Александр Калантаев - Морские титаны
Дело в том, что сразу после войны японское правительство, отдавая дань глубокого уважения и преклоняясь перед мужеством, наградило капитана Руднева орденом Восходящего солнца. Высшей наградой самурая! Это как понимать? Как оценку неудачно проведенного боя? Японцы профинансировали и создание музея памяти героев в Сеуле. Будет ли нация, свято почитающая глубокие военные традиции и воинскую доблесть, оказывать подобные почести противнику, усилия которого оказались ничтожны? И будет ли он когда‑нибудь удален из списка тайн этого невероятного боя, категорично утверждать невозможно.
Еще большее удивление вызвала версия замечательного российского историка А. Б. Широкорада о возможности прорыва экипажей погибших кораблей, озвученная им в работе «Падение Порт–Артура». Историк считает, что Рудневу следовало возглавить моряков «Варяга», «Корейца» и парохода «Сунгари», и через сопки пробиваться навстречу вышедшим в рейд казакам Мищенко. Подобное решение могло существенно повлиять на оперативно–тактическую расстановку сил в самом начале войны. Версия писателя красива. Остается лишь уточнить, что Руднев и другие офицеры — профессиональные моряки, а не коммандос, подготовленные для подобных рейдов. Да, действительно на кораблях был большой запас винтовок, пулеметов и несколько легких орудий Барановского. Требовалось вооружить моряков, установить пушки на катера и уцелевшие шлюпки и с боем брать с моря уже захваченный японцами корейский порт. Мало того, что подобная операция требует длительной подготовки и специальных сил, но даже если представить невозможное, то как повести за собой людей, вышедших из страшного боя (по сути — расстрела) на новое самоубийство? И тем немногим, кто смог бы добраться до Чемульпо, а не погиб в момент высадки под шквалом японского огня, что делать? Сдаваться в плен, вести уличные бои или под огнем строиться в колонны и двигаться в сопки? Где‑то там, за многие сотни километров, рейдируют казаки Мищенко. Где конкретно? Как наладить связь? Да и знал ли капитан 1 -го ранга о планах армии в начавшейся кампании? Как видите, вопросов больше, чем ответов.
Версия эта красива лишь априори и так же неубедительна, как вид раненного в голову Руднева, сидящего на отбитом у японцев жеребце с палашом в руке, в окружении ошалевших от крови моряков. Сразу после сигнала горна — последний прорыв! В сопки, к казакам Мищенко, за лихим капитаном- рубакой! Можно ли такое представить, читатель? Думается, с трудом.
После «акта харакири» (обряда самоубийства), как высказался Хейхатиро Того о затоплении крейсера и взрыве «Корейца», их экипажи были приняты на борт кораблями международной эскадры под статусом «терпящих бедствие на море». Тяжелораненых иностранцы переправили в миссионерский госпиталь Чемульпо. Позднее, демонстрируя свою «цивилизованность», сюда прибыли врачи с крейсера «На- нива», принесшие подарки и выразившие свое восхищение поведением русских моряков в неравном бою. Эти эмиссары контр–адмирала Уриу низко кланялись и хитро улыбались, но появление их в госпитале носило исключительно разведывательный характер — японцев интересовали потери русских.
Под предлогом отсутствия инструкций своего правительства, в помощи пострадавшим морякам отказал командир американской канонерской лодки «Виксбург» — капитан Маршалл. Янки выслали несколько шлюпок, но перевозили русских раненых исключительно на французский крейсер «Паскаль». Это вызвало гневную реакцию у темпераментных французов и, к удивлению, задело англичан. Политика политикой, но в минуты тяжелых испытаний люди должны оставаться людьми. «Американский флот еще слишком молод, чтобы проникнуться идеями морского братства», — укололи американских моряков британские газеты.
Большую часть пострадавших экипажей взяли на борт французы. Капитан Виктор Сене любезно предоставил каюты своего стационера и для представителей русской дипломатической миссии в Сеуле. Японцы, уже прочно обосновавшиеся в Чемульпо, подобной эвакуации не препятствовали.
Крейсер доставил героических пассажиров в Шанхай, где уже находилось переехавшее из Токио русское посольство во главе с бароном Розеном — одним из косвенных виновников вспыхнувшей войны, чьи бодрые телеграммы в Петербург перед самым конфликтом окончательно усыпили царских генералов и адмиралов. Впрочем, и в Шанхае настроение было шапкозакидательским. Офицеры много шутили и заключали пари о сроках подписания мира в столице Японии. В долгую войну с таким «несерьезным» противником верить не хотелось. Только через несколько месяцев, после череды сокрушительных поражений и военных провалов, призрак фатальной катастрофы стал все отчетливее вырисовываться, подобно восходящему над вершиной Фудзиямы солнцу.
Именно из Шанхая В. Ф. Руднев и отправляет свой первый рапорт о происшедшем бое на имя наместника Алексеева. Принято считать, что это донесение, написанное по «горячим следам», и послужило документальной основой для беспрецедентного в истории флота России награждения экипажей двух боевых кораблей.
Но пока предстоял долгий путь в Россию, где героям была приготовлена торжественная встреча. Варяжцев чествовали и Одесса, и Москва, и Петербург. Профессор В. А. Доценко считает, что все это действо организовали высшие сановники, так бездарно «подставившие» стационеры в Чемульпо. Более того, часть кадровых офицеров флота осудила действия капитана Руднева. Однако на фоне дальнейших блеклых и невыразительных операций российского флота в этой войне что‑либо предъявлять командиру «Варяга» не имеет смысла.
Так неожиданно свалившаяся почти всемирная слава буквально ошеломила капитана. Еще по дороге на родину, в Джибути, от имени абиссинского негуса Рудневу вручили уникальный подарок — африканский головной убор, отделанный жемчугом. Но главные награды ждали героев в России. Весь экипаж обоих кораблей был награжден Георгиевскими крестами, и, что поразительно, впервые этой боевой награды были удостоены механики и судовые врачи! Всеволоду Федоровичу Рудневу пожаловали царским указом флигель–адъютантские погоны, что автоматически включало его в свиту императора.
По приезде из шумно встречавшей их Москвы в Петербург состоялось грандиозное шествие моряков по Невскому проспекту от Николаевского вокзала до сердца столицы — Зимнего дворца В Народном доме для нижних чинов был дан роскошный обед, после которого матросы были удостоены еще одной, не менее почетной награды — серебряных именных часов с гравировкой «Герою Чемульпо» и датой памятного скоротечного боя. Толпы петербуржцев ликовали, творилось что‑то невообразимое! Это был огромный патриотический подъем, способный, казалось, превратить колониальную войну в войну народную. На вокзалах гремели торжественные марши, очередные офицеры отъезжали на невероятно далекий Дальний Восток под мелодии, рожденные в те тревожные дни. Ставший в одночасье знаменитым вальс «На сопках Маньчжурии» захлестнул и очаровал столицу.
В феврале 1904 года случилось еще одно примечательное событие. Немецкий поэт Рудольф Грейнц написал потрясающее стихотворение Der «Warjag» («Варяг»), опубликовав его в 10–м номере журнала «Югенд». Впервые перевод этого произведения появился в петербургском «Новом журнале иностранной литературы» (номер 14 за 1904 год), причем переводов было два — Н. К. Мельникова и EJvL Студенской. Работу женщины признали более удачной, а вскоре появилась и подходящая музыка. Встречавший варяжцев на улицах Петербурга музыкант 12–го гренадерского Астраханского полка АС Турищев сочинил мелодию, ту самую —щемящую, проникновенную. Так родилась песня, ставшая всенародно любимой на долгие годы. И хотя песен о легендарном крейсере несколько, эта, первая, — наиболее яркая.
Варяжцам, конечно, воздали должное, однако никому не хотелось думать о серье? носги и подлинном трагизме положения. Войну с Японией, повторюсь, воспринимали как курьезное недоразумение, не осознавая, что руками японцев с Россией сражаются сильнейшие империалистические державы мира. Любое совещание по Дальнему Востоку всегда содержало бесконечные уверения генералитета: в случае чего Токио возьмут через неделю- другую. Не отставал в своих победных реляциях и флот. Адмирал Скрыдлов говорил царю о «втором Синопе» (знаменитая победа российского флота над турецким в 1853 году) для японцев. Те же экипажи «Варяга» и «Корейца», отправляясь домой, были стопроцентно уверены, что пока дойдут до Одессы и Петербурга, война окончится. Серьезного сопротивления от Страны восходящего солнца не ждали. Анализ скандальной войны Японии с Китаем (в 1895 году) серьезных опасений не вызывал: все было предсказуемо и понятно — победил сильнейший! На этом и строили концепцию усиления флота и общую стратегию.
Только с чередой бесконечных поражений наступило отрезвляющее прозрение, окончившееся страшным, кровавым похмельем цусимского разгрома. Не пройдет и года, как чувство горечи за утраченные территории, похороненный имперский престиж, невосполнимые потери и почти полное уничтожение морского флота охватит всех русских людей. Еще долго в памяти народной будет кровоточить незаживающей раной страшное, парализующее волю слово «Цусима».
