Джон Хэнк - Ультрамышление. Психология сверхнагрузок
Безопасность в стрессовой ситуации очень важна, когда дело касается работы с веревками в приключенческих гонках. Особенно это важно на таких спусках дюльфером с большой высоты с нависанием, как этот спуск на 175 футов около Мостов-близнецов в Моабе. Фото: www.AXSracing.com / www.NewcomerPhoto.com
Старт в приключенческих гонках происходит традиционным образом: команды выстраиваются на стартовой линии, и звучит выстрел из стартового пистолета. Но по-настоящему гонка начинается за день до того, когда организаторы раздают командам карты и данные о трассе, державшиеся в секрете до этого момента. Все сразу же бросаются к карте, чтобы посмотреть, что их ждет. В забегах, триатлонах и большинстве других соревнований на выносливость спортсмены движутся по заданной трассе на заданное расстояние, в приключенческих же гонках нужно действовать сообразно особенностям ландшафта. Если на пути река – садись на весла; если уперся в гору – взойди на нее; если подошел к обрыву – спускайся с него дюльфером. Обхода препятствий не предусмотрено. В приключенческих гонках ты атакуешь природу в лоб. Ты можешь заранее знать, какие дисциплины могут быть задействованы, но ты не знаешь точного курса, расстояний или порядка чередования этапов, пока не получишь эту информацию прямо перед стартом. Когда все, наконец, получают карты, начинается бешеная работа: штурманы лихорадочно пытаются нанести на карту контрольные пункты по их координатам, чтобы проложить оптимальные маршруты к этим точкам; другие члены команды бегают туда-сюда по комнате гостиницы или по лагерю, растаскивая обувь, горное снаряжение, велосипеды, рюкзаки, весла, еду, воду, спасжилеты, одежду, наборы НЗ и прочие предметы в разные кучи и контейнеры, чтобы группа поддержки оставила их на нужной контрольной точке (не хочется обнаружить горное снаряжение на берегу реки, которую нужно пересечь на веслах).
На гонке в Моабе все так и было, и мы почувствовали облегчение, когда, наконец, в 00:01 был дан старт (да, эта гонка начинается через минуту после полуночи… чтобы держать всех в форме), и мы оказались на трассе вместе с 45 другими командами.
Чтобы попасть в горы Ла-Саль из Моаба, нужно набрать около 1200 метров высоты по крутым дорогам и узким тропкам, но тяжкий труд был вознагражден сполна, когда мы достигли полосы золотого осинника, этакой декорации «осень в пустыне», к следующим суткам трекинга от точки до точки. Команда Crested Butte все время шла по пятам, пока мы прокладывали себе путь через горы; мы слишком спешили, чтобы фотографировать, но наслаждались панорамными видами обширных каньонов за каждым поворотом. Ла-Саль – это островок горных пиков, окруженный пустыней, и, поднявшись наверх, ты все время видишь глубокие долины, высокие шпили и вертикальные стены.
При всей грандиозности видов мои товарищи по команде тревожились, а я больше всех. По опыту мы знали, что беда может поджидать за любым углом, и были твердо нацелены работать вместе и сохранять присутствие духа, чтобы избежать этого.
В длинной приключенческой гонке ко второму дню вырабатывается определенный ритм движения. У нас он предполагал короткие встречи с папой и Эрнстом на контрольных точках, примерно каждые шесть часов, где нас загружали едой, водой и новым снаряжением. Если, конечно, они сидели там и ждали этой встречи. В отличие от некоторых групп поддержки, которые пытаются решить каждую мелкую проблему гонщиков, отец никогда не старался нянчиться со мной (да и ни с кем другим), будучи в группе поддержки. Эрнст разделял эту точку зрения. Они не посыльные, не психотерапевты и не личные помощники, так они к этому относились. Их работой было доставить груз из пункта А в пункт Б. Точка. Часто они просто оставляли наши вещи на КП и отправлялись погулять или пробежаться.
В общем, если бы я ожидал от отца массажа ступней на контрольных пунктах, мне пришлось бы разочароваться.
И все же, хоть он и не потакал каждой моей прихоти, папино присутствие на моей первой большой профессиональной приключенческой гонке помогло мне, особенно в две последние ночи четырехдневного испытания.
К тому времени мы выехали из лагеря Голд Бар на реке Колорадо к западу от Моаба и пыхтели, поднимаясь на велосипедах на горное плато по бесконечному каменистому метко названному Длинному каньону, где нужно набрать 655 метров высоты за 12 километров. Солнце давно село, и, хотя мы знали, что Crested Butte где-то совсем рядом, в темноте было слышно только слабое эхо нашего дыхания и щелчков переключения скоростей, отдающееся от каменных стен.
Я помню, как, с трудом вкручивая педали и наматывая мучительные, выматывающие ярды, думал о том, что больше всего мне хочется остановиться, положить велосипед и лечь спать. Хватит уже этой идиотской гонки. А органическая химия была в конце концов не так уж плоха. Но тут я вспоминал первую отцовскую стомильную гонку в Ледвилле. Вероятно, он был не готов и наверняка много раз хотел остановиться. Но не остановился. И дошел до финиша. И среди главных причин для этого была мысль об ожидающей его в конце награде: встрече с семьей.
И мне нужно было сосредоточиться на моей награде. Пусть это покажется пошлым, но в моей голове мгновенно нарисовался значок доллара. Две тысячи зелененьких. Что поделать, если моя цель была не такой белой и пушистой, как у папы?
И я продолжал двигаться.
Длинный каньон – это длинный, трудный подъем по грунтовке, проходимой только для внедорожников. Мы были где-то недалеко от этого места глубокой ночью, когда Эндрю выкрикнул свой убедительный, грубый и (по прошествии времени) смешной призыв к действию. Фото: www.AXSracing.com / www.NewcomerPhoto.com
Но не только мое терпение было на исходе к этому времени. Как знает любой родитель, на вторую ночь без сна начинаешь терять самоконтроль. А если ты уже несколько часов крутишь педали по крутой каменистой тропе в Моабе, мышца самоконтроля так истончается, что готова порваться, как уязвимое ахиллово сухожилие.
Где-то на подъеме по каньону Адам посоветовал нам троим остановиться и вздремнуть минут десять. Сон урывками обычное дело в таких ситуациях, и даже краткий отдых действительно помогает восстановить душевные и физические силы. Эта мысль вывела меня из ступора, и, когда я уже готов был поддержать ее и свернуться на тропе счастливым клубочком, меня до глубины души потряс крик Эндрю: «Адам, не все же гребаные богатенькие юристы!»
Нас это как громом поразило. Вот вам и пример потери самоконтроля, да еще и от мягкого, вежливого и всю дорогу спокойного человека.
Эндрю выразился не очень красиво, но он был прав в том, на чем нам нужно было сосредоточиться в тот момент. Вот что он хотел сказать на самом деле: «Тебе, Адам, может, и не нужны эти деньги, но нам нужны. И у нас только один способ получить их: продолжать упираться, потому что соперники дышат нам в спину и отберут их у нас, если обгонят».
Если бы мы везли с собой психолога, он сформулировал бы это иначе: нужно переключиться на внешнюю мотивацию. Этот личный выпад – с радостью могу сообщить вам, что несколько часов спустя Эндрю с Адамом вместе над ним смеялись, – был на самом деле боевым кличем Эндрю, обращенным к команде. Он использовал мощный внешний фактор мотивации, в этом случае – деньги, которые мы могли получить за победу. И действительно, Эндрю не был богатым юристом, а у его беременной жены копились долги за обучение в медицинской школе.
Его призыв сработал лучше, чем короткий сон на тропе, и вскоре мы уже катили вперед, разрабатывая стратегии и снова работая в команде. Переключившись на внешнюю мотивацию, мы позволили передохнуть отделу мозга, отвечающему за самоконтроль. В нас снова проснулся здоровый голод.
А гонка продолжалась. После спуска на велосипедах примерно на две тысячи футов к точке у Мостов-близнецов мы развернулись и поехали обратно вверх. «Какой садист придумал эту трассу?» – думал я. После спуска, подъема и снова спуска нам нужно было пробежать отрезок легендарной Тропы Кокопелли, а затем несколько часов грести по реке Колорадо. И все это время команда Crested Butte, у которой, вероятно, тоже было все в порядке с мотивацией, буквально наступала нам на пятки, они часто появлялись в поле зрения. Но всю дорогу мы напоминали себе о главном призе, говорили об этом вслух, так что наша мотивация превратилась в нечто почти физически ощутимое.
Эндрю говорил, как нужны эти деньги для оплаты счетов его жены за медицинскую школу (узнав о суммах этих счетов, я окончательно уверился, что смена моего профиля обучения была правильной идеей). Эмили размышляла о том, каким хорошим подспорьем будут эти 2000 долларов для их с Эрнстом удаленной жизни в горах. Даже «богатенькому» юристу Адаму нужны были эти деньги. В конце концов, он не управлял хедж-фондом. У него были дети, дети требовали расходов, когда-нибудь им предстояло пойти в колледж. И небольшое дополнительное вливание ему бы тоже не помешало (я знал это, поскольку сам был сыном юриста, у которого ушло много лет на то, чтобы построить успешную практику).
