Николай Власов - Великий Бисмарк. Железом и кровью
В первой половине 1870-х годов ситуация, казалось, складывалась для Берлина достаточно благоприятно. Отношения с Лондоном складывались вполне нейтрально, что поначалу даже несколько разочаровывало Бисмарка. Правда, лидер британской оппозиции Дизраэли заявил в палате общин в феврале 1871 года, что радикальное изменение соотношения сил может содержать в себе угрозу безопасности Англии, а премьер-министр Гладстон в то же время обдумывал возможность посылки ноты протеста против аннексии Эльзаса и Лотарингии. Тем не менее мало кто на туманном Альбионе всерьез верил в «германскую угрозу» – у «владычицы морей» практически отсутствовала почва для каких-либо конфликтов с новой европейской державой. Большинство политических деятелей островной страны не видели в происходивших в центре Европы процессах какой-либо опасности для своих интересов – хотя, по мнению ряда исследователей, лишь меньшинство из них приветствовало создание сильной Германии. Ни у одной, ни у другой стороны не было и мыслей о возможности вооруженного конфликта; для Бисмарка, наоборот, сближение с Британией стало бы по ряду причин весьма выгодным. По мнению Э. Эйка, Бисмарк предпочел бы дружбу с Великобританией дружбе с Россией [509]; впрочем, данное утверждение представляется более чем спорным по той простой причине, что хорошие отношения с восточным соседом в условиях враждебности Франции имели жизненно важное значение. В любом случае, внутренние проблемы занимали либеральное британское правительство в начале 1870-х годов куда сильнее, чем международные отношения.
Отношения с Россией и Австрией определялись желанием связать эти страны единым союзом с Германией, построенным на консервативной основе. «Союз трех черных орлов» должен был обеспечивать существующее статус-кво в Европе и тем самым косвенно гарантировать Германской империи ее новые владения в Эльзасе и Лотарингии. В то же время Бисмарк стремился к тому, чтобы этот союз не сковывал германскую внешнюю политику, оставляя ей достаточную свободу действий.
Идея тройственного соглашения с Россией и Австро-Венгрией возникла еще в 1867 году, но к ее реализации Бисмарк приступил тремя годами позже. 13 сентября 1870 года, в разгар войны с Францией, он в направленной в Петербург телеграмме заявил о желательности «тесного сотрудничества монархически-консервативных элементов Европы» [510]. Эта инициатива встретила достаточно благосклонный прием, особенно в связи с негативной реакцией русских властей на провозглашение республики во Франции. Россия являлась практически «крестной матерью» новой империи, и ряд исследователей полагают, что изначально она стремилась обращаться с рейхом как с младшим партнером. В любом случае, от победы Германии славянская империя получила весомые дивиденды. По словам Ф. фон Гольштейна, «прусский королевский дом и прусская армия никогда не имели за пределами страны большего друга, чем Александр II» [511]. В июне 1871 года, во время кратковременного пребывания российского императора в Берлине, он встретился с кайзером и рейхсканцлером, с которыми обсудил перспективы совместных действий по защите от «социалистической угрозы».
Сговорчивость и доброжелательное отношение России объяснялось, помимо всего прочего, и экономическими причинами – львиная доля иностранных инвестиций в империи Романовых была немецкой. Как писал Х. Дейнингер, «с 1871 года берлинская биржа полностью заняла положение ведущего зарубежного рынка для русских займов» [512]. Этому способствовал и тот факт, что англичане и французы не слишком стремились вкладывать деньги в финансово нестабильную страну. Германия была в тот момент и важнейшим торговым партнером России – в середине 1870-х годов на ее долю приходилось 40 % русского импорта (1-е место) и 32 % экспорта (1-е место разделено с Великобританией). Еще одним объединяющим моментом в отношениях двух держав являлся периодически вспыхивающий со все новой силой польский вопрос. Бисмарк был, по крайней мере на данном этапе, заинтересован в союзе с Россией. В письме, датированном 28 ноября 1870 года, он высказался по этому поводу следующим образом: «Пока наши отношения с Австрией не поставлены на лучшую и более твердую почву; пока в Англии не возобладало осознание того, что ее лучшим и надежнейшим союзником на континенте является Германия, хорошие отношения с Россией обладают для нас большой ценностью» [513].
Россия, идя навстречу предложениям Германии, в то же время уделяла большое внимание своим отношениям с Францией. Империя Романовых не желала чрезмерного ослабления этой страны, всячески демонстрируя благожелательное отношение к побежденной. Гегемония Германии была, по мнению российского правительства, далеко не лучшим вариантом развития ситуации в Европе. Однако никаких мыслей о союзе российское руководство на начало 1870-х годов не имело и всякий раз предостерегало Париж от стремления к реваншу.
В это же время к идее желательности сотрудничества с мчащейся навстречу своему единству Германией начала склоняться и Австро-Венгрия. Первые признаки «потепления» появились в ноябре 1870 года, когда полное и окончательное поражение Франции стало лишь вопросом времени. 26 декабря глава австрийского правительства Бойст заявил, что составной частью будущей внешней политики Вены станет «забота о лучших дружественных отношениях» [514]с новым государством. В мае он развил свою мысль, говоря не просто о необходимости хороших отношений с Германией, но и об их использовании для налаживания нормальных контактов с Россией. В Берлине это приняли к сведению, произведя в начале июня зондаж относительно возможного сотрудничества в борьбе с левыми силами. 16 июня 1871 года австрийский уполномоченный фон Габленц заверил Бисмарка, что Франц-Иосиф «очень склонен к тому», чтобы достичь взаимопонимания [515]. Это встретило весьма положительный прием у «железного канцлера», не хотевшего связывать себя союзом исключительно с Россией – как, впрочем, и с каким-либо иным государством. В то же время за дружбу с Австрией выступали практически все политические партии молодой империи.
К сотрудничеству с Германией Австрию побуждал не в последнюю очередь и тот факт, что дуалистическая монархия переживала свои отнюдь не лучшие времена. На севере и юге вместо конгломератов мелких государств возникли две новые державы, с которыми совсем недавно велась не слишком успешная война; на востоке колосс Россия, с которой у Австрии были традиционные противоречия, стремительно оправлялась после поражения в Крымской войне. В такой ситуации лучше было найти взаимопонимание и, быть может, защиту у северного соседа, с которым существовало также «братство по крови». Последнее, впрочем, давало повод к многочисленным домыслам о возможном присоединении австрийских немцев к империи Бисмарка. Их беспочвенность многократно доказывалась немецкими политическими деятелями, справедливо указывавшими на то, что лишняя головная боль в виде миллионов новых католических подданных и сомнительное удовольствие наблюдать хаос с непредсказуемым результатом около своих границ в Юго-Восточной Европе не являются тем, к чему стоило бы стремиться новому рейху. Свою роль играло и стремительное усиление позиций германского капитала в дуалистической монархии. Австро-Венгрия стремилась к сближению, несмотря на серьезные подозрения, что империя Бисмарка будет рассматривать ее как «младшего товарища», интересами которого можно при необходимости и пожертвовать.
Положительная реакция двух основных партнеров побудила Бисмарка выступить в июне 1871 года с официальным обращением к крупнейшим европейским державам с призывом объединиться в борьбе против революционной угрозы. От Англии был получен, как и ожидалось, сдержанно-отрицательный ответ. С Австро-Венгрией начались активные переговоры, вылившиеся в августе – сентябре 1871 года в серию дипломатических рандеву с участием крупнейших государственных деятелей обеих стран – в частности, в августе состоялась встреча Вильгельма и Франца-Иосифа в Ишле, а затем переговоры Бисмарка и Бойста в Гаштейне. Несмотря на продолжение прогерманской линии, 8 ноября Бойст был заменен на Андраши, сторонника ускоренного сближения с Германией, – еще один сигнал с австрийской стороны о желательности прийти к соглашению. Эта перестановка позволила, в числе прочего, существенно улучшить русско-австрийские отношения. Стороны широкими шагами двигались к взаимопониманию. О содержании переговоров через русского посланника Убри был проинформирован и Петербург, при этом Бисмарк особо подчеркнул, что сближение с Австро-Венгрией, помимо всего прочего, преследует цель – обуздать французский реваншизм.
Ведя переговоры с обеими державами, Бисмарк стремился в то же время обеспечить Германии независимую позицию и не дать втянуть себя в противоречия, существовавшие между Петербургом и Веной. Для него не было секретом, что оба партнера с гораздо большим удовольствием пошли бы на заключение двустороннего соглашения с Германией, нежели предполагаемого трехстороннего. Одной из попыток достичь такого взаимопонимания за спиной третьего партнера был запланированный Андраши еще в июне 1872 года визит Франца-Иосифа в Берлин на осенние маневры германской армии. Но Бисмарк ни в коем случае не был заинтересован в подобном развитии событий, в результате чего на встречу был в июле приглашен Александр II. В то же время, несмотря на все существовавшие противоречия и опасения в адрес друг друга, Австро-Венгрия и Россия стремились поддерживать хорошие отношения – хотя бы для того, чтобы избежать чрезмерной зависимости от Германии.
