Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)
ТРИ НИКОЛАЯ
Хорошо, что мы хоть в праздник вспоминаем
Там, где Которосль в будущность течёт,
Трёх товарищей, трёх русских Николаев,
Трёх страдальцев за униженный народ.
Строгим стилем, без особых выкрутасов
Написали про контрастную страну
Добролюбов, Чернышевский и Некрасов –
Я последнего особо помяну,
Потому что ни приятственность напева,
Ни кипение иронии в крови
Не заменят нам некрасовского гнева
И некрасовской немеркнущей любви.
Теги: литературный процесс
Апофатическая филология
В последнее время современный литературный процесс в его расхожей версии стал напоминать кривое зазеркалье. Благодаря действию издательских, премиальных и грантовых механизмов создался строго определённый и весьма закрытый круг авторов. Для пропаганды их, мягко говоря, спорных и не всегда качественных книг используются всевозможные средства - от телевидения до бесконечного взаимного расхваливания друг друга. Круг этот узок, его участники кочуют из одного премиального шорт-листа в другой, из одной поездки за границу за государственный счёт в другую. Самое печальное, что те, кто волею судеб остался вне этого круга, обречены на изоляцию и забвение, как бы талантливы они ни были. Ведь обласканные вниманием издателей и культуртрегеров чудесным образом замечают лишь себе подобных. Но действительно ли они лучшие? Не пришло ли время опустить с небес на землю этих псевдонебожителей? В нашей новой рубрике "Поющие в репейниках" определять истинную цену этим «литературным счастливчикам» будет известный своей бескомпромиссностью прозаик и литературный критик Александр Кузьменков. Первой в очереди к правде оказалась Марина Степнова, лауреат «Большой книги», финалист «Русского Букера» и национального бестселлера, главный редактор журнала «XXL».
СУММА НУЛЕЙ
«Сегодня в России популярный писатель – это приговор. Просто очередной дешёвый йогурт в улучшенной упаковке». ( М. Степнова, из интервью газете «Вести»)
Одна моя однокурсница, сама того не ведая, числилась у меня штатным кинокритиком. «Та-акая фигня!» – говорила барышня с очаровательной гримасой, – и после обвинительного вердикта можно было смело брать билет на ближайший сеанс. Точно так же в последние годы я обрёл штатного литконсультанта в лице Захара Прилепина, чьи комплименты следует понимать с точностью до наоборот. И коль скоро З.П. получает от чтения Степновой «море удовольствия», то закажите внукам-правнукам не заглядывать в её опусы.
Резонный вопрос: а что, собственно, роднит бр-рутального нацбола и глянцевую редакторессу? – Гегелю и не снилось столь затейливое единство противоположностей. Корыстный интерес исключён по определению как недостойный реального пацана. Остаётся единственная точка соприкосновения – глянец: литературные паралимпиады, подобострастные интервьюеры, автограф-сессии[?]
Во избежание терминологической путаницы поясню: глянец – это не только «Дом-2», прекрасная няня и кристаллы Сваровски. Всё перечисленное – лишь верхний слой явления. Надстройка, сказал бы опальный ныне Маркс. Базис, как ему и подобает, вполне экономического свойства. Постиндустриальная экономика производит не столько товары, сколько бренды. Назовите эти пёстрые фантики как угодно – симулякром (по Батаю) или общественно организованной видимостью (по Дебору) – суть останется неизменна: вторичный образ без первичного подобия. Сиречь глянец, внешний лоск, обманка. А кристаллы Сваровски – условие, воля ваша, факультативное.
Нынешний литпроцесс строится по тем же самым законам: на вторичных образах без первичного подобия. Эстетические конвенции одна за другой рухнули, и на обломках их самовластья запечатлён декалог новой, брендовой словесности. Снобовская аннотация к «Безбожному переулку» гласит: «В этой книге могло бы и не быть сюжета – Марина Степнова вышла на тот уровень, когда фабула уже не особенно нужна». Раз уж к слову пришлось: давеча Прилепин на своей фейсбучной странице отстаивал право писателя изъясняться на пиджин-рашен, – тоже важная заповедь, между прочим. Потому говорить о современной российской прозе можно лишь апофатически, отмечая отсутствие идеи, сюжета, внятной речи, здравого смысла и смысла вообще. Назвать итог пустым множеством язык не поворачивается. Ибо прав был Станислав Ежи Лец: в сумме нули дают страшное число.
Любопытное обстоятельство: наша героиня всеми правдами и неправдами открещивается от звания популярного писателя (см. выше). Не берусь высчитать долю кокетства в высказывании, но М.С. едва ли не с начала литературной карьеры пребывала в разряде must-have. В подтверждение – кое-что из послужного списка. Например, приличные тиражи: дебютный «Хирург» – 3000, «Женщины Лазаря» – 5000, «Безбожный переулок» – 8000. Или издательство: респектабельное «АСТ», причём уже на старте. Или реестр опекунов: литагентство «Банке, Гумён & Смирнова», крёстная мать всех российских бестселлеров Елена Шубина, критик Вячеслав Курицын и прочая, прочая, прочая… Слишком много людей трудилось над тем, чтобы выдать сумму нулей за нечто. Стало быть, возражать против поплитовского ярлыка по меньшей мере бесполезно. Сказано – в морг, значит, в морг!
Другое любопытное обстоятельство: недавно наша героиня преподавала неофитам азы писательского мастерства вместе с Татьяной Устиновой и (цитирую интервью) «прочими славными людьми». Ещё вопросы есть?
ПОЧЁМ КОШЕРНАЯ СВИНИНА?
«Изначально любая книга – грандиозное враньё, но люди будут в него верить, они станут переживать за героев. Именно поэтому мне кажется особенно важным не провраться в мелочах». ( М. Степнова, из интервью еженедельнику «День за днём»)
Упражнения в апофатическом литературоведении разумнее всего будет начать с цитаты:
«Неожиданный окрик «лежать» застал его в самый неудобный расплох… В следующую долю секунды перед носом у него уже были крупные поры пыльного асфальта… Из того места, которое только что загораживала огарёвская стриженая голова, торчала, чуть покачиваясь в щите, сапёрная лопатка. И лезвие её, любовно наточенное капитаном Цыбулиным, аккуратно рассекло букву «о» в слове «Родина» – словно кто-то вдруг произнёс его с иностранным акцентом.
Остальные солдаты стояли, обомлев, как будто играли с ротным в «Море волнуется – раз». На плацу лежал один Огарёв…
Я же говорю, отличный станешь офицер, присудил ротный удовлетворённо и спрятал лопатку» («Безбожный переулок»).
Да-а… гусар, однако, ваш ротный, Марина Львовна. А не успел бы боец увернуться? Да ещё и во времена перестроечной показательной порки! Статья 106, а то и вовсе 102 (пункт «д») УК РСФСР, – и прости, капитан, никогда ты не будешь майором… Впрочем, любой из степновских персонажей способен озадачить читателя всерьёз и надолго:
«– У меня есть вопросы по динамике неголономных систем, – негромко подсказал Линдт…
Они с Чалдоновым сидели за столом для заседаний и ловко, словно картёжники, бросали друг другу засаленную практически до съедобности тетрадку, которую Линдт извлёк откуда-то из-под груды своих лохмотьев» («Женщины Лазаря»).
Про собственных Невтонов – понимаю и разделяю. Но растолкуйте мне, где, как, когда вобрал в себя из того местечкового воздуха, которым он дышал, – этот 18-летний юноша, – дух динамики неголономных систем?!. Хотя, по верному слову Екклезиаста, не от мудрости спросил я об этом, – всё только начинается:
«Имперская свинья с хрюком поднялась из вековой лужи и принялась равнодушно пожирать собственных поросят, не разбираясь особо, какие из них кошерные, а какие – не очень» («Женщины Лазаря»).
Вейз мир, кошерное порося! Я таки знал, что этот шлемазл Моисей морочит нам голову… Впрочем, доверимся Степновой – не он один:
«У каждой под дешёвым хэбэшным лифчиком билось нежное преданное сердце русской женщины, укрытое круглой упругой мышцей» («Хирург»).
А я-то по невежеству своему, считал, что нет под лифчиком мышечной ткани – только соединительная да жировая… Спасибо, Марина Львовна, вразумили. Непременно доложу о вашем открытии Нобелевскому комитету. Впрочем, докладывать придётся не только об этом. Оказывается, в 1918 году ещё существовала дагеротипия. И Reichsheer в упомянутом году стоял на подступах к Москве. И женские половые гормоны были известны в 1905-м, за два десятка лет до Аллена и Дойси. И сухой закон в СССР отменили не 26 августа 1923 года, а лишь в конце 1924-го…
Словом, с матчастью у Степновой постоянные нелады. Разумеется, дьявол в деталях. Но это всего лишь детали, не более. Может, переменим материю да потолкуем о высоком?
