Газета Завтра - Газета Завтра 764 (28 2008)
Похоже, эти проблемы уже вполне осознаются на высших уровнях российской власти. Во всяком случае, 18 июня, на следующий день после подписания Стратегии развития железнодорожного транспорта, В.Путин на совещании по реформе электроэнергетики заявил: "…Я призываю всех к ответственному поведению… Те, кто будут …подрывать доверие граждан к тому, что мы делаем… руководствуясь какими-то сиюминутными коммерческими интересами, будут сталкиваться с соответствующей реакцией…Что касается безответственного поведения бизнеса, то я вам скажу прямо и, может быть, грубовато — из желудка всё достану и раздам бедным".
Увы, похоже, сегодня этот мессидж премьера РФ в высокой степени отражает реальную ситуацию в том самом формирующемся "частно-государственном партнерстве", от эффективности которого в большой степени зависит способность российской экономики перейти от стратегии выживания к стратегии развития…
Марина Волчкова МИГРАЦИЯ И ИНТЕГРАЦИЯ
Как известно, в 1992 году смертность в России впервые после 1944 года превысила рождаемость. За счет естественной убыли (то есть, ежегодного превышения числа умерших над числом новорожденных) население России сократилось, по данным Росстата, с 149,2 миллионов человек в 1991 году до 142,3 в 2008-м. При этом демографические потери не являются равномерными. В то время как русское население убывает, нерусское, благодаря высоким показателям рождаемости, увеличивается.
Анализируя демографический кризис, необходимо учитывать не только собственно демографическую, но и социально-культурную компоненту. Потеря советской идентичности ударила по всем народам бывшего СССР. Но по русским — в каком-то смысле, больнее всех. Русские, выступавшие в течение длительного времени как государствообразующая нация и заплатившие за эту свою роль высокую цену, с потерей Советской империи оказались особенно дезориентированы. В постперестроечные годы среди русского населения катастрофически нарастают показатели наркомании, пьянства, суицида и т.п.
Помимо основной травмы — потери страны — тут сказалось воздействие и других факторов. Именно русским был предъявлен "счет за коммунизм". Именно русские составляли основное население территорий, связанных с ВПК, тяжелой промышленностью и пр., которые после развала Советского Союза превратились в депрессивные зоны. Именно русские оказались в массовом порядке вытеснены с отделившихся союзных окраин.
Благодаря иммиграционному притоку в Россию этих русских, вытесненных (или уехавших добровольно — но ведь не от хорошей жизни!) из бывших советских республик Средней Азии, Кавказа и Прибалтики, сокращение численности российского населения оказалось отчасти скомпенсировано. За 15 лет, с 1992 по 2007 год, иммиграция "восполнила" 4,3 миллиона человек естественной убыли (без этого "восполнения" приведенные цифры Росстата перевалили бы за 11 миллионов). Однако к настоящему моменту поток русских иммигрантов уже иссяк, а программа по репатриации в Россию русских, оставшихся за рубежом, безнадежно провалена.
По прогнозам демографов, в ближайшие годы нынешняя тенденция ежегодного сокращения трудоспособного населения страны примерно на 1 млн. человек — сохранится, и к 2025 году Россия потеряет 19 млн. работников. Эти рабочие места должны будут занять (и уже занимают) мигранты.
Как сообщил глава Федеральной миграционной службы К.Ромодановский, сейчас в России порядка 10 миллионов нелегальных и легальных мигрантов. Этот миграционный поток уже в значительной степени нерусский. В 2008 году основу миграционного потока составляют граждане Узбекистана (17,5%), на втором месте граждане Китая (15,5%), затем Таджикистана (14,6%) и Украины (12,2%).
На сегодняшний день Россия является второй (после США) страной мира по числу прибывающих мигрантов. Следствием таких масштабных перемещений мигрантов является нарастающая в обществе этнокультурная и этноконфессиональная мозаика. И вопрос о глубокой подлинной интеграции "этнически разнообразного" населения встает со всей остротой.
После того, как идеократическая модель сосуществования различных народов на территории СССР (советская идентичность) оказалась сломана, было много разговоров о том, что "время больших идеологий в прошлом", "никаких новых идеократий", и что в вопросе об интеграции разноэтнических элементов в единое общество нужно следовать "подходам цивилизованных стран".
Таких подходов, по большому счету, всего два: ассимиляция, или "плавильный котел" (когда различные этнокультурные и этноконфессиональные элементы вливаются в принимающую базовую культуру) и мультикультуральная модель (когда основные культурные различия мигрантов сохраняются). Проблема заключается в том, что оба эти подхода, предлагаемые России в качестве "рецепта", демонстрируют сегодня свою несостоятельность.
Ассимиляционная модель доминировала в США. Прибывшие должны были как бы "переплавляться", принимать американскую идентичность. В последние годы иммигрантский поток резко увеличился: в США ежегодно проникает 1 миллион нелегалов из Мексики, а всего в стране 11 млн. нелегальных мигрантов. Но при этом "котел" уже "не плавит": мигранты живут обособленными анклавами, не хотят легализации (тогда надо платить налоги), не учат английский язык. А испаноязычные мигранты даже требуют официального статуса испанского как второго государственного языка.
Эксперты указывают, что к 2050 году белые жители США будут составлять лишь 47% населения, а доля латиноамериканцев возрастет до 29%. Уже сейчас "испаноязычные" обошли афроамериканцев, став крупнейшим меньшинством. С.Хантингтон в книге "Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности" (2004 год) бьет тревогу по поводу нарастающей дезинтеграции американского общества. По его словам, игнорирование испаноязычной иммиграции чревато распадом общества "на две культуры (англо- и испаноязычную) и два языка".
Французская модель ассимиляции столкнулась с сопротивлением мусульман, отстаивающих свою исламскую идентичность в ущерб общенациональной идентичности. Сейчас во Франции десятая часть страны населения — мусульмане, а через 15 лет 30% французского населения будет арабского происхождения. "Дело о платках-хиджабах" в 2004 году и погромы в пригородах Парижа в 2005-м и 2007-м — показывают, что проблема обостряется. Но единственное, что пока предлагается, — это ограничение миграции.
Канада выбрала "мультикультуральную" модель интеграции — во многом для того, чтобы сгладить остроту квебекского франкофонного сепаратизма. Было провозглашено равенство английского и французского языков, принят закон о многокультурности. Однако эта модель, поначалу разрекламированная либеральными кругами западных стран с большой помпой (Великобритания официально взяла курс на мультикультурализм в 1997 году, Германия — в 1998-м), быстро утратила кредит доверия.
24 августа 2006 года правительство Великобритании заявило, что "политика мультикультурализма привела в стране к возникновению сегрегации по национально-культурному и религиозному признаку, поставила под угрозу единство нации и подорвала устои гражданского общества".
Таким образом, обе западные модели: и ассимиляционная, и мультикультуральная, — уже не отвечают современным вызовам. Тем не менее, российские этносоциологи продолжают настойчиво обсуждать, к какой из этих моделей должна стремиться России.
А тем временем, за неимением внятной модели отношений с иноэтническими группами мигрантов, в стране возникают весьма своеобразные "низовые инициативы". В мае 2008 года сопредседатель Совета муфтиев России Нафигулла Аширов предложил создать в крупных городах гетто для этнических меньшинств. Гетто, по мнению Аширова, должны обладать всей инфраструктурой — магазинами, школами, детскими садами (чтобы не надо было выходить за его пределы) — и хорошо охраняться собственной милицией. Этакие "государства в государстве" как ответ на "бездействие власти" в межэтнических конфликтах.
Отсутствие продуманной политики в отношении мигрантов отражает, по большому счету, более крупную проблему. В нынешней России нет внятной и убедительной для всего населения модели межнациональных отношений. Кто является государствообразующим субъектом? По-прежнему русские? Однако, на фоне нарастания доли иноэтнических групп в населении, признать за русскими право на сохранение этой роли в постсоветской России готовы отнюдь не все. Отсюда — появление специфических проектов.
Еще в 2001 году был обнародован проект, в соответствии с которым России необходим "русский ислам" — укорененный в русской культурной почве, преданный российской государственности, использующий русский язык как язык межнационального общения (дабы таковым не стал арабский) и даже как богослужебный язык. Но совсем откровенно авторы проекта изложили свою позицию в многочисленных статьях и выступлениях, суть которых сводилась к следующему.
