Александр Бестужев-Марлинский - Статьи
Русский театр в прошедшем году обеднел оригинальными пьесами. Замысловатый князь Шаховской очень удачно, однако ж, вывел на сцену Вольтера-юношу и Вольтера-старика в дилогии своей "Ты и Вы" и переделал для сцены эпизод Финна из поэмы Пушкина "Людмила и Руслан".
В Москве тоже давали, как говорят, хороший перевод "Школы стариков" (Делавиня) г. Кокошкина и еще кой-какие водевили и драмы, о коих по слухам судить не можно; а здесь некоторые драмы обязаны были успехом своим сильной игре г. Семеновой и Каратыгина. Я бы сказал что-нибудь о печатной, но не игранной комедии г. Федорова "Громилов", если бы мне удалось дочесть ее. К числу театральных представлений принадлежит и "Торжество муз", пролог г. М. Дмитриева на открытие большого Московского театра. В нем, хотя форма и очень устарела, есть счастливые стихи и светлые мысли. Но все это выкупила рукописная комедия г. Грибоедова "Горе от ума", феномен, какого не видали мы от времен "Недоросля". Толпа характеров, обрисованных смело и резко, живая картина московских нравов, душа в чувствованиях, ум и остроумие в речах, невиданная доселе беглость и природа разговорного русского языка в стихах. Все это завлекает, поражает, приковывает внимание. Человек с сердцем не прочтет ее не смеявшись, не тронувшись до слез. Люди, привычные даже забавляться по французской систематике или оскорбленные зеркальностию сцен, говорят, что в ней нет завязки, что автор не по правилам нравится; но пусть они говорят, что им угодно: предрассудки рассеются и будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее в число первых творений народных.
Удача альманахов показывает нетерпеливую наклонность времени не только мало писать, но и читать мало. Теперь ходячая наша словесность сделалась карманного. Пример "Полярной звезды" породил множество подражаний: в 1824 году началось "Мнемозиною", которая если не по объему и содержанию, то по объявлению издателей принадлежит к дружине альманахов. Страсть писать теории, опровергаемые самими авторами на практике, есть одна из примет нашего века, и она заглавными буквами читается в "Мнемозине". Впрочем, за исключением диктаторского тона и опрометчивости в суждениях, в г. Одоевском видны ум и начитанность. Сцены из трагедии "Аргивяне" и пьеса "На смерть Бейрона" г. Кюхельбекера имеют большое достоинство. На 1825 год театральный альманах "Русская Талия" (издатель г. Булгарин) между многими хорошими отрывками заключает в себе 3-е действие комедии "Горе от ума", которое берет безусловное преимущество над другими. Потом отрывок из трагедии "Венцеслав" Ротру, счастливо переделанной Жандром, и сцены из комедии "Нерешительный" г. Хмельницкого, и "Ворожея" кн. Шаховского. Кроме этого, книжка сия оживлена очень дельною статьею г. Греча "О русском театре" и характеристическими выходками самого издателя. "Русская старина", изданная г.г. Корниловичем и Сухоруковым. Из них первый описал век и быт Петра Великого, а другой - нравы и обычаи поэтического своего народа - казаков. Оба рассказа любопытны, живы, занимательны. Сердце радуется, видя, как проза и поэзия скидывают свое безличие и обращаются к родным старинным источникам. "Невский альманах" (изд. г. Аладьин) - нелестный попутчик для других альманахов. Наконец "Северные цветы", собранные бароном Дельвигом, блистают всею яркостью красок поэтической радуги, всеми именами старейшин нашего
Парнаса. Хотя стихотворная ее часть гораздо богаче прозаической, но и в этой особенно занимательна статья г. Дашкова "Афонская гора" и некоторые места в "Письмах из Италии". Мне кажется, что г. Плетнев не совсем прав, расточая в обозрении полною рукою похвалы всем и уверяя некоторых поэтов, что они не умрут потому только, что они живы, - но у всякого свой вес слов, у каждого свое мнение. Из стихотворений прелестны наиболее Пушкина дума "Олег" и "Демон", "Русские песни" Дельвига и "Череп" Баратынского. Один только упрек сделаю я в отношении к цели альманахов: "Северные цветы" можно прочесть не улыбнувшись.
Журналы по-прежнему шли своим чередом, то есть все кружились по одной дороге: ибо у нас нет разделения работы, мнений и предметов. "Инвалид" наполнял свои листки и "Новости литературы" лежалою прозою и пере-, печатанными стихами. Заметим, что с некоторого времени закралась к издателям некоторых журналов привычка помещать чужие произведения без спросу и пользоваться чужими трудами безответно. "Вестник Европы" толковал о старине и заржавленным циркулем измерял новое. Подобно прочим журналам, он, особенно в прошлом году, изобиловал критическою перебранкою; критика на предисловие к "Бахчисарайскому фонтану", с ее последствиями, достойна порицания, если не по предмету, то по изложению. Подобная личность вредит словесности, оправдывая неуважение многих к словесникам. Этого мало: кто-то русский напечатал в Париже злую выходку на многих наших литераторов и перед глазами целой Европы, не могши показать достоинств, обнажил, может быть мнимые, их недостатки и свое пристрастие. Другой, там же, защищал далеких обиженных, хотя не вовсе справедливо, но весьма благородно, и полемическая наша междоусобица загорелась на чужой земле. 1825 год ознаменовался преобразованием некоторых старых журналов и появлением новых. У нас недоставало газеты для насущных новостей, которая соединяла бы в себе политические и литературные вести: г.г. Греч и Булгарин дали нам ее - это "Северная пчела". Разнообразием содержания, быстротою сообщения новизны, черезденным выходом и самою формою - она вполне удовлетворяет цели. Каждое состояние, каждый возраст находит там что-нибудь по себе. Между многими любопытными и хорощими статьями заметил я о романах г. Сомова и "Нравы" Булгарина. Жаль, что г. Булгарин не имеет времени отделывать свои произведения. В них даже что-то есть недосказанное; но с его наблюдательным взором, с его забавным сгибом ума он мог бы достичь прочнейшей славы. "Северный архив" и "Сын отечества" приняли в свой состав повести; этот вавилонизм не очень понравится ученым, но публика любит такое смешение. За чистоту языка всех трех журналов обязаны мы г. Гречу, ибо он заведывает грамматическою полициею. В Петербурге на сей год издается вновь журнал "Библиографические листки" г. Кеппеном. Это необходимый указатель источников всего писанного о России. В Москве явился двухнедельный журнал "Телеграф", изд. г. Полевым. Он заключает в себе все, извещает и судит обо всем, начиная от бесконечно малых в математике до петушьих гребешков в соусе или до бантиков на новомодных башмачках. Неровный слог, самоуверенность в суждениях, резкий тон в приговорах, везде охота учить и частое пристрастие - вот знаки сего "Телеграфа", а смелым владеет бог - его девиз.
Журналы наши не так, однако ж, дурны, как утверждают некоторые умники, и вряд ли уступают иностранным. Назовите мне хоть один сносный литературный журнал во Франции, кроме "Revue Encyclopedique"?["Энциклопедическое обозрение" (фр.)] Немцы уж давно живут только переводами из журнала г. Ольдекопа, у которого, не к славе здешних немцев, едва есть тридцать подписчиков; и одни только англичане поддерживают во всей чистоте славу ума человеческого.
Оканчиваю. Знаю, что те и те восстанут на меня за то и то-то, что на меня посыплется град вопросительных крючков и восклицательных шпилек. Знаю, что я избрал плохую методу - ссориться с своими читателями в предисловии книги, которая у них в руках... но как бы то ни было, я сказал что думал и "Полярная звезда" перед вами.
"КЛЯТВА ПРИ ГРОБЕ ГОСПОДНЕМ.
РУССКАЯ БЫЛЬ XV ВЕКА". СОЧИНЕНИЯ Н. ПОЛЕВОГО. М., 1832
La critique, dans les epoques de transition, tient lieu fort bien de tout ce qui n'est plus, ce qui n'est pas encore. La critique alors, c'est tout le poeme, c'est tout le drame, c'est toute la comedie, tout le theatre, c'est tout ce qui occupe les esprits; c'est la critique qui passionne et qui amuse; c'est elle qui eclaire et qui brule, c'est elle qui fait vivre et qui tue...
Jules Janin
[Критика в переходные эпохи заменяет то, чего уже больше не существует, что еще не родилось. Тем самым критика - это вся поэзия, это вся драма, это вся комедия, это весь театр, это все, что занимает умы; именно критика наполняет страстью и забавляет; именно она просвещает и зажигает, именно она дает жизнь и убивает... Жюль Жанен (фр.)]
Знать, в добрый час благословил нас Ф. В. Булгарин своими романами. По дорожке, проторенной его "Самозванцем", кинулись дюжины писателей наперегонку, будто соревнуя конским ристаниям, появившимся на Руси в одно время с романизмом. Москва и Петербург пошли стена на стену. Перекрестный огонь загорелся из всех книжных лавок, и вот роман за романом полетели в голову доброго русского народа, которому, бог ведает с чего, припала смертная охота к гражданской печати, к своему родному, доморощенному. И то сказать: французский суп приелся ему с 1812 года, немецкий бутерброд под туманом пришел вовсе не по желудку, в английском ростбифе, говорит он, чересчур много крови да перцу, даже ячменный хлеб Вальтера Скотта набил оскомину, - одним словом, переводы со всех возможных языков падоели землякам пуще ненастного лета. Стихотворцы, правда, не переставали стрекотать во всех углах, но стихов никто не стал слушать, когда все стали их писать.
