Сергей Носов - Тайная жизнь петербургских памятников
«Государственный деятель, филантроп и гражданин» – так назвал Грота один из выступавших на открытии памятника. Был октябрь неспокойного 1906-го. Губернаторствовал бы тогда Грот где-нибудь, как когда-то в Самаре, возможно, и в него бы бросили бомбу. В Самаре между тем до сих пор вспоминают Грота добрым словом – городской публичной библиотеке, достаточно сказать, он подарил свое уникальное собрание книг. В Петербурге был на высоких постах, входил в Государственный совет. Где бы он ни служил, всюду занимался делами что ни на есть реальными – например, разработкой акцизной и тюремной реформ… В возрасте, который называют преклонным, целиком отдался идее помощи слепым. С присущей ему неугомонностью, ездил в Германию изучать опыт организации школ для слепых – ничего подобного в России не было…
Училище на Песочной – само по себе памятник Гроту. Что касается памятника в прямом смысле, к его появлению причастны многие. Сначала была некоторая сумма, остававшаяся после приобретения венка на могилу, к ней стали прибавляться пожертвования, в том числе и от семей благодарных выпускников училища, – шел сбор по подписке. Марк Матвеевич Антокольский, сочувствовавший делу Грота, существенно сократил первоначальную смету за счет вознаграждения своего труда. Он был европейской знаменитостью. Живя в Париже, согласился взяться за работу на двух условиях: во-первых, от него не должны требовать предварительного эскиза, и, во-вторых, обойтись без комиссии, «которая бы следила за подробностями работы». Это нашли разумным. Всю работу предполагалось выполнить во Франции. Так бы оно и было, если бы в 1902 году Антокольский не умер от болезни легких. Что он успел, так это создать фигуру незрячей девочки с книгой на коленях. Изготовление бюста самого Грота вдова художника поручила одной из парижских мастерских – ученикам Антокольского. С гранитными частями монумента приключилась своя история. «Совет Попечительства, – читаем в отчете, – счел возможным освободить наследников М. М. Антокольского от забот о гранитных частях, удержал стоимость их по заявленным сметам из той суммы, которая причиталась к выдаче за памятник». К такому решению подвигли заказчика хорошие рекомендации от владельца каменотесной фабрики в городе Житомире С. Олешкевича, чьим предложением и было решено воспользоваться. Работа в Житомире стоила значительно дешевле, чем в Париже и, к слову сказать, в Петербурге.
В Житомире, однако, все пошло не так гладко – долго искали монолит, а потом начались забастовки. Зимой 1905-го отправить гранитные части в Петербург не удалось. Предприятие, вообще говоря, оказалось не таким дешевым. Но – дело богоугодное, сам министр финансов вмешался, статс-секретарь В. Н. Коковцев, лично распорядившийся о бесплатном провозе гранитных частей памятника от Житомира до Петербурга.
Гражданские инженеры В. А. Лучинский и В. А. Шевелев руководили сборкой и установкой памятника. Консультациями по этой части помогал знаменитый академик А. М. Опекушин. Другой академик, архитектор В. П. Цейдлер, планировал местность.
«Особое содейство» этих достойных людей отмечалось на «Чрезвычайном Общем Собрании членов Попечительства по поводу исполнившегося двадцатипятилетия Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых».[15] В ознаменование этой даты и был открыт памятник. Проходило собрание в здании того самого училища, первого из числа созданных при жизни Грота.
Журнал «Слепец», публикуя отчет о событии, несколько страниц отдал поздравительным телеграммам. Среди прочего напечатано стихотворение «Памяти Константина Карловича Грота», завершающееся такими словами:
В грядущем твой высокий труд
Мильоном уст благословится,
И под щитом твоим укрыться
Страдальцы многие придут.
Подпись: «Слепец Шилов, бывший воспитанник Костромского училища слепых».
А еще нам надо назвать имя другой воспитанницы училища для слепых – Елены Супсе. Это она позировала Антокольскому в Париже. Так что прислонилась к холодной колонне не абстрактная девочка, а Елена Супсе – это ее образ.
А еще нам надо назвать Константина Дмитриевича Ушинского, педагога. Это его книга лежит у нее на коленях: «Детский мир» – книга для первоначального чтения.
А еще надо назвать Александра Ильича Скребицкого, историка, автора фундаментального четырехтомного труда о крестьянской реформе и врача-окулиста. Попечительство о слепых Грот создавал вместе с ним. Книга Ушинского, что на коленях у девочки, – это не просто одно из бесчисленных изданий «Детского мира», это первая русская книга для незрячих, вышедшая в феврале 1882 года тиражом триста экземпляров. И была она издана благодаря энергии, воле, не сказать, одержимости Скребицкого. Разработка шрифта, расходы на издание, решение множества технических задач – все это он брал на себя. Позже Скребицкий станет приверженцем Брайля, но тогда Экспедиции заготовительных государственных бумаг, выпустившей книгу в свет (как только не обыгрывалась эта оппозиция тьмы и света!..), пришлось изобретать особую бумагу, пригодную для рельефного шрифта.
Шрифт Скребицкого изготавливали в Вене, а в Париже, спустя двадцать лет, Антокольский с невероятной дотошностью воспроизводил истинные формы страниц, на которых незрячая девочка в его мастерской открыла книгу. Можно подойти к памятнику и посмотреть, что читает слепая, касаясь пальцами правой руки рельефных букв книги. Это 95-я страница – выпуклые буквы отчетливо видны. Буквы на 94-й, что слева, тоже видны, но они вдавлены и даны в зеркальном отражении, эта страница не для чтения, это всего лишь обратная сторона «читабельной», закрытой от нас 93-й.
Первая фраза на 95-й имеет начало на предыдущей странице, там, если перевести с зеркального:
МНОГО, ОЧЕНЬ МНОГО
…и далее на 95-й уже:
ЗНАЕТЪ И УМЕЕТ ДЕЛАТЬ КРЕСТЬЯНИНЪ И ЕГО НИКАКЪ НЕЛЬЗЯ НАЗВАТЬ НЕВЕЖДОЮ, ХОТЯ БЫ ОНЪ И ЧИТАТЬ НЕ УМЕЛЪ. ВЫУЧИТЬСЯ ЧИТАТЬ И ВЫУЧИТЬСЯ МНОГИМЪ НАУКАМЪ ГОРАЗДО ЛЕГЧЕ, ЧЕМЪ УЧИТЬСЯ ВСЕМУ
– дальнейшее закрывают пальцы. Невероятный памятник. Это еще и памятник книге – абсолютно конкретной книге. В Петербурге немало как бы «читающих» памятников, но только здесь – читают по-настоящему.
О чем читаем, о том и думаем. Вот еще удивительная особенность этого памятника. Нам достоверно известно, о чем думает девочка со столь сосредоточенным лицом. Это еще и памятник определенной мысли.
Пожалуй, самый трогательный памятник в Петербурге. И хотя каламбурить здесь не совсем уместно, скажу, что он действительно провоцирует на тактильное восприятие – хочется потрогать. Памятник несомненно был выполнен с тем расчетом, чтобы его касались, и особенно – букв 95-й страницы. Для того не надо ни вставать на цыпочки, ни наклоняться.
Различая пальцами формы букв, я вспомнил, как в Гамбурге оказался на необычной интерактивной «экспозиции». Нам предлагалось почувствовать на себе, что такое мир незрячего. Выдав каждому по трости, нас запустили в абсолютно темное специально организованное пространство. Мы «шли по городу», переходили улицу, прислушиваясь к шуму машин; очутившись на рынке, старались сделать покупки, выбирая на ощупь фрукты и овощи… Заходили в дом, полный самых обычных предметов, переставших казаться знакомыми. Ощущения непередаваемые. Там умеют обращать внимание на чужие проблемы.
Это я к тому, что, касаясь бронзовых букв, отчетливо понимаешь, насколько для многих памятник «свой». Вот и маленький тайничок, в который уместилась пара монеток…
В год столетия училища на Песочной кто-то перед школой на Шаумяна пытался украсть фигуру девочки с книгой. Еще бы немного, и арматура была бы окончательно перепилена… Пришлось фигуру убрать, одно время бюст Константина Карловича пребывал в одиночестве. Каким-то специальным способом фигуру девочки потом приварили, говорят, навечно, – академику Опекушину такая инженерная задача и в дурном сне не могла бы присниться.
А в мае 2000-го украли бюст Грота. Через несколько дней он был обнаружен милицией. Разумеется, в скупке.
Сейчас памятник цел. Площадка благоустроена. Даже раскрашен бетонный забор со стороны интерната – с геометрическим разнообразием. Разноцветно. Нарядно. Хотя и не все видят.
Апрель 2008Ленин затаившийся
Иногда памятникам бывает полезно не показываться на глаза людям, особенно если в силу исторических катаклизмов возникает в обществе против увековеченного лица устойчивое предубеждение. Вот такое нехорошее отношение к себе начал как-то у многих вызывать Ленин Владимир Ильич, и стало ленинским памятникам доставаться… Тут бы им и притаиться, переждать, спрятавшись, трудное время. А как это притаиться, если памятники Ленину, как правило, на виду? Да и вообще памятникам по жизни надлежит быть хорошо видимыми…
