Bill Gates - Марк Солонин
Латышская военизированная организация «Айзсарг» (созданная еще в 1919 г.) к 1941 г. насчитывала в своих рядах до 40 тыс. человек. В Литве 17 ноября 1940 г. был 'учрежден подпольный «Фронт литовских активистов», боевые группы которого к весне 1941 г. насчитывали 35 тыс. человек. В докладе от 21 мая 1941 г. немецкая военная разведка с чувством глубокого удовлетворения констатировала:
«...Восстания в странах Прибалтики подготовлены, и на них можно надежно положиться. Подпольное повстанческое движение в своем развитии прогрессирует настолько, что доставляет известные трудности удержать его участников от преждевременных акций...» (155).
Тщательно изготовленная совместными усилиями сталинцев и гитлеровцев «мина замедленного действия» взорвалась 22 июня 1941 г. Раньше, чем в Каунас вошли передовые части вермахта, контроль над городом установила некая «литовская комендатура» во главе с полковником бывшей литовской армии Бобялисом. 23 июня в Каунасе было сформировано «Временное правительство», 27 июня объявлено о восстановлении органов власти и законодательства независимой Литвы (26, стр. 130). Один из очевидцев событий свидетельствует:
«...Советские руководители Литвы поспешили удрать на машинах первыми, а за ними потянулись милицейские органы, тем самым развязав руки контрреволюционным бандам в Литве... Каунас и вся Литва вообще в течение нескольких дней находились без гражданских властей. 23 и 24 июня контрреволюция организовала боевые дружины, привлекая даже гимназистов 5-го класса...» (155, стр. 386).
Убежать куда-либо из Риги (столицы Латвии) сложнее — город стоит на берегу морского залива. Возможно, поэтому в городе разгорелись настоящие уличные бои. В документе под названием «Краткое описание боевых действий 5-го мотострелкового полка войск НКВД» обстановка в городе описана следующим образом:
«...Враждебные элементы наводили панику в тылу армии, деморализовали работу штабов, правительственных и советских учреждений... Враги установили на колокольнях церквей, башнях, чердаках и в окнах домов пулеметы, автоматы и вели обстрел улиц, зданий штаба Северо-Западного фронта, ЦК Компартии Латвии, телеграфа, вокзала...»
В ночь на 24 июня группа мятежников ворвалась в дом, где проживали работники ЦК Компартии Латвии. О масштабе этого ночного боя в столице можно судить по тому, что «в ходе боя 128 человек нападавших было убито, 457 взято в плен» (155, стр. 404). 28 июня (войска немецкой Группы армий «Север» заняли Ригу только 30 июня) мятежники захватили радиостанцию Риги и объявили о создании «Временного правительства Латвии»... (26, стр. 207).
Таким оказался конечный результат «мудрой внутренней и неизменно миролюбивой внешней» политики советского государства. Аннексированные в 1939—1940 гг. территории Восточной Польши, Литвы, Латвии, Бессарабии превратились для Красной Армии в ловушку. В ловушку попали не только части действующей армии, в этом смертельном капкане оказались и семьи командного состава Красной Армии.
Семьи командного состава. Это еще одна окровавленная — и тщательно забытая — страница истории начала войны. Среди хаоса и неразберихи первых дней семьи комсостава оказались в городах и поселках, охваченных «беспорядками» такой силы, что даже танковые дивизии (вспомним 4-й и 8-й мехкорпуса) с трудом могли вырваться оттуда. Эта трагедия была совершенно беспрецедентной — ни в одной стране, вступившей в войну против гитлеровской Германии, ничего подобного не было. Ни во Франции, ни в Бельгии, ни в Польше, ни в Норвегии в армейских командиров и их малолетних детей не стреляли изо всех чердаков и подворотен. Почему стреляли в оперативном тылу Красной Армии, понятно: в Прибалтике и на Западной Украине война началась скорее как «малая гражданская», нежели «великая отечественная», и обе стороны в такой войне действовали за гранью милосердия. Вопрос в другом: каким образом семьи ком-,состава оказались на «освобожденных» в 1939—1940 гг. территориях?
За редчайшими исключениями жены (и уж тем более дети) командиров Красной Армии не были уроженцами западных «присоединенных» земель. Они туда приехали вместе со своими мужьями-военнослужащими. Практически у всех на востоке остались родители, братья, сестры. Организованная, своевременная эвакуация семей комсостава из зоны будущих боевых действий была вполне возможна. Более того, прецедент такого «разъединения» семей был. 22 декабря 1940 г. нарком обороны СССР издал приказ № 0362, в соответствии с которым переводились на казарменное положение «летчики, штурманы и авиатехники, независимо от имеющихся у них военных званий, находящиеся в рядах Красной Армии менее 4 лет». Пункт 7 приказа гласил:
«...Семьи летно-технического состава, переводимого на казарменное положение, к 1 февраля 1941 г. вывести с территории военных городков. Выселяемые семьи отправить на родину или переселить на местные городские и поселковые жилфонды вне расположения авиачасти...» (17, стр. 202).
На проезд семьи по железной дороге выдавались бесплатные проездные документы и «пособие на устройство в новом месте» в размере от 2000 до 3500 руб. (в зависимости от состава семьи). Деньги немалые, учитывая, что средняя зарплата рабочего промышленности составляла в то время 350—400 руб.
Примечательно, что в преамбуле приказа было сказано:
«...В современной международной обстановке, чреватой всякими неожиданностями, переход от мирной обстановки к военной — это только один шаг. Наша авиация, которая первая примет бой с противником, должна поэтому находиться в состоянии постоянной мобилизационной готовности... Задача создания обученных и вполне подготовленных к бою летчиков несовместима с современным положением, когда летчик переобременен семейными заботами... Нигде в мире не существует таких порядков, чтобы летчики жили по квартирам с семьями и чтобы авиационные части представляли из себя полугражданские поселки. Терпеть такое положение далее — это значит ставить под удар дело боевого воспитания наших летчиков, дело укрепления нашей авиации, оборону нашей страны...» (17, стр. 201).
Золотые слова. Но если в декабре 1940 г. обстановка оценивалась как «чреватая всякими неожиданностями», и поэтому даже в далекой Сибири или Казахстане летчиков переводили из-под семейного крова в казарму, а семью за государственный счет «отправляли на родину», то что же мешало принять аналогичные меры применительно ко всем семьям комсостава, находившимся в западных округах в тот момент, когда немецкие войска уже снимали проволочные заграждения вдоль границы?
Рациональный ответ на этот вопрос найти не удастся. Разумеется, добровольные адвокаты Сталина и в этом случае скажут, что заблаговременная эвакуация семей комсостава не была проведена, дабы «не дать Гитлеру повода к нападению». Спорить на эту тему бессмысленно да и, честно говоря, надоело. В мае — июне 1941 г. десятки тысяч вагонов с людьми, танками, орудиями, боеприпасами мчались на запад, срывая графики движения по всем железным дорогам Советского Союза. Какие еще «поводы» нужны были Гитлеру? Масштаб начавшегося стратегического развертывания Красной Армии был настолько велик, что Сталин уже и не пытался его отрицать. Вместо этого 13 июня 1941 г. в знаменитом «Сообщении ТАСС» была сделана весьма неуклюжая, на дурачка рассчитанная, попытка дать успокоительное для Гитлера объяснение происходящего:
«...проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата...»
В такой обстановке отъезд на восток нескольких тысяч женщин и детей ничего бы не добавил и не убавил.
Скорее всего, здесь проявились самовлюбленная заносчивость кремлевских правителей (воевать они планировали на чужой земле, под гром оркестров) и обычное для сталинского режима безразличие к судьбам и чувствам людей. Мало того, что власть сама не организовала эвакуацию семей, она еще и активно препятствовала проявлению личной (или коллективной) инициативы в этом вопросе. Бывший начальник Управления НКГБ г. Белостока товарищ Бельченко в своих воспоминаниях пишет: «На бюро обкома партии мы рассматривали решения некоторых приграничных райкомов партии об исключении из
ВКП(б) тех, кто начал отправлять свои семьи в наши тыловые объекты» (62).
Надо ли напоминать о том, что означало для командира Красной Армии исключение из партии? И не только в Белостоке принимались такие безумные решения. Открываем книгу генерала Сандалова (в начале войны — начальника штаба 4-й армии Западного фронта) и читаем:
«...19 июня 1941 г. состоялся расширенный пленум Брестского областного комитета партии... На пленуме первый секретарь обкома тов. Тупицын обратил внимание на напряженность международной обстановки и возросшую угрозу войны. Он призывал к повышению бдительности... На вопросы участников пленума, можно ли отправить семьи из Бреста на восток, секретарь обкома ответил, что этого не следует делать, чтобы не вызвать нежелательных настроений...» (79).
