Дмитрий Верхотуров - Сталинская экономика Победы. «Было время – и цены снижали»
Прежде чем браться за работу, нужно было сначала определить хотя бы основные задачи, которые надо было решить в самом ближайшем будущем. Вплоть до начала первого пятилетнего плана в 1929 году это была важнейшая задача для плановиков и хозяйственников.
Первая задача была в определенном смысле самоочевидной и была уточнена в работах Особого совещания по восстановлению основного капитала (ОСВОК) ВСНХ СССР – острая нехватка металла. В. И. Межлаук подчеркивал во введении к материалам ОСВОК по металлической промышленности, говоря о стоящих проблемах: «Первая из них – проблема устранения диспропорций между развитием металлургии и металлообрабатывающей промышленности. Всемерное форсирование металлургии, построение новых заводов и переоборудование старых должно быть первой задачей в области металлопромышленности все ближайшие 10 лет…»[44]
От металла зависело все, в том числе, конечно, выпуск промышленной продукции, и, как следствие, возможности производства вооружения и снаряжения больших армий. В материалах ОСВОК приводятся некоторые показатели необходимых затрат металла в расчете на определенный объем продукции. Так, на 1 млн. рублей сельскохозяйственной продукции требовалось 9416 рублей сортового железа (то есть проката). На 1 млн. рублей промышленной продукции – 17 286 рублей, на 1 млн. рублей продукции металлообработки – 269 000 рублей, и на 1 млрд. пудоверст грузооборота железных дорог требовалось 27 500 рублей сортового железа[45]. По оценке Главметалла, потребность в черных металлах составляла в 1925/26 году – 377 млн. пудов, в 1926/27 году – 411 млн. пудов, в 1927/28 году – 445 млн. пудов, в 1928/29—480 млн. пудов, а в 1929/30 году – 517 млн. пудов[46].
План ОСВОК, предусматривающий увеличение выплавки на 100 млн. пудов чугуна, поднимал душевое производство металла до 1,8 пуда на душу населения. Чтобы поднять выплавку до уровня в 3,5 пуда на душу населения, требовалось выплавлять около 500 млн. пудов чугуна[47].
Столько советские металлургические заводы выпустить не могли. Максимальная довоенная производительность русской металлургии составляла 350 млн. пудов в год. В ходе войны было уничтожено около 25 % мощностей, и СССР располагал мощностями по выплавке 260 млн. пудов, из которых 120–150 приходилось на южные заводы, а 30–40 млн. пудов – на Урал. Проанализировав положение в металлургии, ОСВОК сделал вывод: «Единственной возможностью развивать производство выше 410 млн. пудов является сооружение новых заводов»[48].
Из этого вытекала программа реконструкции металлургических заводов, расположенных в Донецком районе, с увеличением выплавки чугуна и стали на них, программа реконструкция старой и технически отсталой черной металлургии Урала, а также программа создания нового металлургического производства на новых месторождениях железной руды и угля, на Урале и в Сибири (в 1925 году был составлен первый вариант плана развития Урало-Кузнецкого металлургического комбината, который должен был дать 200 млн. пудов металла[49]). Борьба за металл стала главной задачей первого пятилетнего плана.
Далее, важнейшей задачей была также добыча угля и обеспечения промышленности и железных дорог топливом. Топливный дефицит преследовал Россию в годы Первой мировой войны, очень остро стоял в годы Гражданской войны, так, что от нехватки топлива останавливались заводы и грозили встать поезда. Нехватка топлива преследовала советское хозяйство и в начале индустриализации. В 1925/26 году план по добыче топлива был выполнен на 97 %, а потребление составило 102,4 % к плану. Расхождение – 5,4 %, в натуральных показателях около 140 млн. пудов условного топлива.
Разумеется, советские плановики искали пути разрешения топливного дефицита. Так, В. А. Ларичев в начале 1925 года сделал примерный подсчет потребления топлива до 1937/38 года, в котором главный упор был сделан на Донецкий бассейн. Так, суммарные потребности в 1932/33 году определялись в 3160 млн. пудов угольного эквивалента, а в 1937/38 году в 3791 млн. пудов, при этом добыча в Донецком районе должна была составлять в 1932/33 году – 1550 млн. пудов, а в 1937/38 году – 2100 млн. пудов угля. Для Кузнецкого бассейна добыча определялась в 1932/33 году в размере 150 млн. пудов, а в 1937/38 году – 845 млн. пудов[50].
Из этого следовали выводы, что без серьезной реконструкции Донецкий бассейн не в состоянии выполнить столь высокую программу, поскольку в 1925/26 году 210 крупнейших шахт добывали 1130 млн. пудов и были нагружены свыше 100 % своей добывной способности[51]. Помимо этого, нужны другие источники топлива и другие угольные базы. Крупным центром добычи угля должен был стать Кузбасс, на Урале интенсивно велись изыскания на угольных бассейнах, готовилось начало разработки Карагандинского угольного бассейна в Казахстане.
Задачи получения металла и угля настолько тесно сплетались между собой различными связями, что в 1930-х годах они объединились окончательно, и в лексиконе советских хозяйственников появился термин «угольно-металлургическая база». Это понятие обозначало соединение запасов железной руды и каменного угля в рамках одного комбината, производящего в крупных масштабах чугун и сталь. Первой угольно-металлургической базой считался Донбасс: донецкий уголь, криворожская руда и крупные металлургические заводы «Югостали». В годы первой пятилетки к ним добавили также электроэнергию Днепрогэса. Второй угольно-металлургической базой стал Урало-Кузнецкий комбинат: магнитогорская руда и кузнецкий уголь. На полную мощь он заработал в годы второй пятилетки.
Помимо этого, существовал еще ряд металлургических центров и отдельных заводов, таких как Керченский металлургический завод, перерабатывавший фосфористые руды Керченского железорудного месторождения; старые, древесно-угольные металлургические заводы на Урале, вырабатывавшие качественный металл, а также отдельные небольшие заводы передельного цикла, выпускавшие чугун, литье из чугуна и стали, в том числе для нужд машиностроения.
В конце 1930-х годов началось строительство третьей металлургической базы: воркутинский уголь, железная руда Ковдорского месторождения на Кольском полуострове, с размещением крупного металлургического завода в Череповце. Эта база должна была освободить ленинградскую промышленность от дальнепривозного топлива и металла. Однако к началу войны необходимые для минимального пуска комплекса объекты не были достроены.
С топливом была тесно связана задача электрификации, поставленная еще в плане ГОЭЛРО. За первую пятилетку этот план должен был быть завершен и превышен. К 1929 году из запланированных в ГОЭЛРО 1425 тыс. кВт установленных мощностей было построено 607 тыс. кВт. Выполнение ленинского плана предполагалось нагнать в ближайшие же годы. 30 районных электростанций должно было быть построено и введено в 1929 году. В течение еще следующих двух лет планировалось запроектировать и построить еще 19 районных электростанций общей мощностью в 730 тыс кВт сверх указанных в плане ГОЭЛРО. Так что уже в 1930 году плановики рассчитывали приступить ко второму плану электрификации, по итогам которого должно было быть в народном хозяйстве 3143 тыс. кВт мощностей, что вдвое превышало показатели плана ГОЭЛРО[52].
Остальные задачи хозяйственного развития на уровне государственного планирования объединялись проблемой темпов. Рост машиностроения, легкой промышленности, сельского хозяйства, транспорта, каждой конкретной отрасли и даже каждого отдельного предприятия определялся тем, как быстро будет развиваться все народное хозяйство. Потому третьей важнейшей задачей индустриализации было определение темпов роста.
Это был остро дискуссионный вопрос, споры по которому шли все 1920-е годы и прекратились только с началом первой пятилетки, официально, силой закона, зафиксировавшей темпы роста. В этой длинной дискуссии было три фракции. Первая, представленная буржуазными специалистами, хоть и предлагала на пятилетку высокие темпы роста, порядка 10–12 %, считала, что в конце пятилетки темпы должны были сократиться до «нормальных» 3–5 % роста экономики в год. Коммунисты решительно эту позицию оспорили, назвав ее «теорией затухающего роста». Под их напором первоначальные, затухающие темпы первой пятилетки были пересмотрены. Вторая фракция была представлена Госпланом СССР во главе с Кржижановским, который выступал за 12–15 % роста в год на протяжении всей пятилетки. Наконец, третья фракция была представлена ВСНХ СССР во главе с В. В. Куйбышевым, который выступал за максимальные темпы 17–20 % в год, а также были и такие, кто, при поддержке Куйбышева, предлагал запланировать по 40–50 % роста в год.
Скажем, В. Е. Мотылев, который сделал большой вклад в разрешение вопроса о темпах, в 1926–1928 годах провел обработку обширного статистического материала о темпах роста в наиболее развитых капиталистических странах: США, Великобритании, Франции и Германии – с целью отыскать закономерности в темпах роста и найти способ, в наибольшей степени подходящий к хозяйственным задачам в СССР. Мотылев считал: «Далеко не все мыслимые методы ускорения темпа оказываются в нашей системе хозяйства целесообразными и реальными»[53]. Он рекомендовал следовать американскому типу индустриализации и предлагал установить годовые темпы роста отраслей народного хозяйства по оптимальному плану: для сельского хозяйства – 8—10 %, для легкой промышленности – 17–20 %, для тяжелой индустрии – 25–30 %[54].
