Серж Тион - Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах
Критика текстов (три школы)
Есть три способа видеть текст. Три способа видеть вещи, людей, тексты. Три способа видеть шариковую ручку и говорить о ней.
1) Старая критика заявляет: "Данный предмет — ручка марки BIC. Она предназначена для того, чтобы ею писать. Рассмотрим ее в историческом контексте: мы узнаем в этом предмете "стиль" древних; он предстает перед нами в современной форме, практичной, удобной для обращения и переноски. Он обладает автономией. Посмотрим теперь, в какие социально-экономические рамки он вписывается: он подчинен условиям промышленного серийного производства; он дешев, его используют и выбрасывают. Опишем его (примечательно, что старая критика имела тенденцию отдалять момент этого описания, который, по логике, должен был бы предшествовать всем прочим моментам; говорят, она боялась реальности и подходила к ней кругами, таким историческим аллюром, который придавал ей вид рассудительности): данная ручка состоит из корпуса, канала для чернил, колпачка и металлического острия стержня. Основным материалом служит мягкая или твердая пластмасса. Корпус — сине-белый с золотом, его сечение шестигранное, форма — удлиненная. Узнаем теперь, кто автор этого творения и что сам автор о нем говорит. Мы обнаружим, что это изделие изготовлено на фабриках барона Биша: этот промышленник известен и почитаем; посмотрите, что говорят о нем газеты "Пари Матч", "Жур де Франс" и "Франс-Суар"; барон Биш не скрывает, как, почему и для кого он задумал и изготовил эту продукцию; он — производитель и, следовательно, знает свое дело лучше, чем кто-либо. Он признался, что все его мысли и намерения можно резюмировать в словах: "Прежде всего я думал о трудящихся, о тех, кто мало зарабатывает".
2) Новая критика рассуждает так: "Старики больше не интересуют широкую публику. У них склеротические взгляды. Старая критика выражала мнение общества, достигшего к 1880–1900 годам стадии застоя. Тэн, Ренан и Лансон были всего лишь продолжателями Сент-Бева. Отнесемся с почтением к старцам, они трогательны, но их уже превзошли. Кто превзошел? Ответим со всей скромностью: мы. Вот что нужно понять: вещи не говорят то, что они они хотели сказать, и даже то, что они говорят. То же относится к людям и словам. Искать нужно вокруг них, под ними, сквозь них. Взгляд должен одновременно небрежно пробегать по ним и вдруг проникать в их суть. Эта "ручка BIC" (какое пошлое название!) отличается тем, что главными являются те ее качества, которые кажутся второстепенными. Это расстановка структур. Такой именно формы. В таком именно контексте, одновременно (а не последовательно) историческом, экономическом, социальном, эстетическом и индивидуальном. Здесь все заключено во всем и наоборот. Этот предмет (пред-мет, от-брос) представляет собой совокупность письменных или писательных структур, в которых сочетаются различные системы голубоватой расцветки и прозрачной матовости. Речь идет о переливающейся разными цветами и похожей на паутину реальности, которую нужно уловить во всей сложности ее сплетений и модуляций. Эта трубка анафорична (ее острие выдвинуто вперед), в нее вписывается внутренность предмета (пред-мета). Эта трубка-шарнир, благодаря которому внутреннее пространство изделия вмещает значительный объем. Вся тематика относится, таким образом, одновременно к кибернетике (она двигается) и к систематике (она изготовлена). Это наводит на мысль о психоаналитической дешифровке. Известно, что барон Биш любитель парусного спорта. Он не раз участвовал в соревнованиях на Кубок Америки, но так его и не выиграл. Посмотрим же на это анафоричное острие. Оно показывает, что барон перенес на структуры ручки BIC. Отметим эту наступательную манеру рассекать волны в контексте общества, целиком занятого производством и потреблением. То, чего барон не достиг на волнах, он пытается сделать иным способом. На другом уровне анализа можно говорить также о фаллическом символе. С этой точки зрения небезынтересно узнать, что для того, чтобы назвать этот предмет (пред-мет), барон произвел ампутацию буквы Н в своей фамилии (вместо Биш стало BIC). Эту ампутацию можно толковать по-разному. Можно понять ее как знак тайной и трогательной принадлежности к роду "Homo" бальзаковского типа, что с такой тонкостью истолковал Ролан Барт. Но возможны и другие структуралистские дешифровки: например, в соответствии с фантастическим сознанием Башляра, перцептивным сознанием Мерло Понти, сентиментальной онтологией Жана Валя, размышлениями Г. Марселя о теле или, в порядке обобщения, с онтологическим замыслом". (N.В. Последняя фраза целиком взята из книги Ришара "Воображаемая Вселенная Малларме", 1961. Все онтологическое косноязычие новой критики можно найти на первых страницах этой книги).
3) Вечная критика удивляет как наука. Она сразу берет быка за рога. Это ее первый порыв. Она не хочет ходить вокруг да около. Она не хочет знать, кто, что и зачем. Она не хочет знать ни эпоху, ни места, ни имя автора, ни его заявления. Никаких комментариев, никакой философии. Покажите мне это. Изучим этот предмет издалека и вблизи. На нем написано "Рейнольдс". А приори, этот предмет — шариковая ручка марки Рейнольдс. Но главное — быть недоверчивым. Соответствует ли реальность названию и видимости? Это мы еще посмотрим. Снова изучим предмет. Действительно ли это шариковая ручка? Может быть, под нее замаскированы — как знать? — оружие, микрофон, может быть, в ней содержится порошок, вызывающий чихание. Все это надо тщательно исследовать. Результат исследования может быть таким, что я не в состоянии буду уяснить себе, что это за предмет. Вследствие это я воздержусь от утверждения, будто я себе это уяснил. И я не буду претендовать на то, чтобы объяснять это другим. Я не буду давать никаких комментариев. Я буду молчать. Вечная критика предъявляет грозные требования: думать, прежде чем говорить; начинать с начала; молчать, когда оказывается, что в конечном счете сказать нечего. Прекрасный пример такой критики: история о золотом зубе, рассказанная Фонтенелем. Самые знаменитые профессора были посрамлены, а неизвестный сирота оказался прав".
Вывод, который делает в своей статье немного шокированная Жаклин Пиатье, не такой уж неблагоприятный для Фориссона. По ее словам, Лотреамона
"не так легко сузить, как полагает Фориссон, который прибегает к простому силлогизму: в "Песнях Мальдорора" так много сказано затем, чтобы не сказать ничего. Но и Фориссона с его упрощенчеством тоже нелегко сузить. Нельзя отрицать, что он указал на ряд наших бед и создает вокруг себя обстановку здравомыслия, что нравится молодежи. Сорбонна весьма внимательно отнеслась к его тезисам, в то время как прославляемый современными абстракционистами смысла и этим любителем Пьера Дака, у которого он находит черты сходства с Лотреамоном, Исидор Дюкасс достиг подлинной славы".
Пресса и в этом случае продолжала сражаться за или против идей Фориссона. Однако следующая его работа о Нервале уже не вызвала таких страстей. Публика привыкла или Нерваль пользуется меньшим авторитетом? Свой метод Фориссон объяснял в интервью "Нувелль литерер" (10–17 февраля 1977):
"Общий наряду со многими прочими момент у большинства сторонников как новой, так и старой критики это их нежелание обращаться непосредственно к текстам и говорить словами повседневной жизни. И старым, и новым для анализа текста нужен ворох исторических, психологических, лингвистических и психоаналитических рассуждений, слово они создают себе алиби. И старые, и новые критики лишают исследование его первоначального и поддающегося проверке смысла. Я же убежден, что мы не перестаем вкладывать ложный смысл во французские, равно как и в латинские, греческие, еврейские или китайские тексты. Нужно исследовать сначала буквальное выражение, а уже потом дух. Тексты имеют лишь один смысл или они вообще бессмысленны.
Этот смысл может быть двойным (как, например, в случае иронии), но он все равно один. Часто его не находят. Иногда воображают, будто нашли, а позже замечают, что нет. Одно слово, взятое отдельно, может иметь несколько смыслов, но, после того как оно вставлено во фразу, оно очень быстро теряет это качество. Нельзя путать "смысл" с "чувством": один и тот же текст может вызывать самые противоречивые чувства: тогда ему придают тот или иной смысл, но это не дает права утверждать, будто он заключает в себе все эти смыслы одновременно. Когда какому-либо лицу приписывают какое-то качество, это еще не значит, что данное лицо действительно им обладает. Я хотел бы, чтобы литературная критика признала этот суровый закон смысла, подобно тому, как физики признают закон тяготения. Некоторые университетские преподаватели учат читать "между строк". Я, прежде всего, читаю строки. Это уже довольно трудно.
Вопрос: Чему вы учите ваших студентов?
Ответ: Я учу их критиковать тексты документов (литературных, исторических, газетных и т. д.). Если в каком-то тексте, который считается историческим (хотя это мнение может быть предрассудком), встречаются слова "Наполеон" или "Польша", я требую от студентов, чтобы они забыли все, что они знают о Наполеоне или о Польше, и ограничились тем, что о них говорится в данном тексте. Текст, исследованный таким образом в сыром виде глазами профана, обретает интересный рельеф. Кстати, это отличный способ обнаружения фальсификаций всех видов. Мои студенты называют его "методом Аякса", потому что он чистит и наводит блеск".
