. Еще ни разу на соревнованиях в своей борьбе за первое место я не находился так далеко на второй половине дистанции. Примерно за 120 метров до финиша я бежал шестым! Если и было время, когда нужно было увеличивать свой темп, то это было именно оно. Но я даже не думал об этом – у меня просто не было другого выбора. Единственное, о чем я подумал тогда: «Нет никакой травмы. Я могу бежать, поэтому – беги!»
И я побежал. Включившись в работу, я обогнал всех соперников и выиграл золотую медаль.
По сей день я считаю этот забег одним из лучших за всю мою спортивную карьеру, поскольку в тот день я смог доказать всему миру то, что я был таким же борцом за победу, как и все предыдущие шесть лет. Но даже после этого чемпионата мира сомнения по поводу моих способностей не прекратились. Например, в 1998 году, когда на чемпионате Соединенных Штатов из-за травмы я отказался участвовать в забеге на 200 метров, журналисты тут же выдвинули гипотезу о том, что я это сделал намеренно, поскольку боялся соперничества с Морисом Грином – человеком, который ни разу не побеждал меня на этой дистанции! Это было полнейшее безумие!
В то же самое время меня критиковали за то, что я был недостаточно дружелюбен, эксцентричен и подвижен. Вся эта критика начала появляться в то самое время, когда многие легкоатлеты стали называть себя артистами. Еще задолго до того, как Усейн Болт стал дурачиться и изображать из себя клоуна, подобная манера поведения начала распространяться среди спринтеров, особенно тех, которые бежали стометровку. Они называли это «устроить шоу перед стартом». Большинству спринтеров казалось, что подобным способом они смогут стать более знаменитыми. Таким образом, во время представления перед стартом они могли кричать, корчить физиономии или делать еще какие-нибудь глупые вещи для того, чтобы болельщики на трибунах начали смеяться. А поскольку эти глупые действия проделывали бегуны на 100 метров, вскоре этим «заразились» и некоторые участники 200-метровых забегов.
Я никогда не собирался заниматься подобной ерундой. Некоторые бегуны говорили о том, что это помогает им расслабиться перед забегом, но мне не нужно было расслабляться перед ним. В отличие от многих моих соперников, которым, для того чтобы снизить давление соревнования, приходилось притворяться, что это их абсолютно не беспокоит, я хотел ощущать это давление и бежать к своей цели под этим давлением. Кроме того, люди собрались на трибунах для того, чтобы увидеть этот забег и то, как быстро я в нем побегу.
По сравнению с другими спринтерами, имена которых чаще всего упоминались в средствах массовой информации, меня считали слишком серьезным. Но я не хотел быть клоуном на беговой дорожке. Я хотел быть соперником и победителем. Так или иначе, меня критиковали за то, что я был самим собой.
