Майкл Хорост - Всемирный разум
Экстраполируя опыт создания кохлеарных имплантов, можно надеяться, что все препятствия на пути внедрения в жизнь устройств с нанопроводами будут преодолены. Вы только представьте: в головном мозге как будто начнет распускаться удивительный цветок – вытягиваясь на своем стебле и распространяясь все дальше. Это создание проникнет в каждый капилляр, в каждый кубический миллиметр мозга – и ежесекундно будет собирать терабайты данных. И столько же и с той же частотой станет посылать мозгу. Это будет самый интимный из всех когда-либо изобретавшихся людьми интерфейсов. Если теперь вы соедините два мозга, оснащенных подобными наноустройствами, то в буквальном смысле объедините их. Это будет точное подобие corpus callosum – мозолистого тела, соединяющего левое и правое полушария одного мозга (хотя, вероятно, связь будет осуществляться не по проводам, а посредством радиоволн). Если же после этого еще и связать людей с помощью Интернета, то возникнет сеть, каждый узел в которой будет человеческим мозгом. Всемирная Паутина , World Wide Web, превратится в Сеть Всемирного Разума , World Wide Mind.
Однако риски действительно очень существенны. Прежде всего, использование электричества имеет фундаментальные ограничения. Но дело не только в этом. В каждом миллиметре мягких тканей мозга имеются тысячи нейронов – и каждый, обладая своей специализацией, настроен на решение лишь определенной задачи. Поэтому возбуждая не один, а несколько нейронов в пучке, электрический разряд вызовет побочные эффекты. В главе 8 я затрону вопрос о новых технологиях, которые должны действовать более селективно и бережно. Наиболее интересная из них способна использовать генетически измененные нейроны, контролировать активность которых будут светодиоды, размещенные в пространстве между черепной коробкой и головным мозгом. Такая технология предназначена для того, чтобы воспринимать возбуждение нейронов и контролировать их, совершенно не нуждаясь в проводах.Загадочный семинар
Однажды в ясный и свежий зимний день 2005 года я направил свой поскрипывающий «Форд» на север и, миновав Золотые Ворота, вскоре оказался в Винной долине. Задолго до того, как поселиться в Калифорнии, я видел фотографии этого места в рекламном проспекте виноделов и думал, что при съемке применялись светофильтры – дабы все выглядело прекраснее, чем есть на самом деле. Я ошибался. Эти места и в самом деле очаровательны. Солнечный свет заливал лежавшие вдоль дороги холмы. Я ехал мимо, и они казались мне мягкими спящими котятами. Посыпанные гравием и обсаженные деревьями дорожки разбегались от шоссе и вели к домам, которые, поблескивая мрамором, скрывались за соснами. Галилей как-то восторженно сказал, что вино – это свет, который вобрала в себя влага. Винная долина, скажу я, это безмятежность, воплотившаяся в окружающем мире.
Я быстро миновал Саусалито, округ Сонома, Напу. Повернул направо, затем налево – в сторону Сильверадо. Осталась позади Калистога, скрывшись за неясными очертаниями приземистых виноградников. Сгустились сумерки, и вскоре наступила ночь. После Калистоги шоссе устремилось вверх, поднимаясь примерно на 1800 футов, а езда стала напоминать американские горки с их подъемами и спусками – только дорога была настоящей. Вцепившись в руль так, что у меня побелели костяшки пальцев, я выписывал в пространстве кривые и всматривался вдаль, насколько мог. Наконец дорога пошла вниз, и я очутился в местечке Миддлтон, штат Калифорния. Магазины, склады с винилом на стенах, дома фермеров.
Я повернул налево, затем направо, а потом потерялся в темноте – непроглядной, как смола. Попробовал двинуться в одном направлении, сменил его и почувствовал: еще немного – и я дойду до белого каления. Но в конце концов шины моего автомобиля захрустели по гравию, и я оказался прямо перед большим деревенским домом. Я вытащил из машины спальный мешок и набитый одеждой чемодан, которые свалил на пол перед самой дверью. Рядом с ней выстроилась дюжина, а то и больше пар обуви. Поэтому я разулся и добавил к этой шеренге свои туфли, поставив их с краю. На меня как будто смотрело множество насмешливых глаз, вопрошавших: «Ты – и здесь?»
Я открыл дверь, заметив попутно, что замок поставлен на предохранитель – дабы не производить никакого шума. Вошел внутрь – в большую комнату с ковром. Он был красного цвета, а стены оказались разрисованы розовым. Несколько десятков человек сидели на полу, о чем-то болтая друг с другом, и их голоса сливались в какой-то устрашающий гул. Взглянув на лица собравшихся и почувствовав, что начинаю нервничать, я поднял глаза вверх. Высоко надо мной виднелись потолочные балки и медленно вращающиеся лопасти вентиляторов. Возникнув, казалось, ниоткуда, ко мне подошла женщина с глазами лани и сказала: «Хотите, обнимемся?»
Бог мой! Едва ли это то, чего я хочу. «Да, конечно», – ответил я, ощущая нечто вроде испуга и благодарности одновременно. Она прижалась ко мне – грудь к груди, бедро к бедру – и я ощутил аромат сандалового дерева. И еще запах мускуса. В таком положении она замерла. Меня осенило: эти объятия завершатся только тогда, когда я сам пожелаю их завершить. Она обхватила меня руками, будто я был норовистым животным и нужно было сделать что-то для моего успокоения. Наконец я мягко отстранился. Комната уже не раздражала так, как несколько мгновений назад. Шум не казался слишком громким. Я улыбнулся ей. Она улыбнулась мне.
Импланты мозга и кожа
Инопланетянину объятия двух людей могли бы показаться чем-то странным и бесцельным. Ему бы, наверное, все виделось так: пара двуногих гуманоидов устремляется друг к другу, они соприкасаются фронтальными частями и охватывают один другого верхними конечностями. Однако мониторинг, если бы таковой проводился, отобразил бы различные физиологические явления, происходящие в телах этих гуманоидов. Было бы отмечено уменьшение кровяного давления и частоты сердечных сокращений. Еще мониторинг показал бы, что головной мозг начал вырабатывать нейротрансмиттеры [57] (окситоцин, серотонин и допамин), а уровень кортизола (гидрокортизона) в крови снизился.
Если бы один из гуманоидов был чем-то встревожен, наш пытливый инопланетянин заметил бы, что второй – более спокойный – передает свое внутреннее состояние тому, кого обнимает. Это похоже на то, как один нейрон передает сигнал другому, и на некоторое время электрический потенциал между ними выравнивается. Одно двуногое существо успокаивает другое.
Да, именно это и дают крепкие объятия: обнимаясь, люди находят внутреннее равновесие. Занятно, что разработанное Линасом устройство, использующее возможности нанопроводников, в определенном смысле делает то же самое: охватывает и уравновешивает, передавая определенные состояния информационным образом. И не стоит думать, что оно заполняет собой мозг: нанопровода не выходят за пределы системы капилляров. В физиологическом отношении мозг воспринимает кровоток в своих сосудах как часть внешней среды. Если в одну из вен ввести красящее вещество, позже его следы можно будет обнаружить в любой ткани человеческого организма – кроме головного мозга. Если же это вещество ввести в область последнего, то в другие части тела оно уже не попадет.
Это становится возможным потому, что клетки, образующие капилляры мозга, прилегают друг к другу очень плотно. Настолько, что, фактически, преграждают пути проникновения в мозг для крупных молекул. Правда, есть несколько типов последних, которые, тем не менее, делают это вполне активно – молекулы кислорода, двуокиси углерода, глюкозы и алкоголя. Во внутреннюю среду мозга также могут проникать и некоторые запрещенные наркотические вещества – этим и объясняется их действие. Однако все остальное (в том числе и бактерии) остается за пределами этой среды. Такая преграда называется гемато-энцефалическим барьером (blood-brain barrier).
Таким образом, все находящееся в его капиллярах, головной мозг воспринимает как часть внешней для себя среды. Применение нанопроводников – тончайших проводов из специального материала – не требует никаких хирургических действий, за исключение введения их через вену. Не нужно сверлить кости черепной коробки или резать ткани мозга. В документации к пилотному проекту (PBS pilot), которым он занимается, Родольфо Линас утверждает: «Самое привлекательное в технологии использования этих тончайших проводов заключается в том, что с их помощью вы извне подсоединяетесь непосредственно к головному мозгу». Для полноты аналогии представьте себе, что США – это только земная твердь, а все протекающие по Североамериканскому континенту реки принадлежат океану, и в этом смысле они – «вне Америки». Иными словами, если понимать все буквально, то мозговой имплант с нанопроводами всегда остается вне головного мозга. Они соприкасаются с помощью нанопроводников, но первый никогда не проникает в ткань второго. Имплант как будто крепко обнимает мозг, бережно сжимая его в объятиях новой структуры и обеспечивая самый интимный контакт с ним из всех возможных. И, как и должно быть при обнимании, является средством общения.
