Оскар Курганов - Разные годы
И надо отдать должное этим людям — они добиваются все нового и нового увеличения добычи угля — каждый месяц отправляются сверхплановые эшелоны — это уже стало традицией.
Почти четвертую часть жителей города составляют строители. Они воздвигли мощные обогатительные фабрики, новые шахты и жилые поселки, они подготовили к эксплуатации крупный Храмцовский разрез, где уголь добывается землеройными машинами.
Мы приехали сюда поздно вечером. «Победа» подошла к самому экскаватору, к угольным пластам. Здесь впервые применили шагающий двадцатикубовый экскаватор для снятия верхних пластов земли. Здесь с необычайной ясностью воспринимается это слово — разрез. Экскаватор разрезает землю, потом, постепенно расширяя и углубляя разрез, добирается до угольных пластов. На первый взгляд — это простая операция. Но она требует большого труда и немалого искусства. Лишнюю землю — породу, как принято здесь говорить, — надо убрать в такое место, где бы она не мешала дальнейшим выработкам и откуда ее уже не придется перевозить или перебрасывать.
Тяжелый шахтерский труд полностью заменен машинами, к тому же — высокопроизводительными машинами. Из глубины разреза тянется пунктирная линия электрических огней — они освещают транспортер, по которому уголь отправляется на обогатительную фабрику. Все это напоминает огромную чашу, из которой люди черпают с помощью механических лопат или ковшей сокровища, лежавшие здесь тысячи лет.
— Теперь поедем на углеобогатительную фабрику, — говорит Михаил Иванович Акулов, потомственный угольщик, сын и внук черемховских шахтеров.
Семья Акуловых — это, в своем роде, живая история Черемхова.
В конце минувшего столетия по Владимирскому тракту в Сибирь вели строителя Николая Акулова. В строительной артели, где Акулов трудился, он прослыл бунтарем, и поэтому, когда артель воспротивилась невыносимым условиям жизни и труда, — именно его, Акулова, схватили, судили и отправили в Сибирь на вечное поселение.
Николай Акулов шел по сибирским трактам, неся на руках своего двухлетнего сына. Ссыльных привели в район Черемхова, где в то время строились первые шахты. Акулова спустили в шахту. Он прошел все этапы изнурительного подземного труда — был и саночником, и коногоном, и забойщиком, и проходчиком. Здесь, на шахте, вырос и сын его — Иван. За бунтарство отца мальчика не принимали в школу, но ему разрешили спуститься в шахту, и там он повторил трудовой путь своего отца.
В городе Черемхове у шагающего экскаватора на Храмцовском разрезе работает третий Акулов, Михаил, — это внук ссыльного Николая Акулова и сын Ивана, которого принесли в Сибирь на руках.
Но судьба внука сложилась иначе. Михаил учился в школе, закончил горный техникум. Он был сменным механиком шахты, потом — ее начальником, приобрел большой опыт, стал подлинным мастером горного дела, заместителем управляющего крупным угольным трестом. Но, беседуя с ним, я понял, что думает Михаил Акулов не о победах. Три поколения Акуловых создавали эти шахты и разрезы, а ему, самому младшему, надо управлять ими. Управлять с умом, с толком, с расчетом, как и подобает хозяину.
— Вы были в Ангарске? — спросил меня Акулов, — Ходишь по этому городу и радуешься — вот она новая Сибирь.
10Первое впечатление человека, едущего в тайгу и попадающего в хорошо распланированный и благоустроенный город, можно выразить очень кратко: это будущее Сибири.
В зимние дни 1948 года сюда приехали первые строители. Они поселились в маленьком, наспех сколоченном домике, потом, к весне, появились шалаши, палатки, дощатые сооружения. Их принято называть временными, но на многих стройках они, к сожалению, превращаются в постоянные. Эти первые домики теперь вспоминают с доброй усмешкой и с благодарностью — они дали возможность строителям осмотреться, подготовиться, продумать все детали будущего города.
И вот он перед нами, — новый, светлый, красивый сибирский город Ангарск.
Нужно пропустить трамвай современной обтекаемой формы — минуя перекресток, он исчезает в лесной просеке, — потом надо свернуть на широкое асфальтированное шоссе, проехать мимо водонапорной башни, которая возвышается над верхушками стройных сосен, и сразу же остановиться. Человек, приехавший сюда шесть лет назад и считающий себя старожилом, показывает место, где стояла его палатка, вспоминает свою первую морозную зиму в Восточной Сибири: «Сухая и безветренная, она легче переносится, чем наша калужская».
Со свойственной таким людям привычкой — находить только смешную сторону в том, что пережито, — наш случайный спутник Арсений Белых самым безжалостным образом рассказывал о своей неловкости, неприспособленности, недальновидности… Ведь он, как и многие его друзья, не верил, что за пять-шесть лет в таежной глуши, где не было даже троп, не то что асфальтированных дорог, можно создать такой город. Теперь же у него квартира из двух комнат в этом одноэтажном доме, всегда есть горячая и холодная вода, дом с центральным отоплением — словом, со всеми удобствами и всем необходимым благоустройством.
В свое время и здесь выдвигались проекты поселков разобщенных, разностильных, полных забвения об элементарных нуждах человека. Ох, сколько таких поселков понастроено на сибирских и несибирских землях, сколько труда строителей и денег народных затрачено!
Мы идем по широким, озелененным, асфальтированным улицам Кошевого, Кирова, Октябрьской, останавливаемся на площади Ленина, чем-то напоминающей архитектурные ансамбли Ленинграда, входим во Дворец культуры, центральную библиотеку, Дом Советов, универсальные магазины с большими неоновыми рекламами над зеркальными витринами, поднимаемся, наконец, в квартиры рядовых строителей — однокомнатные, двухкомнатные, трехкомнатные, но обязательно с ванной, круглосуточной горячей и холодной водой — словом, путешествуем по городу три-четыре часа, и первое впечатление не только не ослабевает, но еще больше усиливается. Здесь чувствуется ум, вкус, здравый смысл и трезвый расчет людей, умеющих распоряжаться народными деньгами. Хорошо бы привезти сюда архитекторов и строителей новых индустриальных центров — может, они нашли бы здесь кое-что, заслуживающее подражания.
Можно пройти из конца в конец весь город, побывать на всех его улицах, во всех домах, и всюду услышать высокую похвалу городу, дому, квартире.
Правда, иногда возникает спор. Одни утверждают, что в таком-то районе слишком мало детских яслей, другие говорят, что важнее поскорее открыть баню, а в городском Совете на это отвечают, что в баню, особенно зимой, очень мало ходят — предпочитают ванну.
Все это мы видим через десять лет после начала массовой застройки города Ангарска. Тогда все страсти, споры и интересы концентрировались вокруг сугубо строительных проблем, а эти улицы и кварталы были аккуратно вычерчены на бумаге, и нужно было найти новые методы и пути для того, чтобы все эти привлекательные линии, квадратики и треугольники перевести на язык камня и дерева, стекла и металла. Речь шла тогда именно о новых методах и путях, так как сроки были сжатые, а условия — суровые: надо строить круглый год — три знойных летних и девять холодных, дождливых и морозных месяцев.
Прибывали все новые и новые строители. Возникал новый индустриальный центр, и вновь приезжавших надо было куда-то поселить.
В таких случаях приходит много различных выходов и решений, но их опережает самый простой и легкий — построить временные бараки, привезти из Карелии или Калининграда в Сибирь деревянные стандартные дома — и делу конец!
Если бы строители Ангарска пошли по этому пути, не было бы города, — компактного, благоустроенного, с широкими асфальтированными улицами и красивыми архитектурными ансамблями.
Да, это был легкий выход, но его сразу же отбросили.
11— Обязательно познакомьтесь с инженером Робертом Сергеевичем Зурабовым, — говорили мне еще в Иркутске.
Я позвонил по телефону инженеру Зурабову. И вскоре в комнату партийного бюро вошел седеющий человек с застенчивой улыбкой. Он был среднего роста, худощав, гладко выбрит, одет в простую рабочую тужурку. Он рассказывал медленно, неторопливо, не повышая голоса, как и все люди, привыкшие к тому, что, когда они начинают говорить, наступает тишина. Вообще же такой вот сдержанный, спокойный голос всегда действует более убедительно, чем крики и даже брань некоторых строителей.
Инженера Зурабова называют в Ангарске душой строительного организма. Дело в инженерной культуре, изобретательности, находчивости, которые он проявил во время сооружения нового города в сибирской тайге.
— Первые кварталы города строители возводили для себя. Эти двух- и трехэтажные дома на восемь, двенадцать и восемнадцать квартир и теперь составляют органическую часть Ангарска. Ее иногда называют началом города, но все здесь еще находится в стадии становления, и потому вряд ли можно тот или иной район называть началом или концом.
