Чарльз Кинбот - Серебристый свет (Подлинная жизнь Владимира Набокова)
Набоков знал: и за ним тоже ведется слежка, знал так же уверенно, как то, что гибель отца была отнюдь не случайной. Поначалу слежка эта не содержала в себе угрозы - тайные силы, полагавшие, что молодой хлыщ и эстет, полная противоположность своего политически деятельного отца, не составляет для них опасности, упражнялись в скрытном надзоре, не более. Но по мере того как возрастала писательская слава Сирина, по мере того как он становился все более прямым в своих нападках на идиотически жестокий режим, терзающий его родину, силы тьмы пришли к заключению, что это раздражающее начало надлежит уничтожить. Сирин, всегда отличавшийся острой интуицией, почувствовал, что жизни его угрожает опасность. Положение осложнялось еще и тем, что он был теперь женат, что у него родился сын, он просто не имел больше права бравировать, изображая молодого, ни от кого не зависящего художника. Еврейское происхождение его жены, Веры, и разгул антисемитизма в Веймарской Германии снабдили биографов Набокова удобным объяснением длинной вереницы миграций и странствий, начавшейся в 1939-м переездом из Берлина в Париж и завершившейся в 1960-м переселением в Монтрё после двадцати проведенных в Соединенных Штатах лет. Однако подлинная причина его неусидчивости лежит в иной плоскости.
Теперь уже можно сказать, что человек, назвавшийся Робертом Уайтом, был членом призрачной клики, преследовавшей цель создания "единой, демократической, социалистической России" и того ради истреблявшей всех, кто без должного одобрения высказывался о государстве Ленина-Сталина. Молодой писатель Сирин поначалу привлек ее внимание лишь как сын выдающегося политического деятеля, боровшегося с абсолютистским правлением большевиков. Ранние его сочинения были достаточно безобидны - с идеологической точки зрения. Если он и разделял чувство отвращения, питаемое к новому режиму средним перемещенным русским интеллигентом, он возглашал это чувство не громче среднего изгнанника, осевшего в Риге, Париже либо Берлине. Первые три его романа были посвящены: 1) инфантильной любви; 2) адюльтеру и 3) шахматам, то есть темам навряд ли способным встревожить сообщество профессиональных убийц. Но по мере того как Сирин выказывал, печатно, все большее презрение к тирании, сокровенная эта организация, официально безымянная - назовем ее удобства ради "Тенями", наметила его для того, что она эвфемистически именовала "устранением". Дошли ли до Сирина слухи об этих намерениях (что маловероятно, если учесть присущую "Теням" манию секретности), или его просветил некий трепет пред-предведения, это так навсегда и останется нам неизвестным. Известно, однако, что ощущение нависшей опасности заставило Сирина бежать в Париж еще до того, как преследователи успели схватить его и лишить жизни. Бомба, вовсе не сброшенная с немецкого самолета, как уверяют нас некоторые свидетельства, но подложенная двумя агентами "Теней" (один из которых жив-здоров и поныне и обосновался в Нью-Йорке) в сырой подвал дома на рю Буало, в котором Набоков снимал квартиру, взорвалась всего через несколько часов после того, как и он, и семья его выехали оттуда - радостно, как может теперь представить читатель, пусть и несколько торопливо, - в Шербур.
***
После того как Набоковы перебрались в Соединенные Штаты, напряжение, казалось, несколько ослабло, хотя и здесь, среди мирного населения городка Априлс, штат Аризона, на фоне величавых лиловых гор, было предпринято несколько покушений на жизнь Владимира, каждое из которых оказалось, слава богу, неумелым и неуспешным. Первым из них стала попытка отравления, осуществленная злобными мерзавцами ни больше ни меньше, как в день рождения Пушкина, 6 июня 1944 года, попытка, провалившаяся, поскольку ВН, и без того уж умученный острым расстройством, выбежал, прервав изучение гениталий малазийских бабочек из здания Музея сравнительной биологии в Кембридже, штат Массачусетс, и вместе с обильной рвотой изверг из своего терзаемого болью желудка яд, смесь стрихнина с танином. Второе, почти удавшееся покушение состоялось, когда он преподавал в Корнелле: некий молодой член "Теней", случайно забредший в хранилище радиоактивных веществ, расположенное в одной из лабораторий штата Нью-Мексико, получил тем самым возможность ненадолго подвергнуть Набокова облучению, причинив ему пустяковое радиационное отравление, принятое невежественным врачом за последствие "солнечного удара". (Агент этот несколько времени спустя скончался от рака кожи в городе Паскагула, штат Миссисипи.)
После публикации "Лолиты" - в 1955-м (в Париже) и в 1958-м (в Америке) - Набоков получил возможность оставить преподавание в университете (это неблагодарное, скудно оплачиваемое занятие, неотделимое от безъюморного подхалимства, мелкотравчатого политиканства и педантической капризности) и возвратиться в Европу, на сей раз в Швейцарию, многие столетия бывшую благополучным раем изгнанников, беженцев и экспатриантов всех видов и родов. Переселясь туда, наш герой смог наконец насладиться полной безопасностью за зеленеющей высокой альпийской стеной, отгородившей эту безмятежную страну от всего остального света.
Так он, во всяком случае, думал.
От переводчика
Читатель, особенно читатель Набокова, должно быть, уже сообразил, что его попытались облапошить. Разумеется, никакого Чарльза Кинбота в реальности - по крайности, в нашей, обыденной - не существует. Кинбот обитает в реальности иной, литературной, в качестве одного из центральных персонажей романа В. Набокова "Бледное пламя" (или "Бледный огонь", это зависит от перевода). Строго говоря, и там его существование сомнительно есть основания полагать, что и он, и Зембла, "страна далеко на севере", которой он правил, существуют лишь в воспаленном воображении мимоходом упоминаемого в романе русского профессора из перемещенных лиц, носящего анаграмматическую фамилию Боткин.
Приведенные выше главы из романа "Серебристый свет" сочинены Джеффом Эдмундсом, человеком также отчасти загадочным. Как рассказал мне весной этого года президент международного Набоковского общества Дональд Бартон Джонсон, Джефф возник в набоковском ученом сообществе словно бы ниоткуда в том смысле, что на "набоковеда" он никогда и ни у кого не учился, возник с посвященной Набокову научной работой, вызвавшей интерес столь живой, что ему предложили принять участие в издании журнала "Nabokov Studies". Сам он называет себя "библиотечным клерком" и действительно работает в университетской библиотеке.
Насколько я понимаю, "Серебристый свет" был изначально задуман как литературоведческое исследование русской прозы Набокова, но по ходу работы над ним артистическая натура Джеффа взяла верх и в результате возник как новый автор, так и описание его замысловатых похождений.
Полагается еще привести библиографическую справку. Попросив Джеффа снабдить меня таковой, я получил нижеследующее (с обещанием добавить вскоре нечто более занятное).
Джефф Эдмундс родился в 1964 г. в Анн-Арбор, штат Мичиган, в семье художницы и ихтиолога. Учился на художника, несколько его картин хранятся в частных собраниях США и Великобритании. В настоящее время работает "специалистом по каталогизации" в библиотеке университета штата Пенсильвания, где он в 1995 году создал в Интернете посвященный Набокову сайт ZEMBLA, редактором которого и является. Его рецензии, статьи и переводы с русского и французского публиковались в "Славянском и восточно-европейском журнале", в журнале "Nabokov Studies" и в ZEMBLA. Первый его роман "Метро" будет издан небольшим независимым американским издательством в конце 1999 г.
Обещанное и поступившее вскоре занятное добавление содержало историю зачатия Джеффа, вряд ли пригодную для публикации.
Остается только добавить, что с именем Джеффа Эдмундса связан один из самых громких в набоковедческом мире скандалов, вызванный тем, что в прошлом году он обнародовал в ZEMBLA статью некоего Мишеля Дисоммелье, в которой обильно цитировались украденные у Набокова черновики последнего его романа "Подлинник Лауры" (перевод большей части статьи был напечатан в "Ex libris NG", а полный вариант - в журнале "Новая Юность"). Один из самых видных знатоков творчества Набокова возмутился этим поступком Джеффа настолько, что даже пригрозил ему судебным преследованием за нарушение авторских прав. Впрочем, гнев его улегся, когда Джефф признался в том, что и Дисоммелье, и извлечения из набоковского текста сочинены им самим.
