М Еремин - К М Станюкович (Очерк литературной деятельности)
Беллетристические произведения Станюковича, посвященные этому кругу тем (повесть "Червонный валет", романы "Наши нравы", "В мутной воде", "В места не столь отдаленные" и др.), неприкрыто публицистичны; порою кажется, что автор еще раз, более пространно и в более, так сказать, "завлекательной" форме пересказывает содержание некоторых своих публицистических выступлений. В значительной степени так оно и было. "Вскормленник шестидесятых годов", Станюкович считал тесное сочетание беллетристики и публицистики вполне естественным и даже необходимым и временами предпочитал работать в публицистическом жанре. Например, с тех пор как он стал постоянным сотрудником журнала "Дело", публицистике он отдавал большую часть своих сил. Начиная с 1877 года Станюкович на страницах этого журнала из номера в номер помещал статьи и фельетоны или во "Внутреннем обозрении", или под рубрикой "Картинки общественной жизни". Особую популярность и большой общественный резонанс получила серия его фельетонов, памфлетов и репортажей, которые он печатал под общим заглавием "Письма знатного иностранца".
Англичанин Джонни Смит, на русской границе выправивший за два фунта стерлингов паспорт на имя лорда Джона Розберри, в поисках легкого заработка путешествует по России и свои наблюдения и замечания сообщает в письмах Дженни - жене своей, оставшейся в Англии. Этот с давних пор известный в европейской публицистике прием маскировки давал Станюковичу возможность взглянуть на многие явления русской жизни "глазами иностранца", то есть как бы впервые, и таким образом представить их свежо и впечатляюще. Вот, например, как пишет Джонни о распространившейся в то время по России эпидемии хищений и растрат: "Что ни день, то в здешних газетах извещают о покражах всевозможных предметов, движимых и недвижимых, имеющих какую-либо ценность. Преимущественно опустошаются общественные кассы, но не оставляются без должного внимания и прочие предметы, особенно заготовляемые в большом количестве, как-то: мука, крупа, овес, сено, сукно и пр. Сперва я был крайне удивлен этим обстоятельством и полагал, что факты покражи составляют единичные явления и производятся специалистами вроде наших лондонских мазуриков высшей школы, но скоро убедился, что эта профессия не имеет в России такого предосудительного характера и что подобные занятия составляют почти повсеместное явление среди многих русских джентльменов, пользующихся цензом, дающим право на заведование кассой, или на заготовку материалов, или на присмотр за всеми подобными делами.
По понятиям названных выше джентльменов "касса", "казна" и т.п. составляют нечто вроде мифической золотой курицы, не пользоваться которой может либо непроходимый дурак, либо совсем ленивый человек, тем более, что пользование это не всегда влечет за собою неприятные последствия, особенно, если при пользовании не обнаруживать слишком большой поспешности и алчности.
Я пробовал уяснить себе причины такой, можно сказать, непримиримой вражды, существующей к кассам, и после тщательных расспросов узнал, что вражда эта восходит к отдаленным временам (не могу сказать, ранее русского царя Гороха или после него) и с особенной силою свирепствует теперь, когда, после отмены крепостного права и с развитием касс, жизнь многих джентльменов стала более или менее в зависимости от собственной ловкости и умения так очистить кассу, чтобы не подлежать ответственности..."*.
______________
* К.М.Станюкович. Полн. собр. соч., т. IX, СПб, 1907, стр. 39.
В своих публицистических произведениях Станюкович неоднократно возвращался к мысли о том, что хищники и воры легко уходят от наказания главным образом потому, что многоступенчатая иерархия администраторов и начальников, призванных охранять интересы государства и общества, сама действует по принципу круговой безответственности. В одном из своих писем Джонни приводит следующий, весьма характерный в этом отношении диалог с чиновником Z: "- Скажите, молодой друг, отчего вы всегда молчаливы? Вы превосходно работаете, вы идеальный исполнитель, но отчего вы молчите?.. Кто вас не знал бы так хорошо, как я, тот подумал бы, что вы готовите донос на своего начальника и друга.
Мистер Z. только улыбнулся.
- Что значит ваша улыбка, сэр?
- Ах, милорд... Я удивляюсь, как вы с вашим умом не объяснили моего молчания.
- Что ж оно означает?
- Преданность, одну преданность и ничего более!..
Однажды я сидел в кабинете мистера Z. Он только что готовился отправить лично составленную им записку к своему патрону по какому-то вопросу, как ему подают записку от патрона. Мистер Z. хладнокровно прочел ее, аккуратно сложил, спрятал к месту и приказал позвать своего секретаря.
- Эта записка, над которою мы работали, не годится. Приказано разобрать этот вопрос в другом направлении, и потому нам приходится завтра же этим заняться.
- Но как же... То направление, которое придано этой записке, основано на началах науки.
- Главное, не рассуждайте и делайте, что приказано... Наука?.. Наука должна служить государству, а не государство науке.
Молодой секретарь почтительно поклонился и ушел.
- А какое ваше мнение по этому вопросу? - спросил я.
- У меня, милорд, нет мнения... Я исполняю, что приказывают.
- Но как же однако?
- Очень просто: я не рассуждаю и, признаюсь, считаю нелепостью рассуждать... Я служу и более ничего.
- Конечно, это просто, но, с другой стороны, такой индифферентизм может лечь нравственной ответственностью...
- У вас - быть может, а у нас, милорд, нет... Какая ответственность, когда приказание мне дано на бумаге и даже за нумером? Я исполнитель - и в этом вся моя роль. Если бы я рассуждал, милорд, то...
Он не досказал и умолк"*.
______________
* К.М.Станюкович. Полн. собр. соч., т. IX, СПб, 1907, стр. 96-97.
Действие происходило в Петербурге, записка была "с направлением", то есть общего, руководящего свойства; по этим признакам читателю нетрудно было догадаться, что "мистер Z" занимает какой-то очень важный пост, а его патрон, вероятнее всего, не меньше, чем министр. Но ведь и те, кому было поручено наблюдать за радикальным журналом, тоже могли догадываться.
Журнал "Дело" с самого возникновения был у властей на особом счету; многие знали, что он является прямым продолжением знаменитого "Русского слова", что подтверждалось, между прочим, и тем, что бывший редактор этого журнала Г.Е.Благосветлов стал фактическим редактором-издателем "Дела". Среди сотрудников журнала некоторое время был только что вышедший из Петропавловской крепости Д.И.Писарев; тайная полиция имела сведения, что "Дело" печатает на своих страницах статьи и корреспонденции видных революционеров-эмигрантов - П.Л.Лаврова, П.Н.Ткачева, С.М.Степняка-Кравчинского. Вполне естественно, что когда Станюкович занял в журнале место ведущего публициста, цензура и тайная полиция стали уделять ему особое внимание. "Уличающих" фактов накопилось за несколько лет наблюдений много, и поэтому, когда после смерти Г.Е.Благосветлова Станюкович возбудил ходатайство о разрешении на право издания "Дела", ему было отказано. Правда, через некоторое время разрешение было все-таки выдано, но, по-видимому, тогда же судьба журнала была предрешена. Тайная полиция теперь имела неоспоримые данные о том, что Станюкович во время своих поездок за границу встречается с П.Л.Лавровым, П.А.Кропоткиным, В.И.Засулич, С.М.Степняком-Кравчинским и другими видными революционерами-эмигрантами. Ждали удобного случая, и он подвернулся: 21 апреля 1884 года Станюкович был арестован на пограничной станции Вержболово и доставлен в Петербург. Целый год его держали в Доме предварительного заключения под следствием, а затем в административном порядке сослали на три года в Томск. Он отправился в третье вынужденное путешествие, на этот раз в Сибирь - в те места, через которые он двадцать два года назад возвращался из своего первого путешествия.
Несчастья и невзгоды обрушивались на Станюковича одно за другим. Он тяжело пережил разгром народовольцев и наступление реакции; пока он находился под следствием, умерла его дочь - Любовь Константиновна; арест и ссылка лишили его журнала и средств к существованию. И все-таки Станюкович нашел в себе достаточно сил, чтобы с достоинством, мужественно перенести все эти удары. В ссылке, чтобы как-то сводить концы с концами, он должен был снова на некоторое время поступить на службу. Но главным его делом и здесь была литература. Он стал постоянным сотрудником тамошней "Сибирской газеты" и на ее страницах напечатал ряд статей, фельетонов и роман "Места не столь отдаленные" (окончательное название "В места не столь отдаленные"). Некоторые из написанных им в ссылке произведений - среди них книга путевых очерков "В дальние края" и несколько морских рассказов - были тогда же опубликованы в столичной печати.
9
27 июня 1888 года, отбыв срок ссылки, Станюкович, как сообщила "Сибирская газета", "выехал в Россию"*. К этому времени Людмила Николаевна получила небольшое наследство, что дало возможность Станюковичу вместе с семьей поехать во Францию, чтобы поправить расшатавшееся здоровье.
