Андрей Остальский - Нефть: Чудовище и сокровище
Но бойкот не продержался долго, и СССР неизбежно стал одним из крупнейших игроков на мировом нефтяном рынке. Некоторые историки даже считают: если бы не бакинская нефть, не устоять бы советской власти.
Кто владеет нефтью, тот владеет миром?
Так или иначе, но две мировые войны показали огромную, страшную силу нефти. Первая началась в значительной степени из-за контроля над угольными и нефтяными ресурсами. Германия была богата углем, но не нефтью. В итоге на море многое решила быстроходность и маневренность – благодаря ним британцы смогли если не разгромить, то, по крайней мере, нейтрализовать мощный германский флот, на победу которого так рассчитывал кайзер. Дело было не в инженерных решениях, в которых Германия отнюдь не уступала противнику, а в горючем – немцы топили углем, а англичане – нефтепродуктами (мазутом).
Недаром молодой и неутомимый Уинстон Черчилль столько сил положил на то, чтобы перевести флот на углеводородное топливо, преодолевая упорное сопротивление и адмиралов и консервативно настроенных политиков. И всё же добился своего! Так что не исключено, что Черчилль выиграл для Англии не только Вторую мировую войну, но и Первую.
Одной из решающих сухопутных битв той, Первой мировой было сражение на Марне. Победа в ней открывала германским войскам дорогу на Париж, а если бы французская столица пала, то неизвестно, как дальше развивалась бы ситуация. Немцы были очень близки к победе, подкрепление явно не успевало.
Не успевало по прежним, донефтяным, понятиям. В новом же храбром мире генерал Жозеф Галлиени догадался нанять оптом всех парижских таксистов и те, залив полные баки бензином, повезли солдат к фронту. Подкрепление успело вовремя, немцы потерпели поражение, Париж устоял. Что сыграло огромную роль в ходе войны.
Возможно, недооценены и некоторые другие эпизоды Первой мировой. Например, летом 1918 года, когда в России уже царила революционная разруха, и большевики и не могли и не хотели помогать союзникам, британцам удалось в критический момент довольно долго, около месяца, удерживать Баку, отбивая атаки германских союзников – турецкой армии. Тем самым Германия не сумела вовремя получить доступ к бакинской нефти. К октябрю 1918-го нефтяные резервы Германии совсем кончились, впереди была холодная зима. Возможно, это тоже сыграло свою роль в решении Берлина сдаться.
На заключительном этапе у союзников появились танки, тоже ускорившие победу. Кстати, само название «танк» было поначалу лишь кодом, шифром, призванным скрыть сущность этой сверхсекретной военно-технической инновации. С намеком, разумеется, на значение английского слова «tank», то есть некую емкость для хранения жидкостей, например, воды. Придумавший это кодовое название английский полковник Эрнст Свинтон так и морочил голову и врагу, и собственным солдатам: что это, дескать, такая цистерна для доставки питьевой воды в жаркую пустыню.
Но в итоге слово обрело новое значение – боевая машина, изменившая динамику войны. И теперь это, случайно прилепившееся к бронированному автомобилю имя, кажется нам самым что ни на есть естественным – танк, он и есть танк.
Но с той поры армии стали заложниками движения своих танков, а, следовательно, и бензина.
Во Второй мировой войне, которая была, конечно, вторым таймом Первой, нехватка нефти и топлива оказалась самым слабым местом германской армии. Гитлер и воевать с СССР ринулся отчасти в погоне за нефтью Кавказа и проиграл войну на Востоке во многом из-за нехватки горючего, грубо просчитавшись относительно того, сколько его понадобится на тяжелых российских дорогах (в среднем почти в два раза больше, чем на дорогах Западной Европы).
Разгром армии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом был обусловлен несколькими причинами. Но достаточно было и одной – нехватки бензина. Фюрер слал фельдмаршалу одну радиограмму за другой, яростно требуя, чтобы он попытался вырваться из окружения. Паулюс отвечал: яволь, но обеспечьте бензином, без него и танки, и грузовики стоят – буквально стоят с пустыми баками. (Всё это, разумеется, не отменяет героизма советских солдат, а также других военных факторов.)
А на другом фланге военных действий, в Северной Африке, блестящий военный тактик, «лис пустыни» генерал Роммель мог засунуть все свои таланты и тактику в самое дальнее место – от них не было ни малейшего толка, если ход военных действий, скорость передвижения войск и направления ударов зависели в основном от наличия или отсутствия всё того же горючего. Раз за разом Роммель записывает в своем дневнике: «Где же бензин?» Главный рождественский тост – чтобы бензина хватило! В письмах жене – опять бензиновая тема. Ну и в обращениях в генштаб – тоже, разумеется, отчаянные просьбы-требования. Но никто не мог Роммелю помочь – бензина не хватало и на других фронтах, прежде всего, на Восточном.
В итоге англичане успевали передвигать войска быстрее. Победить в таких условиях не смог бы и самый гениальный полководец. Роммель не без оснований считал свое поражение результатом непродуманности военных планов и непросчитанности материальных ресурсов, смертельно обижался на «штабных крыс», в конце концов, рассердился и на фюрера – настолько, что даже примкнул к заговорщикам. Гитлер побоялся казнить его публично (слишком Роммель был популярен) и заставил покончить жизнь самоубийством.
За отсутствием натуральной нефти гитлеровская Германия продвинулась дальше всех в изготовлении синтетического топлива. Но гигантские заводы, его производившие, оказались слишком легкой целью для союзнической авиации. После нескольких удачных налетов в мае 1944-го министр вооружений Третьего Рейха Альберт Шпеер записывает в своем дневнике: «Я никогда не забуду день 12 мая, когда судьба войны была технологически решена». Он считал, что воевать дальше было бессмысленно, но вслух этого произнести не решался, хотя арифметика была совершенно элементарной и неопровержимой: война требовала бензина с каждым днем всё больше, а становилось его у Германии с каждым днем всё меньше. Никакое чудо уже не могло спасти Вермахт. Весь вопрос был только: когда?
В декабре 1944 года германские войска успешно контратаковали союзников в Арденнах, немцам удалось прорвать линию фронта. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и ход войны на Западном фронте снова удастся развернуть. В принципе были готовы значительные подкрепления, которые могли определить исход битвы. Но доставить их на поле боя оказалось невозможно. Германские офицеры описывали потом в мемуарах невероятное зрелище: сотни застывших, «умерших» грузовиков – их баки были пусты.
Что-то в этом же духе произошло и с Японией. Лидеры этой страны откровенно формулировали задачу войны: обретение контроля над природными ресурсами, которых у Японии не было вовсе. Без нефти, считали они, у страны вообще нет независимого будущего. Поэтому главным в стратегии было завладеть огромными нефтяными богатствами Юго-Восточной Азии и, прежде всего, Суматры. Вся остальная стратегия и тактика были подчинены этой задаче, включая и нападение на Пирл-Харбор, которое многим показалось достаточно бессмысленным. Но японские стратеги рассчитывали, что тем самым они могут обезвредить американский флот и подорвать мораль противника. Придумавший операцию адмирал Исороку Ямамото позаимствовал идею у своих предшественников, атаковавших Порт-Артур в начале Русско-Японской войны (1904–1905). Он считал, что неожиданная атака на главную военно-морскую базу во многом определила исход той войны. Теперь он хотел повторить тот же прием, упреждающим ударом лишив американцев возможности перерезать морские линии снабжения Японии нефтью.
В реальности американцам всё равно удалось эти линии перерезать, и у Токио не осталось никаких шансов. Даже знаменитые камикадзе – это в действительности продукт не столько самурайского романтизма и самопожертвования, сколько нехватки авиационного горючего. Экономия на невозвращающихся самолетах выходила большая – баки надо было заливать только наполовину… Но и камикадзе не смогли спасти свою страну от поражения: их подвиг был абсолютно напрасным. А как же атомная бомба? Как разгром Квантунской армии? Всё это, конечно, ускорило окончание войны, но в любом случае без нефти Япония была обречена.
Так что достаточно рано в ходе войны стало понятно: обеспечение энергией почти столь же или даже более важно, чем любое самое мощное оружие.
Но еще не кончилась одна война, а американцы задумались о будущей. В 1943 году министр внутренних дел США Гарольд Икес провозгласил беспрепятственный доступ к нефти важнейшей стратегической задачей новой эпохи. «Если когда-нибудь дело дойдет до Третьей мировой, то воевать придется с помощью чьей-то чужой нефти, потому что наша кончается», – объявил он. Потом, в 1948-м, была предпринята попытка развернуть массированную государственную программу по переходу на синтетическое топливо. Ее даже называли «новым Манхэттенским проектом» – по аналогии с программой создания атомной бомбы. «Нью-Йорк таймс» поспешила объявить зарю новой эры:
