Двести Журнал - Журнал Двести
Роман, видимо, намеренно усложнен автором. Далеко не каждый читатель прорвется через безумную смесь сюжетных, метафорических, мировоззренческих, апокрифических фрагментов, через кровавые срезы множества реальностей, через пересекающиеся параллели судеб героев… Роман далеко не демократичен. Но Лазарчук, как мне кажется, заслужил, чтобы у него был свой собственный читатель, достаточно терпеливый, чтобы не раз и не два возвращаться к "Солдатам Вавилона"…
Сергей Бережной
Классики и современники: Фантастика "Уральского следопыта"
А.ГРОМОВ. Наработка на отказ: Повесть / "УС", 1993, ##2–4.
С.ДРУГАЛЬ. Чужие обычаи: Рассказ / "УС", 1993, #9.
А.ЗАКИРОВ. Лабиринт: Рассказ / "УС", 1993, #7.
А.ИВАНОВ. Корабли и Галактика: Повесть / "УС", 1993, ##10–11/12.
В.КАЛИНИНА. Планета-Мечта: Повесть / "УС", 1993, ##2–3.
А.ЛАЗАРЧУК. Мумия: Рассказ / "УС", 1993, #7.
М.НЕМЧЕНКО. Родительский день: Рассказ / "УС", 1993, #7.
Г.ПРАШКЕВИЧ. Спор с Дьяволом (Шпион против алхимиков — II): Повесть / "УС", 1993, ##1–2.
Г.ПРАШКЕВИЧ. Приговоренный (Шпион против алхимиков — III): Повесть / "УС", 1994, ##1–2.
В.ФИРСОВ. Сказание о Четвертой Луне: Повесть / "УС", 1993, ##8–9.
В.ЩЕПЕТНЕВ. Тот, кто не спит: Повесть / "УС", 1993, #4.
В 1994 году закончилась эпоха Бугрова. В следующем году фантастика "Следопыта" будет плакать и смеяться другим голосом. Но в девяносто третьем и девяносто четвертом годах этот голос еще звучал… Когда громко, когда приглушенно — но звучал…
И 1993, и 1994 год журнал начал с повести из "шпионского" цикла Геннадия Прашкевича. "Спор с Дьяволом" можно читать не без определенного удовольствия — во всяком случае, мне так показалось: динамично, детективно, плюс литературная тайна, — и открытая концовка повести позволяла предположить, что дальше будет не менее интересно. Представьте: герой узнает о таинственной цепочке убийств и самоубийств видных деятелей науки и культуры мирового масштаба. Есть основания предполагать, что следующей жертвой станет престарелый писатель Биллингер (без пяти минут нобелевский лауреат), уединенно живущий на своей даче. У старика работает садовник, которого находят мертвым. Герой занимает место покойного садовника — само собой, не ради цветочков и персиков, а для того, чтобы оборонить старика-писателя от таинственной угрозы — и, мимоделом, выяснить, что такое лежит у деда в сейфе. В сейфе обнаруживается новый роман. Герой начинает его переснимать и просматривать, но успевает сделать то и другое едва до середины. Приезжает литагент Биллингера, по глупости залезает в сейф без миноискателя, нарывается на добрый заряд пластиковой взрывчатки, оставленный неизвестными доброжелателями, и…
Кто подложил взрывчатку? Погибла ли рукопись романа? Чем этот роман заканчивается — и почему? Кому мог помешать старый затворник Биллингер? Вот над чем размышляет главный герой, ломая хребты случайно подвернувшимся налетчикам. Ответ ему подбрасывает один из его боссов: это-де алхимики — секретная мировая мафия, которая слишком по-своему любит человечество. Босс приказывает герою всячески мешать алхимикам проявлять свою любовь. Чем герой и руководствуется в следующей серии.
Следующая серия, появившаяся через год, носила название "Приговоренный" и была совершенно беззубой. Как что-то хотя бы минимально самодостаточное она не смотрелась совершенно. Скорее, отдельная глава из романа. Шпион попадает в переделку, ему долго и красочно расписывают, как крепко он влип, но он не унывает и в два счета выдирается из капкана. В развитие предшествующего сюжета, алхимики ухлопали-таки Биллингера (прямо по телефону). Исчезнувшая рукопись пока не всплыла. Один из боссов оказался тварью, не заслуживающей доверия. Все.
"Спор с Дьяволом", по крайней мере, был расцвечен какой-никакой культурной подкладкой (Биллингер обожает рассуждать о Сэллинджере, Артуре Кларке и Говарде Фасте — как вам такая компашка?). В "Приговоренном", напротив, мировая культура проглядывает только в регулярных тоскливых воплях героя о том, как его мучает совесть за некогда погубленную душу коллеги (Раскольников мучился более самоуглубленно — у него этот процесс занимал все ресурсы организма, на стрельбу и погони его уже не хватало).
Так что, к сожалению рецензента, он вынужден отказаться от выставления "шпионским" повестям Прашкевича определенной оценки. Рецензент будет ждать возможности охватить взором всю эпопею в целом. Как это сделало мудрое жюри, вознаградившее серию "Аэлитой-94". А пока — увы.
Год 1993 продолжился повестью Валентины Калининой "Планета-Мечта". После прочтения повести хочется называть автора Валечкой и ласково повторять: "Ну, маленькая, ну, не плачь; и не пиши больше о таких плохих дядях: видишь — сама себя напугала…" Нет, в общем, в повести можно даже найти (при наличии особо острого стремления) рациональное зерно. Можно даже рассмотреть его — хошь в лупу, хошь в мелкоскоп. Рассмотреть и пожалеть: ну не сможет никакое мало-мальски рациональное зерно вырасти на такой эстетической почве.
"Планета-Мечта" — это, граждане, социальная фантастика. Где-то в чем-то. Наблюдается что-то социально движущееся. Освободительные движения наблюдаются, подспудные и над. Замятинщина присутствует (Горничная-1, Лакей-3 — чувствуете, какие редкие профессии у тамошних нумеров?). Оруэлловщина наличествует. Олдосовщина-Хакслиевщина. Но больше всего бросается в глаза фон, на котором все это малоудобно разложено. Фон, конечно, знатный — шпаги, бластеры, короли, зеки, черти, блаародство, производство и асисяй-любовь. И именно в тех интонациях, что я употребил.
Я поражен. "Следопыт", конечно, подростковый журнал, но и в подростковости меру неплохо бы знать… хотя бы для того, чтобы не давать повода для издевательств.
И, по крайней мере, хотя бы не ставить контрастные по литературному уровню произведения рядом. В следующем (четвертом) номере напечатана более чем профессионально сделанная повесть Василия Щепетнева "Тот, кто не спит": спокойный такой и очень культурный триллер на советском материале. Кстати, одна из двух публикаций "Следопыта", выдвигавшаяся на "Бронзовую улитку" и "Интерпресскон". Рядом с этой повестью творение Калининой производит еще более угнетающее впечатление, нежели само по себе.
Итак, "Тот, кто не спит". Голый сюжет от первого лица. Стремительный поток сознания. Перестрелки, погони, взрывы, рукопашные бои. Сначала все это существует как бы само по себе — взаимосвязано, но как бы вне определенного контекста. Но, мало помалу, этот контекст проявляется, подвсплывает к поверхности, поближе к читательскому восприятию — ненавязчиво, как бы даже неохотно… Достаточно затасканный сюжет об очередном социальном эксперименте КГБ (а что было бы, если бы наиболее выносливая часть советского народа пережила ядерную бомбардировку?) вдруг приобретает свежесть — и, пожалуй, только из-за формы, в которой он отлит. Щепетневу поразительно хорошо удалось сбалансировать повесть сильно рекомендую!
В следующем номере (сдвоенном 5/6) редакция порадовала нас большим рассказом Джина Вульфа "Пятая голова Цербера" — прекрасная новелла и весьма приличный перевод.
Далее последовала подборка рассказов отечественных авторов. "Родительский день" Михаила Немченко — излишне патетическая зарисовка о том, как нужно чтить свои корни. Видимо, автор полагает, что от напоминания эта мысль станет менее банальной. "Мумия" Андрея Лазарчука в комментариях не нуждается — премии "Бронзовая улитка" и "Интерпресскон" достаточно весомы и каждая в отдельности, а уж вместе… И, наконец, "Лабиринт" Абдулхака Закирова превосходный, на мой взгляд, философский рассказ на темы древнегреческой мифологии. Досадно, что рассказ этот не номинировался на "Бронзовую улитку" — его присутствие в номинационном списке пошло бы списку явно на пользу. Возможно, имеет смысл провести его по номинациям 1995 года.
В номерах 8 и 9 "Следопыт" напечатал еще одну повесть покойного Владимира Фирсова — "Сказание о Четвертой Луне". Честно говоря, я до сих пор не могу поверить, что она написана в 1969 году. Повесть невероятно современна даже сейчас, когда тоталитаризм уже забит демократическими сапогами до тяжелой икоты — а выйди эта повесть в 1987-м, скажем, стоять бы ей наравне с "Невозвращенцем"… впрочем, я, кажется, снова себя обманываю фантастика все-таки…
Параллельная реальность. Автоматы и мечи. Империя, владыка которой бессмертен до тех пор, пока каждый день выпивает жизнь из одного из своих подданных. Ежедневные казни — decapito — перестали быть зрелищем даже для обывателей. Отрубленные головы бережно, как книги в библиотеке, хранятся на полках в специальном отделении дворца…
Повествование ведется от лица одной из таких голов, возвращенной к жизни на чужом теле.
Жажда мести, заговор, революция…
Наконец-то (сколько лет прошло со времени публикации повести "Срубить крест"!) мы видим, как этот автор мог писать… Остается только гадать, сколько шедевров осталось им не написанными из-за того, что они все равно не были бы востребованы — своим временем…
