Аркадий Полторак - Нюрнбергский эпилог
Для Кальтенбруннера, конечно, не был неожиданностью тот ушат грязи, которым обдал его гиммлеровский холуй Шелленберг. У «великого инквизитора» тоже нашлось, что сказать об этом человеке.
— Шелленберг, — проникновенно объясняет суду Кальтенбруннер, — был ближайшим другом Гиммлера, посредничал между Гиммлером и шведским графом Бернадоттом. Он в последнюю минуту через господина Мюзи установил связи в Швейцарии, с помощью которых небольшое количество заключенных евреев было выпущено из концлагерей. Делалось это для того, чтобы заручиться добрым именем за границей.
Через организацию раввинов Северной Америки Шелленберг добивался опубликования в крупных американских газетах статей о Гиммлере, где тот был бы представлен в лучшем свете. И бывший начальник РСХА уверяет, что со своей стороны он сделал все возможное, чтобы раскрыть Гитлеру глаза на «эти махинации».
Кальтенбруннер делает вид, что его возмущала сепаратистская тактика Генриха Гиммлера. Но сам-то он тоже рыскал по всей Европе в поисках контактов с американцами. Не кто иной, как Хеттль, показал на суде, что Кальтенбруннер говорил с ним «о своей готовности поехать в... Швейцарию и лично начать переговоры с американским уполномоченным». Правда, Хеттль пытался убедить суд, что начальник РСХА решился на это только для того, «чтобы предотвратить тем самым дальнейшее бессмысленное кровопролитие». Однако мы дальше увидим, как эти слова поразительно не согласуются с последними действиями шефа гестапо.
Хеттль сказал много хорошего в адрес своего поверженного повелителя. И Кальтенбруннер как-то успокоился. Ему явно казалось, что Хеттлю удалось нейтрализовать свидетельства Шелленберга. Стремясь развить этот мнимый успех, подсудимый сам стал убеждать судей в том, что он так много раз и с таким риском для себя пытался ускорить капитуляцию. Он ведь сразу после разгрома Паулюса на Волге твердо уверовал в то, что «война, безусловно, проиграна для Германии».
Скамья подсудимых обычным образом реагировала на это словоблудие. Геринг презрительно посмотрел на Кальтенбруннера и опять махнул рукой. Франк что-то нашептывал Розенбергу, кивая на новоявленного миротворца. А вечером, уже находясь в камере, тот же Франк заявил Джильберту:
— Он говорит, что был убежден в проигрыше войны Германией. Но это не мешало ему преследовать тысячи немцев за пораженческие настроения, бросать их в концлагеря...
Во время допроса Кальтенбруннера сильно, должно быть, икалось небезызвестному американскому резиденту в Европе Аллену Даллесу. Имя его многократно называлось в суде и самим подсудимым, и свидетелями. Ведь именно с ним Кальтенбруннер вел переговоры, добиваясь сепаратного соглашения о прекращении войны на Западе. Излишне напоминать читателю, что наши тогдашние союзники держали это в глубокой тайне от Советского Союза.
В Нюрнберге бывший шеф гестапо всячески рекламировал свои связи с американцами во время войны. Он уверовал в то, что теперь это может благотворно сказаться на его репутации и его судьбе.
— Да, — твердил Кальтенбруннер, — было предпринято очень много поездок Хеттлем и другими лицами... Сошлюсь на один свой разговор с графом Потоцким: я просил его связаться с разведывательными кругами и передавать информацию англичанам и американцам в Швейцарии.
Но обвинители и судьи хорошо понимали, что скрывалось за этими «откровениями» Кальтенбруннера, безошибочно угадывали, чего он добивается. Судебный процесс шел своим чередом.
Оглашаются показания шведского графа Бернадотта. И снова «великий инквизитор» слышит ненавистную ему фамилию Шелленберга. Оказывается, Шелленберг предупреждал шведа, что «Кальтенбруннер имеет большое влияние на Гитлера, очень опасный человек и связываться с ним нельзя ни в коем случае».
Потом вдруг прозвучало еще более страшное для подсудимого имя: Курт Бехер. Только этого еще не хватало! Может быть, начинаются слуховые галлюцинации?
Увы, обвинитель действительно назвал Курта Бехера и с разрешения судьи тут же стал читать его показания:
«Я, Курт Бехер, полковник СС, заявляю под клятвой следующее. Между серединой сентября и серединой октября 1944 года Гиммлер издал приказ, которым запрещалась ликвидация евреев. По моему мнению, после этого дня Кальтенбруннер и Поль несут полную ответственность за дальнейшие убийства заключенных... Во время моего посещения концентрационного лагеря в Маутхаузене 27 апреля 1945 года, в 9 часов утра комендант лагеря полковник СС Цирайс сообщил мне под строжайшим секретом, что Кальтенбруннер дал ему приказ умерщвлять в лагере по крайней мере тысячу человек ежедневно».
Пока обвинитель читал этот документ, я, не отрывая глаз, следил за выражением лица Кальтенбруннера. Он очень нервничал — беспокойно поглядывал в сторону судей, закусывал нижнюю губу, усиленно растирал квадратный подбородок. Эти показания вконец разрушали версию, будто начальник РСХА, вопреки стараниям Гиммлера, стремился в конце войны спасти узников концлагерей. Более того, по утверждению Курта Бехера, выходило, что их ангелом-спасителем являлся Гиммлер.
Но как ни отчаянно было положение Кальтенбруннера, сдаваться он и не думал. Бывший венский адвокат мобилизовал последние резервы крючкотворства в поисках выхода и, кажется, нашел его.
Да, да, пусть не удивляется суд, но как раз эти показания радуют его, Кальтенбруннера. Ведь приказ Гиммлера, о котором говорил Бехер, является результатом усилий Кальтенбруннера.
Такой поворот дела был настолько неожиданным, что даже доктор Кауфман задал своему подзащитному вопрос:
— Не хотите ли вы утверждать, что преследование евреев прекратилось благодаря вашему вмешательству?
И Кальтенбруннер отвечает без обиняков:
— Я твердо убежден в том, что эти преследования прекратились главным образом благодаря моим действиям... Я не думаю, чтобы нашелся хотя бы еще один человек, который бы прожужжал на сей счет все уши Гиммлеру; с такой откровенностью, с таким самоотречением беседовал по этому вопросу с Гитлером...
Но ведь Бехер уличал Кальтенбруннера и в том, что он отдал Цирайсу приказ об уничтожении не менее тысячи заключенных в сутки. Надо было как-то дезавуировать и это. И Кальтенбруннер с ликующим видом заявляет, что теперь, когда суд узнал (с его слов, конечно!), «как в действительности обстояло дело», настало время сказать о самом полковнике Бехере. Это человек, через которого Гиммлер проводил свои самые грязные комбинации. В частности, Курт Бехер по поручению Гиммлера вел переговоры с представителями западных держав об обмене узников концлагерей на грузовые автомашины. А чтобы там, на Западе, не опасались возможности использования этих автомашин против собственных армий, Бехер предлагал оборудовать их специальными устройствами для эксплуатации на снежных просторах России. На «живой товар» из концлагерей Бехер пытался выменять и дефицитное промышленное сырье.
Давая эти показания, бывший шеф гестапо пылал «благородным» негодованием. Его, видите ли, всегда глубоко возмущали эти коммерческие операции Гиммлера и Бехера, наносившие «урон престижу рейха за границей».
Я внимательно слушал Кальтенбруннера и все время ловил себя на одной мысли: на что рассчитывает этот человек? Неужели он всерьез полагает, что достаточно сказать правду о Гиммлере, чтобы суд принял это как его собственное алиби?
Кальтенбруннер посылает в нокаут Кальтенбруннера
А каковы же подлинные факты, освобожденные от тех одежд, в которые норовили обрядить их приспешники Гиммлера, и от тех, что усердно напяливали на них Кальтенбруннер и иже с ним?
Апрель 1945 года. Бои идут под Берлином. Гитлеру осталось жить считанные дни. Разбегаются, как крысы с погибающего корабля, его приспешники. Покинув имперскую канцелярию, бежал на юг Геринг; у него свой план спасения: он хочет раньше других капитулировать перед Западом. Уже отращивает бороду Роберт Лей, готовясь стать почтенным бюргером Эрнстом Достельмайером. Уже наводит справки Иоахим Риббентроп, разыскивая своих бывших компаньонов по торговле шампанскими винами.
Войска союзников сжимают кольцо. Они торжественно предупреждают начальников концлагерей, чтобы те, хоть в последний момент, учли всю меру своей ответственности перед человечеством и покончили с кровавыми преступлениями.
А чем же был озабочен в эти дни Кальтенбруннер?
Сначала послушаем его самого. Прежде всего, уверяет он, его занимали переговоры с президентом Красного Креста относительно освобождения евреев и других заключенных концлагерей. Протекали они успешно. Настолько успешно, что 19 апреля в три часа утра Кальтенбруннер сам выехал из Берлина через Прагу в Линц «с тем, чтобы встретиться в Инсбруке с представителями Буркхардта». Прямым результатом этой поездки явилось освобождение многих сотен заключенных.
