Армен Гаспарян - Операция "Трест". Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.
Казалось бы, все, полный крах. Любой бы опустил руки. Но только не Савинков. Он все еще жаждал активных действий. В письме президенту Чехословакии Бенешу, в частности, отмечал: «Вы соблаговолили подать мне надежду на то, что не откажетесь от своей выдающейся поддержки дела «зеленых», интересы которых я защищаю. Мы всегда страдали из-за огромных финансовых затруднений. .Однако сейчас нам грозит полная ликвидация, потому что мы совершенно лишены каких-либо средств. Я прибегаю к последней возможности и от имени всех «зеленых» крестьян, солдат и ремесленников апеллирую к Вам, господин президент, к великому демократу и другу России, каковым Выявляетесь».
После недолгих раздумий он предложил новый план борьбы с ненавистными ему Советами — «внутренний взрыв». Он исходил из того, что диктатура пролетариата противоречит интересам
широких народных масс в целом и крестьянства в частности, а значит, неизбежны восстания, руководить которыми должны профессионалы. Савинков тут же приступил к созданию мобильных ударных отрядов, которые должны были бы при первых сигналах о бунтах поддерживать крестьян удачными рейдами из-за границы.
В январе 1921 года он формирует новую военно-подпольную организацию «Народный союз зашиты Родины и свободы». Кроме него, в лидерах числились генерал Эльвенгрен, полковник Гнилорыбов, профессор Философов, журналист Дикгоф-Дерен-таль. В одной из программных статей нового детища Савинкова указывалось: «В то время как монархические витии русской эмиграции, проев на банкетах полученные из Америки доллары, ждут новых безответственных благотворителей, мы начинаем новый этап борьбы с большевизмом •— этим главным несчастьем человечества. И мы заявляем, что однажды избранный нами путь мы пройдем до конца. Мы не позволим себе обманывать надежды тех, кто надеется на нас. Мы держим в руках оружие, а не банкетные бокалы с вином. И, как никогда, мы уверены в победе!
Мы торжественно заявляем:реставрации монархии в России не произойдет!На это пусть никто и не надеется. Мы заявляем это в столь категорической форме, зная, что и в наших рядах есть явные и тайные сторонники монархического строя. Одни являются ими по убеждению, и им мы говорим: или решительная смена убеждений, или уходите от нас под посрамленные знамена монархистов. Другие являются ими по ошибке, по примитивному неразумению законов прогресса истории, и им мы говорим: не превращайтесь в политических обывателей, задумайтесь еще раз над нашей программой, и, если она вас не устраивает, прямо об этом скажите — двери перед вами открыты, идите под те же посрамленные знамена. Третьи являются ими просто по темноте разума своего, и для них мы не пожалеем сил, чтобы разъяснить им их роковое заблуждение и наши великие цели в России.
Мы видим впереди только парламентскую Россию, и это не зыбкий мираж, а твердая наша цель, к которой мы приближаемся тысячами путей и сейчас, как никогда, ошущаем ее близость и ее реальность. Вперед, с открытыми глазами, и преданной борьбе чистой душой, и с верой в нашу грядущую победу!»
В тот момент он вновь верил, что недалек тот день, когда он станет диктатором новой, свободной, республиканской России. Все же эсеровская закваска давала о себе знать. Даже такой искушенный политик, как Савинков, не смог сразу отказаться от основных доктрин идеологии. Он всерьез рассуждал, что после свержения большевиков Россия будет управляться тремя партиями. Даже называл их: «Крестьянско-казачья», «Социалистичес-ко-рабочая» и «Буржуазная». Основную роль он отводил первой, которая должна была бы защищать интересы мелких хозяев.
Внимательно следя за развитием ситуации в России, он с гордостью говорил: смотрите, мой прогноз сбывается! В самом деле, восстания в Тамбовской губернии, на Средней Волге и в Западной Сибири делали весьма близкой перспективой то, что Савинков называл «взрывом изнутри». Дело было за малым — начать отправлять на помощь крестьянам ударные отряды. А вот с этим-то ничего и не вышло. Добиваясь финансовой помощи от бывших союзников по Антанте, Савинков сильно преувеличивал возможности своего союза и подпольных групп по всей России, которые ему якобы подчиняются. На деле же большинство лидеров восстаний и не подозревали, что, оказывается, получают указания к действию непосредственно от бывшего эсеровского террориста. Савинкову удалось-таки отправить в Россию 192 бывших офицера, но судьба их была незавидна: все они были арестованы и расстреляны.
Казалось бы, восстание в Кронштадте — «гордости революции» — должно было доказать всему миру гениальную политическую прозорливость Савинкова. Впрочем, он и сам сделал все
возможное, чтобы о нем вновь заговорили: отправил письмо военному министру Франции, в котором сообщал, что его отряды двигаются к границе Белоруссии, чтобы помочь успеху всеобщего восстания в России. Вот только все гладко было опять лишь на бумаге. Большевики быстро подавили мятеж, и Савинкову пришлось перенести восстание на неопределенный срок. Но это вовсе не означает, что он перестал о нем мечтать. Больше того, все его мысли только и были заняты грядущим мятежом, в котором он рассчитывал взять убедительный реванш за крах выступлений в Ярославле и Рыбинске. В июне 1921 года на съезде «Народного союза защиты Родины и Свободы» он представил детально разработанный план совместных действий подпольных групп и восставшего народа. Французы и англичане даже взялись оказать финансовую поддержку, прочитав очередную декларацию Савинкова: «Если бы русские люди не сражались против большевиков, если бы не было Степного и Ледяного походов, если бы не было похода на Петроград, если бы не защищалась Сибирь, если бы не восстали Дон, Терек, Кубань, если бы в Крыму (после — Новороссийск!) не было снова поднято рус-ское знамя, мы, русские, были бы вынуждены признать, что у нас, русских, нет чести и что Родина действительно не более как предрассудок. И если честь спасена, и если идея Родины — идея России — не умерла до сих пор, то этим мы обязаны безвестным героям, положившим жизнь свою у Пскова, у Омска, у Новочеркасска, под Орлом, под Казанью, на Перекопе — во всей земле Русской. Этим мы обязаны Корнилову, Алексееву, Колчаку, Деникину, Врангелю. Вечная слава им. Идею Родины они сберегли, святого духа не угасили. Но ни один из них не смог восстановить поверженной в прах России, ни даже Врангель, ни даже Корнилов. Чем объяснить их тяжкие неудачи?
У Колчака — воровство, интриганство, непонимание души народной. У Деникина — воровство, интриганство, непонимание
души народной. У Врангеля — воровство, интриганство, непонимание души народной. Некий тяготевший над ними закон.
Честнейшие люди окружены ворами. Бескорыстнейшие вожди — честолюбцами. Демократы — держимордами николаевского режима.
Что оставалось делать нам, видевшим эти язвы, предчувствовавшим неизбежное поражение? Умыть руки, как это сделали многие «патриоты» ? Или признать русский, пусть колеблемый ветром, пусть изорванный, пусть даже испачканный, и все-таки наш, родной, когда-то гордый и славный флаг? Признать — помочь. Признать — предостеречь. Признать — служить ему безответно. Что касается меня, я признавал и горжусь этим.
Потеряв армию, можно бороться — можно создать новую армию. Потеряв территорию, можно бороться — можно завоевать утраченное пространство. По потеряв и территорию, и армию, надо признать свое поражение и если бороться, то иными путями, вдумавшись в смысл поражения и устранив причину его.
Недостаточно написать демократическую программу, необходимо уметь воплотить ее в жизнь. Деникин — за Учредительное собрание, но штабы, тылы, «Осваги» Деникина — за «Его Императорское Величество». То же Колчак. То же Врангель. Скажите крестьянину, что от коммуны его освободят кадетствующие помещики, — и он не поверит вам. Скажите красноармейцу, что от коммуны его освободят старорежимные генералы, —и он не поверит вам. Представьте себе, что вы русский крестьянин. Красные мобилизуют вас, реквизируют хлеб и скот, расстреливают за дезертирство. Белые тоже мобилизуют вас, реквизируют хлеб и скот, расстреливают за дезертирство. Фамилии красных ненавистные и чужие: Ленин, Троцкий, Подвойский. Фамилии белых ненавистные и чужие: Кривошеий, Глинка, Климович. Красные говорят: мы за народ, за крестьян. Белые говорят: мы за народ, за крестьян. За красными недоговоренно скрывается «Ве-че-ка», за белыми недоговоренно скрывается царь. Что бы вы делали в этом, поистине безвыходном, положении ? Крестьяне ненавидели и тех и других и, ненавидя, кланялись и тем и другим. Приветствовали красных, приветствовали и белых. Чтобы крестьянин дрался за совесть, не щадя живота своего, надо, чтобы Белое дело стало делом не помещиков, не министров, не самозарождающихся и дорого стоящих «Всероссийских» правительств, а его крестьянским, хозяйским делом. Но тогда долой не только воров, интриганов и держиморд, но и «Осваги», и тылы, и «Как стоишь, сукин сын ?!», и епископа Вениамина и пр., и пр., и пр. — все наследство старозаветного строя. Ни Колчак, ни Деникин, ни Врангель не смогли или не захотели сделать эту необходимую хирургическую операцию. Кто сумеет сделать ее, кто сумеет борьбу против большевиков из борьбы за старозаветные пережитки сделать борьбой за новую, свободную, крестьянскую Россию, тот победит большевиков. И для победы этой не нужно иностранных солдат и миллиардов франков. Нужны только пламенная любовь к родному народу и вера в русского мужика».
