Кэтрин Кроуфорд - Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания
Впрочем, те студенты, которые не смогут сдать экзамен на звание бакалавра, могут получить техническое образование в специальных государственных школах. Теоретически это правильно. Единственный минус – все определяется в очень раннем возрасте. Когда Роберт Фрост писал: «Колледж – это убежище от поспешных выводов», он явно не имел в виду Францию.
Французы очень торопливы, когда речь идет об обучении. Французским детям лучше все схватывать на лету – иначе их ожидает весьма мучительное унижение.
У меня разрывалось сердце, когда моя американская подруга рассказывала о том, как ее десятилетняя дочь училась в парижской школе: «Как это принято во французской образовательной системе, учителя используют любую возможность для того, чтобы показать: неуспеваемость кого-то из учеников – это пример того, как поступать не следует. Именно так произошло с моей дочерью. Бедная Рита. Когда ее вызвали к доске, учительница отрывисто повторяла: «Vite, vite, vite!» – «Быстрее, быстрее, быстрее!» Когда же ей не удалось выполнить задание достаточно быстро, учительница воздела руки к небу, пожала плечами и закатила глаза. Весь класс смеялся над Ритой, а она была просто в ужасе.
К счастью, мы еще в начале учебного года предупредили девочку, что дни «уважения к личности ребенка» остались в прошлом». Лично я предпочла бы, чтобы подобные унижения остались только во Франции. Перенимать этот обычай мне что-то не хочется.
Я изучила школьную программу французских и американских детей. На бумаге программы мало отличаются, разве что иностранный язык (а то и два) во Франции начинают изучать намного раньше. В программе французских детских садов есть предмет «Гражданственность и мораль», на уроках которого «дети изучают правила этикета и социального поведения». Совершенно неудивительно. Главное отличие заключается в отношении. К счастью для американских детей, у них всегда есть второй шанс.
Основные приоритеты, о которых мне рассказали мои французские собеседники, настолько глубоки и значительны, что я даже удивляюсь, почему для их осознания мне пришлось изучить процесс воспитания детей во Франции. И это, в свою очередь, привело меня к мысли о том, почему мы вообще настолько разошлись.
Приведу пример. В первый день учебного года несколько моих друзей, которые решили не иметь детей, обнаружили свои странички в Facebook буквально засыпанными школьными фотографиями от своих знакомых. И это заставило меня задуматься над тем, а как все происходит во Франции.
Оказалось, что французские родители вовсе не стремятся рассказывать миру о восхитительных и сумасбродных проделках своих отпрысков. Это объясняется целым рядом факторов. Во-первых, французы гораздо более сдержанны в том, что касается их личной жизни. Жизнь семейная у них отделена от жизни социальной. Кроме того – самое главное! – французы вообще не так поглощены жизнью своих детей.
Пойдем дальше.
Я специально вошла в Facebook, чтобы честно оценить ситуацию. И мне открылась истина, которую дети повторяют мне снова и снова: я – не француженка! Мы все не французы. Моя стена целиком занята фотографиями и видеозаписями Уны и Дафны. Больше там практически ничего нет.
Страничка Мака более разнообразна, но и его я не назвала бы французом, поскольку в Twitter он постоянно пишет о забавных словечках и проделках Уны и Дафны. Похоже, измениться мы не можем. Но мы и не хотим. Если бы Мак был французом, то эти чудесные жемчужины так и остались бы неизвестными миру:
Уна (доедая вафли): Можно мне вылизать тарелку?
Я: Конечно.
Уна (вылизывает тарелку и с гордостью заявляет): Классно! И я почти не перепачкала волосы сиропом.
…
Дафна: Я не хочу быть плохой, поэтому я больше не буду плохой – до Рождества.
…
Я (глядя на пару подростков, которые проходят мимо): Тебе хочется побыстрее стать подростком?
Уна: Как эти – нет!!
…
Дафна: Почему я должна чистить зубы?
Я (с раздражением): Потому что все чистят зубы.
Дафна: Роботы не чистят!
Я: Хорошо, попытка засчитана!
…
Уна (явно начитавшись рекламы): А мои волосы стали на 100 процентов более блестящими?
…
Уна (отбиваясь): Мы не дрались – просто у нас были разногласия!
…
Дафна (мне): Ты пукнула. Ты словно сказала: «Оставь меня в покое!»
…
Дафна: Я хорошо научилась перебивать?
…
Я (наблюдая, как Дафна мнет и давит мои хлопья): Пожалуйста, не трогай мои хлопья.
Дафна: Я не трогаю!
И снова скажу: если бы мы больше преуспели в добром французском воспитании, то мои дети просто не сказали бы 90 процентов из этого. Но они сказали, а я не француженка. Я просто стараюсь взять все полезное из французской системы – и в процессе вспоминаю все то, что мне нравится в моей родной стране. И в особенности наш сердечный, грубоватый юмор. Как говорят в моем любимом фильме, в нашей стране много «силы, огня и характера».
Как же получилось так, что мы настолько отличаемся от французов? Никто не может отрицать, что эти различия серьезно осложняют наши отношения с ними. Порой эти отношения переходят в категорию «любви-ненависти». Словно мальчик и девочка на игровой площадке, которые постоянно донимают друг друга и ссорятся, но жить не могут друг без друга. В их конфликтах присутствует немалая доля любви.
Чтобы лучше разобраться в ситуации, я обратилась к книге журналистов Жана-Бенуа Надо и Джулии Барлоу «Шестьдесят миллионов французов не могут ошибаться: Почему мы любим Францию, но не французов».
Надо и Барлоу два года жили во Франции, чтобы понять, что делает французов в глазах иностранцев настолько… французскими. В самом начале журналисты пишут, что основные противоречия проистекают из того, что мы оцениваем французов по собственным стандартам, хотя «французами движет совершенно иное – кажется, что у них совершенно другое внутреннее устройство. Удивительно, но мы, англо-американцы, прекрасно понимаем отличия японцев, китайцев и индийцев. Мы понимаем, что эти фундаментальные различия формируют национальный характер и образ жизни в этих обществах. Почему же к французам мы относимся по-другому?».
Хотя я пристально изучала французов в отчаянной попытке изменить свой подход к воспитанию, книга Надо и Барлоу оказалась мне очень полезной. Нужно помнить, что мы – представители разных культур и смотрим на мир с очень разных точек зрения. В этой ситуации нет победителей и проигравших. И я не вижу препятствий к тому, чтобы использовать французские приемы, которые сделали мой дом гораздо более спокойным местом.
Самый распространенный стереотип, связанный с Францией, – это помпезность и напыщенность. Слова «француз» и «сноб» связаны так же неразрывно, как «Нутелла» и «багет». (Подождите-ка – я что, единственная, кто так часто связывает эти два слова?!)
Теперь, когда я заглянула глубже, я назвала бы французов не снобами, а людьми «разборчивыми» (простите меня, мадам Придо). И это совершенно понятно, если принять во внимание исторический контекст. Если нам, американцам, очень легко пробовать что-то новое (мы – нация фронтира, народ пионеров), то для среднего француза, который живет в стране традиций, многие из которых не менялись веками, это не так просто.
Надо и Барлоу указывают: «Предки французов пережили несколько ледниковых периодов. Мы, жители Северной Америки, пришли в страну, где существовала первобытная культура, уничтожили ее и начали все сначала. Французы же жили в своей стране всегда. В истории Франции было немало сложных периодов, но никогда не было разрыва с прошлым…» «Когда мы сталкиваемся с тем, как необычно ведут себя французы, – пишут Надо и Барлоу, – нам не приходит в голову, что мы имеем дело с древним народом, который живет и действует по собственному усмотрению». Когда речь заходит о действиях, которые делают детей воспитанными, я готова обратиться в слух.
В узости подхода есть свои хорошие стороны. Возьмем, к примеру, отношение французов к деньгам, которое резко отличается от нашего. Когда я приезжаю во Францию, то всегда восхищаюсь большими, красивыми ставнями на множестве старинных домов. Они кажутся мне очень романтичными, но я всегда удивляюсь, почему они такие большие.
Пока я не узнала из книги Надо и Барлоу о старинной французской системе налогообложения, этот красивый элемент французской архитектуры не имел для меня смысла. Оказывается, что огромные ставни делались вовсе не для защиты от солнца. Сотни лет назад налоги во Франции исчислялись по оценке «очевидного» богатства. Налоговые шпионы, которые работали на ненавидимых всеми сборщиков налогов (fermiers generaux), заглядывали в окна, чтобы оценить имущество семьи. Огромные ставни служили некоторой защитой от любопытных глаз.