Александр Малиновский - Один год из жизни директора, или Как мы выходили из коммунизма...
Пришла правительственная телеграмма за подписью руководителя департамента с поздравлением по поводу избрания меня членом-корреспондентом Российской инженерной академии. Приятно, что в общем хаосе заметили… Но большой радости нет. Она, возможно, и была бы, если б я не так часто сталкивался с жутко суровой нашей действительностью. На сегодня нет и не могут быть изобретены и разработаны нашими учёными технологии, которые в состоянии резко вывести предприятия из экономического провала. Почему? Ответ не в сфере науки и технологии, а в сфере ценовой политики и вообще политики. Сырьё и энергоресурсы так дороги, что они самую эффективную технологию делают убыточной. Наука в этой ситуации не спасает. Саму науку спасать надо. Сегодня профессор в институте получает меньше, чем уборщица на нашем заводе.
Работа в секции академии с первых дней подтвердила мою оценку ситуации. Забота академии на сегодняшнем этапе — найти возможность выжить самой науке. Впрочем, одна ли она в таком положении? Прекрасные артисты нашего областного, между прочим, академического, театра оперы и балета по-настоящему бедствуют, но переносят это достойно. Куда деваться?
Июнь
В селе, где я родился и жил до восемнадцати лет, двое крепких парней решили сделать для земляков доброе дело. За селом в реку Самарку впадает небольшой безымянный приток. Тихая в летнюю пору, речушка в половодье, собирая со всех окрестных полей воду, несёт огромный, ревущий, многоголосый поток. Парни решили перегородить дорогу воде плотиной, прорыть небольшой перешеек и пустить её по старице в ту же Самарку, но километром выше по течению от старого места. Смысл в том, что на этом пути поток по своему ходу заполнял бы несколько обмелевших озёр, и они должны были ожить и пополниться рыбой. Благое дело. Осенью два бульдозера, подчиняясь воле азартных ребят, с одобрения начальства и односельчан, усиленно рыча, выполнили своё дело.
А весной случилось неожиданное, не как замышлялось. Не только все озёра переполнились водой, но под воду на всё лето ушли песчаные, сотни лет служившие людям дороги. Некоторые уголки леса стали недосягаемы, развелись мошкара, гниль. Но мало того, поток, разъярённый в азарте освоения новых путей, с такой силой вырвался к Самарке, что на целом гектаре повалил вековые осокори, они своими телами вкривь и вкось сверху накрыли новое расширившееся русло. Получились чудовищные завалы, гигантские и фантастические. Чуть ниже выхода водной стихии на левом берегу реки возвышался огромный каменистый мыс, поросший старинными дубами. Мыс олицетворял, казалось, вечное и постоянное. Его и всё, что на нём, снесло в одночасье, река раздвоилась. Чуть ниже образовался остров. Изменилось всё окрест. Старое русло превратилось в заболоченную неприглядную низину, начало зарастать кугой. Люди не сразу смогли привыкнуть к новому. Некоторые поговаривали о том, чтобы разрушить плотину.
Когда я рассказал эту историю своему приятелю, назвав в шутку тех ребят прорабами перестройки, он усмехнулся:
— Действительно, наша перестройка. Но с одной разницей.
— С какой?
— Ребята действовали от души, простодушно, а перестройка с самого начала была лукавой, а потом — вовсе лживой.
Странное чувство испытываю в последнее время. Оно сродни тому, которое было, когда восемнадцатилетним парнем приехал учиться в город. Прекрасное было тогда время. Я воспринимал себя представителем нашего села, как будто пришёл в город — и всё село поручило мне представлять его там и защищать. Я так в себе это и нёс, так и поступал. Пренебрежительные слова в адрес села, не только моего, а вообще всего деревенского мира, встречал болезненно. И при своём спокойном, достаточно уравновешенном характере лез драться. Защищал не себя, а всех нас, сельчан — облыжно оболганное, затюканное сельское население. Родное моё село давало силы. Было обидно за него. Теперь кажется странным, как мне всё-таки не свернули шею. Сейчас, когда мне уже пятьдесят, чувствую себя частицей, но уже не села, а той части россиян, которая должна вывести или которая поспособствует своим трудом выводу России из того удручающего состояния, в котором она оказалась. И у меня, как в мои восемнадцать лет, когда кто-то ругает Россию, смотрит свысока, пренебрежительно относится ко всему русскому, чешутся руки. Мне горько, что россияне походя, где ни попадя, бьют и ругают самих себя. Невыносимо, когда иностранцы смотрят на нас высокомерно. Но чаще всего сочувствуют, часто говорят: вы умные, грамотные ребята, такие симпатичные, как же так сложилось, что многое у вас никак не получается?
Из сегодняшнего номера газеты «Известия»: «В пятидесятые годы в России ежегодно рождались 2,5–2,8 миллиона детей. В 1991 году в стране родились 1,8 миллиона. В 1992 — 1,6 миллиона, в 1993 — всего 1,4 миллиона детей. По последним данным, средняя продолжительность жизни в 1992–1993 годах у мужчин — 59 лет, у женщин — 72,7 года. Велико превышение среднеевропейского уровня смертности от убийств (в 20,5 раза у мужчин и в 12,2 раза у женщин)».
Такой ли ценой надо перестраивать российскую жизнь, менять государственное устройство?
Июль
Сегодня пятница. Уехал с завода, получив известие от железнодорожников о прекращении вывоза продукции до полного погашения задолженности. Более трёх миллиардов рублей! Вот так, под выходные. Будто специально!
Энергетики телеграммой требуют срочно дать график выплаты задолженности с фиксированной суммой по неделям. В противном случае грозят немедленно снизить подачу пара.
Вслед за этим главный инженер ТЭЦ предупредил: возможна полная остановка станции, а значит, и нашего завода из-за прекращения подачи мазута с соседнего нефтеперерабатывающего предприятия. Оказывается, нефтяники отказались закачивать на НПЗ нефть. Диспетчер вбежал в кабинет ещё с одной «мелочью»: на нашей туристической базе на Волге хулиганы устроили дебош. Гоняют персонал, директор вопит по рации: «Не пришлёте милицию — разнесут всё в щепки!».
В подъезде нашего дома с зимы в подвале, где тепловой распредузел, образовался притон. Вначале я не обращал внимания на пробивавшийся наружу электрический свет. Всё открылось, когда однажды спустился туда. Самодельные лежаки, матрацы. Девицы меж желторотых пацанов. По утрам, отправляясь на работу, сталкивался с заспанными, опухшими, потухшими лицами дарительниц «райского наслаждения». Несколько раз звонил в домоуправление и милицию. Бесполезно. Кончилось пожаром, дым проник в соседние подъезды, заволокло первые три этажа. Пожарные поработали усердно. Залили всё. Жильцы сначала запаниковали, потом разъярились. Полуживых виновников — кого разогнали, кого отправили куда следует.
Гуляю в парке с внуком, положив под одеяло в коляске газовый пистолет. Когда наклоняюсь к внуку, какая-то недетская усмешка появляется на его пухлых губах. Он усмехается надо мной? Или сразу над всем нашим поколением? Заранее уже зная о нас такое, чего нам не дано?
Такое ощущение, что бесы правят бал, затянувшийся и изнурительный.
Первая половина года позади. Родственные предприятия либо стоят, либо их сильно лихорадит. Мы работаем. Прибыль нулевая. Правда, пока не продали, как это делают многие, ни одного объекта социально-бытового назначения. За последний год миллиард рублей в виде дотаций затратили на содержание жилья. Оно должно отойти городу. Это теперь — муниципальная собственность. Но средств у городских властей нет. Отдать — значит развалить всё хозяйство и обречь значительную часть города на разруху.
Полезно иногда оглядываться назад. Попались на глаза листочки из сообщения моего заместителя по экономическим вопросам об итогах первых четырёх месяцев 1993 года. «Как оценивается ситуация на заводе в данный момент? В условиях всеобщей экономической депрессии до самого последнего момента удавалось не только держаться на плаву, но и кое в чём продвинуться вперёд. Немыслимыми в условиях плановой экономики темпами коллектив завода за последние два года организовал производство реагентов для нефтедобычи. Через некоторое время начнём выпуск высокоэффективного реагента для литейных производств автозаводов. Короче говоря, за 4 месяца этого года объём производства в сопоставимых ценах увеличился по сравнению с январём-апрелем 1992 года на 17,5 %».
Такие итоги позволили избежать социального кризиса на заводе. Постоянно растёт средний заработок, люди получают продовольственные и промышленные товары, нормально работают учреждения социальной сферы. Мы не только избежали сокращения рабочей силы, но, наоборот, дополнительно приняли за последние полгода 573 человека.
В общем, не без оснований мы ещё два месяца назад думали, что с определёнными трудностями, но выживем в условиях экономической реформы. И свет в конце туннеля стал виден. Но кормчие реформы повернули её руль в сторону рифов, непозволительно увеличив при этом скорость. Кажется, рынок превратился в самоцель, а не в средство для создания эффективной системы хозяйствования. Вместо стимулирования роста производства правительство зациклилось на попытках стабилизировать бюджетно-финансовую систему, причём с помощью так называемой либерализации цен.
