Максим Калашников - Крещение огнем. Борьба исполинов
Трудности, стоявшие перед Горбачевым, на порядок менее тяжелы, нежели те проблемы, что донимали Сталина в конце 20-х гг. И потому, когда мне говорят, будто СССР середины 80-х пребывал в кризисе, я всегда отвечаю: «Кризис? Какой кризис?»
Да, кризис был. Но вовсе не экономический или технологический. Мы столкнулись с кризисом психоисторическим, читатель. С болезнью бюрократической машины, которая слишком долго жила ради самой себя, погрязнув в маразме и бесхозяйственности. Машины, давно не знавшей чисток и капитального «организационного ремонта». То был тяжкий недуг правящей партии, сросшейся с государственным аппаратом. Так и не превратившейся в «орден меченосцев», о коем так мечтал Сталин. В орден, который занимался бы исключительно идеологией, поиском путей к исторической победе СССР, подбором и подготовкой кадров наивысшего качества. А в итоге получилась экономика, целые области которой страдали от тяжелых форм идиотизма. где-то, образно говоря, штаны через голову надевали. Где-то затаскивали на соломенные крыши коров, чтобы скормить им макуху. А где-то норовили конопатить острог блинами. Да боже ж мой! Для преодоления такого кризиса было достаточно покончить с маразмом. Проще говоря, перестать корову на крышу тягать, а сбросить ей соломки вниз. Только за счет простой рационализации и наведения элементарного порядка СССР выигрывал как минимум десять лет. Мы вполне могли разнообразить наш экспорт, вырвавшись в число самых передовых стран.
Горбачев и его команда как раз и должны были этим заняться. И ничего запредельно-сверхчеловеческого в подобной задаче не было. Кто бы нам что ни говорил!
Нужно было нащупать слабые места нашего противника. Разве в 1985-м умные головы уже не видели их?
Финансы США уже трещали от перенапряжения. Им все-таки пришлось девальвировать доллар. Долларовая система стала неустойчивой и очень чувствительной к толчкам извне. Запад слишком зависел от цен на нефть и газ, ибо их приходилось покупать в других странах.
Гонка вооружений обходилась американцам слишком дорого. Программы устрашения и сдерживания СССР уносили из бюджета Штатов немыслимые суммы. И самым страшным русским ответом для них становилось прекращение с нашей стороны бессмысленной гонки за паритетом. Союз мог бы не выпрашивать никаких взаимных сокращений арсеналов, а просто делать все по-своему. Строить в ответ на три американских подлодки всего одну, но лучшего качества. На программу американского танкового перевооружения реагировать даже сокращением своих танковых сил. И так далее. Вплоть до того, чтобы идти на одностороннее сокращение ненужных видов вооружения и уменьшение выпуска некоторых видов военной техники. У нас и так были гигантские запасы оружия. А на угрозу «звездных войн», способную стать реальной в лучшем случае лет через пятнадцать, мы могли отвечать совершенно конкретными космическими арсеналами. Они-то у нас в отличие от американцев имелись! В таком случае США просто валились с ног от гигантских непроизводительных затрат.
Зная уязвимые точки противника, по ним и стоило бить. Аккуратно, но больно.
Врезав США по чувствительным точкам, мы ввергали весь Запад в тяжелейший экономический, а затем и структурный кризис. И тогда можно было повторить опыт Сталина. Тот ведь тоже воспользовался Великой депрессией 1929-30 гг., чтобы задешево вытянуть из капиталистов самые лучшие технологии, станки и машины. Такой шанс открылся было для Советского Союза во время кризиса 1973 г., но брежневская верхушка оказалась бессильной его использовать. Победа над США в восьмидесятые снова открывала для русских такую великолепную возможность!
Мне скажут, что в народе уже не было веры в дело СССР, энтузиазм был исчерпан. Ложь! Может, по сравнению с тридцатыми годами градус пассионарности и упал, но в стране все еще были миллионы людей, чьи сердца пылали преданностью Родине и желанием победы. Сужу только по двум случаям. Когда в апреле 1986 г. разразилась атомная катастрофа в Чернобыле, автор сих строк служил в армии. Едва только прошел слух, что на ликвидацию последствий в Чернобыль набирают добровольцев, практически вся наша рота написала рапорта с просьбой направить их служить в зону бедствия. Помню, как замкомандира роты вызывал нас по одному и по-отечески втолковывал: мол, схватите дозу радиации, импотентами станете. И все равно мы требовали удовлетворить наши просьбы. Мы хотели служить стране.
В итоге в Чернобыль послали тех, кто либо не писал рапорта, либо числился в списке самых недисциплинированных.
В то же самое время научные сотрудники знаменитого ядерного «Курчатника» добровольцами ехали на ликвидацию последствий радиационных выбросов. Они тоже рвались туда из чувства ответственности за свою страну.
Брось тогда Горбач клич: «Даешь Победу! Вы нужны Родине!» — и на него откликнулись бы миллионы людей. Я помню, как все мы ждали и страстно жаждали этого. Опираясь на таких патриотов, можно было в мелкие клочья разодрать любых саботажников и чинуш. Миллионы все еще были готовы работать на Победу своими мозгами и руками. А победив США, мы получали все.
Но именно таких возможностей не желала замечать отупевшая, опустившаяся советская бюрократия. Она позволила врагу убедить себя в том, что СССР безнадежно болен. Она уже мечтала о сдаче. Ей очень хотелось немедленно зажить роскошной жизнью западной элиты — и потреблять, потреблять, потреблять. Ни за что не отвечая и ничего не создавая. Она не понимала, что Победа принесет им несравненно большее. Вот он, психоисторический слом! Нормальные ценности в головах советской элиты оказались разрушены умелой трансляцией нужных потребительских «кодов» с Запада. Вот в чем состоит самый главный успех американского психотриллера. А все остальное — производные этого психоисторического слома. В итоге верхи Советского Союза сдались, не использовав и половины имевшихся у них возможностей для борьбы и достижения успеха. Боюсь, потребительство и маразм помешали многим представителям власти даже увидеть открывавшиеся шансы. Потребительство сделало их тупыми баранами, здорово поддававшимися на американские «разводки».
СССР 1985 г. был в состоянии выдержать удар и перейти в контрнаступление. Но катастрофа крылась в головах и сердцах самой элиты. А Горбачева заботила больше не победа над историческим врагом, а сохранение старой системы власти, окончательно впавшей в маразм партии и чиновничьего аппарата.
С бардаком в голове, со словесным поносом…
Знаешь, читатель, я вовсе не хочу сказать, будто вся советская элита оказалась сволочами-потребителями поголовно. Были в ней отряды, честно бившиеся за страну до самого конца. И пытавшиеся делать то, что могло стать оружием Победы в ХХ в. (То и дело мы будем рассказывать о таких начинаниях, и в ветвь книги о привычной нам печальной реальности станет как бы вплетаться альтернативная, победоносная ветвь истории.)
Однако верх взяли именно сволочи. Время Горбачева стало эпохой их торжества над творцами и патриотами. Злую, губительную роль суждено было сыграть бывшему главе Ставропольского крайкома партии, вынесенному на самую вершину власти. А чтобы понять, кем он был и чьи интересы представлял, давайте-ка посмотрим на его окружение. Старые мудрые пословицы гласят: «Каков поп, таков и приход», «Короля играет свита», «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». В самом деле, могла ли команда Горби увидеть представившиеся стране возможности и реализовать их?
Обратимся снова к любопытным воспоминаниям Юрия Баталина. Вот как он вспоминает о встрече с горбачевским приятелем, заведующим отделом науки ЦК КПСС Вадимом Медведевым. Дело было еще до воцарения Михал Сергеича, после которого Медведев стал членом Политбюро — партийного ареопага, решающего судьбы страны.
«… Я впервые в жизни натолкнулся на полное равнодушие довольно крупного руководителя к вверенному ему делу — хотя бы что-нибудь его заинтересовало или вызвало какую-либо, хотя бы и отрицательную, реакцию. Передо мной сидело нечто холодное, камбалообразное с рыбьими „замороженными“ глазами… Странно, но подавляющее большинство академиков и профессоров, получивших столь высокие звания, сидя в стенах ЦК КПСС, оставляло то же впечатление „заторможенности“ и „замороженности“: Арбатов, Бурлацкий, Иноземцев, Трапезников, Яковлев…»
(Ю. Баталин. Указ. соч., с. 182.)Весьма ценное свидетельство успешного красного технократа! Ведь он перечислил, по сути, всех близких друзей Горбачева, бывших его «интеллектуальным штабом». Вот вам директор академического Института США и Канады Арбатов. Вот главный идеолог перестройки Яковлев. Именно они должны были, по идее, узреть шансы СССР и слабые места США, начав победоносный советский психотриллер. Но сравните их описание с портретами рейгановских «ястребов», что мы нарисовали в начале книги. Сколько в американцах огня, смелости, ума, изобретательности и напора! А им противостояло нечто, похожее на холодную рыбу с бессмысленными глазами. Разве холоднокровные циники могут победить пламенных, умных фанатиков? А если прочесть баталинскую книгу полностью, то мы найдем портрет еще одного горбачевского приятеля, члена Политбюро Николая Слюнькова, который прославился тем, что торпедировал разумные преобразования в строительном комплексе, способные сэкономить СССР миллиардные силы и средства.
