Самуил Лурье - Взгляд из угла
Сами понимаете: беспокоиться не о чем: Намыв будет продолжен. Как и Отмыв.
25/9/2006
Доктрина
В дверях средней школы задержан голый мужчина с пистолетом. На прошлой неделе в Москве. Установлено местожительство, произведен обыск. На квартире у голого нашелся еще один ствол. Нашлись ли трусы — информагентства не говорят.
И больше про этот случай не вспоминают. По-видимому, он не заслуживает общественного интереса. Какой-нибудь ветеран горячих точек, отличник боевой и политической, наелся дури, дело житейское. Ну, и потянуло к очагу просвещения — то ли разжечь междуполовую рознь, то ли преподать православную, например, культуру. Бывает.
История эта показывает лишь, как истомились некоторые по военной доктрине — настоящей, нелицемерной. Не из финиковых листьев, как сейчас: типа — нас не тронь, и мы не тронем, поскольку сами якобы не испытываем враждебных чувств буквально ни к кому.
Двадцать лет жизни без внешнего врага! Практически — псу под хвост. И стратегический запас ненависти год за годом чуть не весь расходовался на какую-то Чечню.
Америке же перепадали жалкие крохи мелкого злорадства: теракт у вас? тайфун? так вам и надо! и свободолюбивые саддамиты, вот увидите, еще покажут себя.
То есть все эти двадцать лет патриотизм летал на одном крыле.
Вместо того чтобы реять смело и свободно — и клевать, клевать американского агрессора.
Не то чтобы нам не помешала маленькая победоносная мировая война. (Положим, и не помешала бы, да только жил на свете такой руководитель — Пипин Короткий.) Бункер с бассейном еще годится как асимметричная альтернатива камере в Гааге, а пока до этого не дошло — на поверхности веселей.
Но все равно: новая военная доктрина назрела и должна прорваться. Миллионы и миллионы советских людей опять обретут смысл жизни. И, может быть, вкус к низкооплачиваемому труду. Коммунизм, как и Петербург, строился не просто из-под палки — а назло надменному соседу. И это давало перспективу во времени: как один, умрем, а вам в щи все-таки написаем.
Да и пространство как-то проясняется. В мозгу как бы проступает контурная карта мира. Теплым жизнерадостным цветом выделяем РФ и страны народной демократии: Приднестровье, Иран, Южную Осетию, Северную Корею, Абхазию, Венесуэлу, Белоруссию, солнечный остров Свободы. Заштриховываем наискосок черным по гадкому: Северную Америку, Австралию, Европу от Таллинна до Мадрида. Отмечаем специальным зловещим значком вредную точку на Ближнем Востоке: авось наступит день — сотрем. Рисуем там и сям улыбающихся человечков — это враги наших врагов, — подпишем: "Аль-Каида", "Хезболла", "Хамас". Собственно, вот и всё. Прочие плоскости пускай пока белеют. На таком земном шаре не заблудишься, и дышится легко.
Имея полноценного внешнего врага, легче разбираться с внутренним. А то некоторые, наблюдая нынешнее мочилово, когда каждый, кому не лень, режет кого попало, теряют из виду главную цель. Начинают поддакивать подрывной пропаганде — что, дескать, резать вообще не надо никого.
И приходится вразумлять. Голосами снизу, с мест. Скажем, в так называемой литературной газете некто из так называемой культурной столицы (подпись: Каралис):
"А вообще за разговорами о политкорректности, толерантности и борьбе с ксенофобией слышатся опасения определенной группы людей за свое будущее в случае всплеска народного гнева".
Наверное, писатель. Исключительно четко выражает нужную мысль. Именно, именно: опасения определенной группы за свое будущее в случае всплеска. На таком уровне эта газета изъяснялась и в незабываемым 1951-м.
Все-таки в той системе было много хорошего — тут германские неонацисты правы. Вот немцы за них и голосуют. Восточные. Не зря, значит, ШТАЗИ с ними работала плотно.
Конечно же, внутренний враг должен быть один. В конце концов, не все юдофобы — подлецы, но почему-то все подлецы — юдофобы обязательно. Что позволяет создать в обществе атмосферу взаимопонимания с полуслова.
А еще новая доктрина нужна, чтобы почаще проводить военные маневры. А то совершенно некуда деньги девать. Я тут включил случайно ящик, а там во весь горизонт — стена залпового огня. Прямо Курская дуга. Потом крупным планом — министр, весь такой запыхавшийся, в камуфляже. С довольной улыбкой сообщает (я записал буква в букву):
— В ходе этих учений мы израсходовали тысяча сто тонн боеприпасов. Это много, но у нас теперь появились деньги…
Клянусь, так и просклонял: израсходовали тысяча сто. Проверьте по фонограмме. Филолог, называется. Впрочем, на нашем факультете таких и вербовали. Но это в скобках.
А цифра знатная. Правда, я давно не приценялся, но, полагаю, кило боеприпасов тянет не менее как на штуку нацвалюты. Ну, допустим, дешевле. Но приплюсуем горючее, то да се. Вряд ли выйдет меньше миллиарда — отдай и не греши.
И то сказать, миллиардов этих в стране — как грязи. Классной руководительнице за каждого ученика — 40 р. ежемесячно. Чтобы ни о чем не заботилась, а спокойно учила детей склонять, например, числительные.
Хотя если ребенок выйдет в люди — ничего такого не понадобится. Здравый смысл — и тот ни к чему. Я вот взъелся на министра военного, а слышали бы вы, что сказал журналистам министр, вообразите, культуры, отбывая в Данию — за останками императрицы Марии Феодоровны.
Ему задали дежурный такой вопрос, вроде: чего ради тревожить старушкин прах. Он вальяжно так отвечает: пора, пора нам с вами привыкать к естественным вещам. Это, имейте в виду, для человека естественно — жить и быть похороненным на своей родине.
То есть, по факту, сорвал мероприятие. Явно не со зла. Просто так, от большого ума.
Не знаю, осмелился ли кто-нибудь из обслуги шепнуть ему хоть в самолете, откуда родом была покойница и что вообще вокруг него происходит. Или он и датчан порадовал своей домашней заготовкой.
В свете старой доброй новой доктрины — какая разница.
2/10/2006
Уравнение
Сей момент по Тбилиси ракетами не шарахнем: повод все-таки неприлично невесом. Чудозвоны побренчат, побренчат — и прикроются. Так что лежи, ночная мгла, на холмах Грузии как ни в чем не бывало. И ты, Арагви (не ресторан, а река), шуми.
Другое дело — Западный фронт: как бы Лукашенко не перешел через Альпы. Очень уж он с итальянцами грозен: пару дней на размышление, от силы, а там пеняйте, говорит, на себя.
Предполагаю, они сдадутся. Поскольку попали в психическую ловушку. В типичную нашу, советскую (вообще — лагерную) ситуацию безнравственного выбора. А именно: кого предать. Например: одну девочку — или две тысячи девочек и мальчиков.
Совесть в таких случаях умирает от раздвоения. На ее место взбирается арифметика. И решает это старинное уравнение со слезинкой ребенка — на раз. И дьяволы в аду обнимаются, как футбольные фанаты: го-о-ол! Хотя счет в их пользу и так разгромный.
Поэтому приговор генуэзского апелляционного суда практически предрешен: Вику Мороз, 1996 г. р., карабинер возьмет за руку и отведет к законной владелице по имени Республика Беларусь. В интернат, где старшие товарищи по несчастью — насилуют ее и прижигают сигаретами разные места.
То есть это католическая закулиса думает — гуманизм ихний буржуазный, — будто Вике светит прежний интернат — для сирот с тяжелыми нарушениями речи. А секретарь, или кто он там в белорусском посольстве, уже обронил роковые слова: девочка нуждается в специальном лечении и медицинском наблюдении. А что вы имеете наглость просить о каких-то гарантиях, что с ней будут хорошо обращаться, — нам, независимой державе, в подобные переговоры вступать западло.
Запрут, значит, в дурке. Будут колоть всякую дрянь от шизофрении, выразившейся в попытке измены родине. Вылечат — покажут по телевизору. Механическим голосом прочитает с неподвижным лицом: некая г-жа Мария Борначин со своим сообщником и супругом г-ном Алессандро Джусто предприняли по заданию заокеанских спецслужб противоправную попытку удочерить меня с целью дискредитации белорусского общественного строя.
В общем, плохо ей придется. Хуже, чем даже мы с вами можем вообразить, а уж в Италии никто не понимает, кроме вот этой самой некоей Марии Борначин. Сажайте, говорит, меня за похищение, а только Вику на издевательство не отдам.
И священник один в городишке Коголето: я готов спрятать в своей церкви эту девочку с испуганными глазами.
Ну еще врачи, адвокаты, судьи — кто читал протокол медосмотра или спрашивал у Вики: где и с кем она хотела бы жить.
Но дело, видите ли, в том: если ее оставить, Лукашенко больше не выпустит в Италию ни одного малыша. А до сих пор отпускал, что ни каникулы. Как сказано, тысячи две сирот. Чтобы, значит, пожили в домашней обстановке, поели фруктов, подлечились, раз иностранцам денег не жаль.
И уже тиснули минские газеты открытое письмо одной пионерки к президенту Италии: дескать, дедушка Серджо! милый дедушка! Надеюсь, ты не допустишь, чтобы твой продажный апелляционный суд принял такое решение, которое не позволит впредь нам, белорусской ребятне, привольно резвиться на чудесных пляжах Средиземноморья.
