Хантер Томпсон - Страх и отвращение предвыборной гонки – 72
Я хотел бы получить текст или хотя бы запись того, что сказал Ковик в тот день, потому что его слова хлестали толпу, словно проволочной плетью. Если бы Ковику дали выступить с трибуны зала съезда, перед камерами телеканалов, у Никсона не хватило бы смелости выйти после этого на публику и принять выдвижение.
Нет… Я подозреваю, что выдаю желаемое за действительное. Ничто, находящееся в границах человеческих возможностей, не сумело бы помешать Ричарду Никсона принять это выдвижение. Если бы сам Бог появился в Майами и осудил его с трибуны, наемные охранники из Комитета по переизбранию президента быстренько арестовали бы его за нарушение общественного порядка.
Ветераны Вьетнама, такие как Рон Ковик, не приветствуются в Белом доме Никсона. Они пытались попасть туда в прошлом году, но смогли лишь подойти достаточно близко, чтобы бросить свои военные медали через ограду. Это было, пожалуй, самым красноречивым антивоенным заявлением, когда-либо сделанным в этой стране, и этот Марш тишины у «Фонтенбло» 22 августа стал его продолжением.
Сегодня в Америке нет антивоенного или даже антиправительственного движения с такой внутренней мощью, как у «Ветерановы войны во Вьетнаме против войны». Даже те упадочные свиньи на палубе «Дикой розы» не могут игнорировать цену, которую заплатили Рон Ковик и его приятели. Они — големы и вернутся, чтобы преследовать всех нас, даже Ричарда Никсона, который в ходе президентской кампании 1968 года говорил, что у него есть «тайный план» положить конец войне во Вьетнаме.
Что, как выясняется, было правдой. План состоял в том, чтобы положить конец войне как раз вовремя, добившись таким образом своего переизбрания в 1972 году. Еще на четыре года.
Сентябрь
Блюз хорошей жизни… Страх и отвращение на самолете для прессы Белого дома… Недоброе предчувствие в штаб-квартире Макговерна… Никсон закручивает гайки… «Многие, похоже, пребывают в терминальной стадии вспучивания кампании»…
Слушайте меня, люди: теперь нам приходится иметь дело с другой расой — малочисленной и слабой, когда наши отцы впервые встретились с нею, но великой и властной сейчас. Как ни странно, у них достаточно ума, чтобы возделывать землю, но их болезнь — любовь к собственности. Эти люди придумали много правил, которые богатые могут нарушать, а бедные нет. Они берут десятину с бедных и слабых, чтобы поддержать богатых и тех, кто правит.
Вождь Сидящий Бизон на совете на Паудер-Ривер в 1877 годуЕсли бы Джордж Макговерн имел спичрайтера хотя бы наполовину такого же красноречивого, как Сидящий Бизон, он бы сейчас спокойно отдыхал дома, вместо того чтобы, преодолевая отставание в 22 пункта, закусив удила носиться по всей стране. Совет на Паудер-Ривер состоялся 95 лет назад, но сказанное старым вождем о покорении белым человеком американского континента по-прежнему актуально, как будто он только сегодня восстал из мертвых и произнес это для микрофонов телевидения в прайм-тайм. Мы пожинаем гнилые побочные плоды американской мечты со времен Сидящего Бизона, и единственное отличие от тех времен заключается в том, что теперь, когда до дня выборов-72 остается всего несколько недель, мы, похоже, готовы одобрить эти плоды и забыть о самой мечте.
Сидящий Бизон не делал различий между демократами и республиканцами, с которыми дело, вероятно, обстояло точно так же и в 1877 году, и в любой другой год. Но он никогда не знал, каково это — путешествовать на самолете для прессы Ричарда Никсона, и никогда не испытывал желчного удовольствия иметь дело с Роном Циглером, а также никогда не встречал Джона Митчелла, королевского распорядителя Никсона.
Я думаю, что если бы старому вождю сиу довелось все это испытать, то, несмотря на его презрение к белому человеку и всему, за что тот выступает, он бы сегодня работал сверхурочно в пользу Джорджа Макговерна.
Эти последние две недели были относительно спокойными для меня. Сразу после съезда Республиканской партии в Майами я с трудом добрался до Скалистых гор и попытался на какое-то время забыть о политике — просто лежал голым на веранде под прохладным полуденным солнцем и смотрел на осины, обращавшиеся в золото на холмах вокруг моего дома. Смешивал огромную канистру джина и грейпфрутового сока, глядел на лошадей, тыкающихся носами друг в друга на пастбище через дорогу, по ночам жег толстые журналы в камине. Херби Манн, Джон Прайн и Джесси Колин Янг ревели из динамиков… Время от времени я срывался, чтобы пробежаться до города по проселочной дороге над рекой, играл в волейбол в спортзале центра здоровья, потом шел к галерее Бентона, чтобы выяснить, что натворили местные жадные говнюки, пока меня не было, смотрел вечерние телевизионные новости и проклинал Макговерна за то, что тот пробил очередную дыру в собственной лодке, а затем останавливался по пути из города домой у Джерома, чтобы выпить полуночного пива с Солхеймом.
Через две недели такой мирной жизни последним, о чем мне хотелось думать, был мрачный, нависающий надо мной призрак еще двух бешеных месяцев предвыборной кампании. Тем более что это означало возвращение сюда, в Вашингтон, чтобы начать закладывать фундамент долгой и мучительной работы по аутопсии кампании Макговерна. Что пошло не так? Почему это не удалось? Кто виноват? И, наконец, что дальше?
Это был один план. Другой заключался в том, чтобы каким-то образом просочиться сквозь игольное ушко службы безопасности Белого дома и выйти на тропу избирательной кампании с Ричардом Никсоном, дабы посмотреть, как он кружится в своем вальсе, лишь бы уловить ход его мыслей, последить за его движениями, за глазами. За этим стоит понаблюдать: не просто еще четыре года Никсона, а последние четыре года Никсона в политике, когда в первый раз в жизни можно не сдерживаться и нет никакой необходимости беспокоиться о том, кто может или не может проголосовать за него в следующий раз.
Если он выиграет в ноябре, то, наконец, будет волен делать все, что захочет… Или, может быть, «захочет» — это пока слишком сильное слово. Оно вызывает в воображении образы Папы Дока, Батисты, Сомосы: тюрьмы, полные не понимающих, что происходит, «политических заключенных», и постоянный страх того, что в четыре утра вашу дверь неожиданно вышибут ударами кованых сапог.
Нет смысла обманывать себя насчет того, что Ричард Никсон действительно хочет для Америки. Когда он стоит у окна Белого дома и смотрит на антивоенную демонстрацию, он не видит «инакомыслящих», он видит преступников. Опасных паразитов, готовящихся ударить в сердце Великую американскую систему, которая поставила его туда, где он находится сейчас.
Особой разницы между демократами и республиканцами нет. Я пришел к этому выводу самостоятельно — с изрядной злобой, насколько я помню — по итогам последних десяти месяцев… Но только слепой выродок или имбецил не может уловить разницу между Макговерном и Ричардом Никсоном. Конечно, они оба белые люди и оба политики, но на этом сходство заканчивается, а разница настолько значительна, что любой, кто замечает ее, заслуживает всего того, что с ним произойдет, если Никсон будет переизбран из-за апатии, глупости и лени потенциальных избирателей Макговерна.
Трагедия этой кампании заключается в том, что Макговерн и руководители его штаба не сумели по-настоящему разъяснить, что стоит на кону 7 ноября. Перед нами не просто еще одна тусклая переигровка кампании Никсона против Хамфри 1968 года или Линдона Джонсона против Голдуотера в 1964-м. То были бесполезные заходы. Я проголосовал за Дика Грегори в 1968-м и «против всех» в 1964-м… Но предстоящие выборы отличаются от тех, и так как Макговерн трагически не умеет находить слова, которые помогли бы людям понять, что он отстаивает, то я сэкономлю много времени — и дам передохнуть своей усталой голове, приведя характеристику, данную Ричарду Никсону Бобби Кеннеди, когда тот выступал в Университете Вандербильта весной 1968 года, незадолго до своей гибели.
«Ричард Никсон, — сказал он, — представляет собой темную сторону американского духа».
Я не помню, что еще он сказал в тот день. Думаю, я мог бы найти это в архиве New York Times, но к чему беспокоиться? В одной этой строчке сказано все, что нужно.
Любой, кто сомневается в этом, должен пойти и увидеть шоу президента в следующий раз, когда тот прибудет в местный аэропорт. Посмотреть на большой серебристо-синий, сделанный на заказ лайнер, с ревом приближающийся по взлетно-посадочной полосе и подруливающий к небольшой, но очень дисциплинированной толпе молодежных фанатов Никсона, распевающих песенку «Никсон сейчас» и размахивающих свежеотпечатанными красно-бело-синими плакатами «Переизбрать президента», а затем делающих отработанную паузу, прежде чем напугать все телевизионные команды на взлетной полосе стильным скандированием «Еще четыре года!».
