Сергей Переслегин - Око тайфуна
Агамемнон задрал голову, чтобы смотреть в лицо князя. „Владыка Зевс, — мелькнула мысль, — неужели на земле есть еще такие люди? Или в стране гипербореев полубоги рождаются по-прежнему“.»
(Сравните это описание и пропагандистский плакат Островной Империи: «Из моря выходил, наступив одной ногой на черный берег, оранжевый красавец в незнакомой форме, очень мускулистый и с непропорционально маленькой головой, состоящей наполовину из мощной шеи. В одной руке богатырь сжимал свиток с непонятной надписью, а другой — вонзал в сушу пылающий факел».)
Да, вы угадали правильно, вождь тавроскифов — это Ахилл, величайший греческий герой; впрочем, трояне — того же корня, так что вся троянская война оказывается нашим внутренним делом:
«…трояне… Сперва они звались пеласгами, потом франкийцами. Затем тевкрами, дальше дарданами, теперь вот — трояне. У них и сейчас еще наши обряды… Могилы насыпают курганами. Серьги носят в левом ухе, оселедцы точно такие же.
…Воины добрые, наша кровь еще чуется».
Значит, хорошо воевать могут лишь те, в ком «наша кровь чуется». Эту глубокую мысль защищает и В. Щербаков.
«Позже, у цусимских островов, тридцать русских кораблей должны были по чьему-то замыслу противостоять ста двадцати одному японскому военному кораблю. Но, выступив против всей мощи Азии, должны были погибнуть и 300 спартанцев у Фермопил, и 30 русских кораблей у Цусимы. Лишь два корабля прорвалось под защиту Владивостока. В сорок первом 30 наших подводных лодок, не считая надводного флота, оберегали наши дальневосточные рубежи. Японцы не могли обеспечить, как ранее, ни семикратного, ни даже четырехкратного превосходства в силах, они топили в открытом море наши торговые суда». («Чаша бурь».)
A. С. Новиков-Прибой, участник сражения, приводит несколько другие цифры. В Цусимском бою японцы имели преимущество, но не подавляющее: в составе второй тихоокеанской эскадры насчитывалось 8 эскадренных броненосцев, а японцы имели 4 корабля этого класса, не считая захваченных у китайцев устаревших судов «Фусо» и «Чин-Иен», которые соответствовали по своим боевым возможностям трем нашим броненосцам береговой обороны. 11 тяжелым японским крейсерам противостояли 5 русских, более слабых, всего в боевой линии адмирал З. П. Рождественский имел 12 боевых кораблей — столько же, сколько командующий японским флотом адмирал Того, причем, уступая противнику в скорости, мы превосходили его в тяжелой артиллерии.
B. П. Костенко, другой участник Цусимы, подчеркнул в своем докладе морскому техническому комитету: «Гибель кораблей явилась неизбежным следствием того положения, в какое их поставил адмирал Рождественский с момента открытия огня… раз командование неспособно реализовать свои наступательные средства, то поражение в бою является неизбежным результатом».
Заканчивая военно-исторический комментарий, замечу, что обвинять победившего противника в трусости не только несправедливо, но и непорядочно.
В цитате из «Чаши бурь» я выделил слова «по чьему-то замыслу». В 1906 году в правой печати была высказана идея, что Цусимское сражение организовало мировое масонство.
Сейчас, как известно, в стране вновь появилась организация, обвиняющая во всех бедах если не сионистов, то масонов. «Память», продолжение «Союза русского народа». Думаю, я вправе считать Ю. Никитина и В. Щербакова сочувствующими ей.
Эти строки были написаны в 1987 году, когда «Память» была полуподпольной организацией. С тех пор в ее защиту выступили Ю. Бондарев, В. Распутин, И. Глазунов. Ю. Медведев в Риге назвал «Понедельник начинается в субботу» издевательством над святым русским фольклором, он же ввел в обиход понятие «истинно русский фантаст школы Ефремова».
Так что сегодня слово «сочувствующий» я заменяю на «принадлежащий».
«Эта организация, — писал С. Ю. Витте, — способна лишь произвести ужасные погромы и разрушения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может, она представляет собой дикий нигилистический патриотизм, питаемый ложью, клеветой и обманом… она есть партия дикого и трусливого отчаяния».
Черносотенцы были всегда, черносотенная фантастика — явление новое.
Заканчиваю цитатой из рассказа «Ахилл»:
«— Аристей, что с тем воином, что глаза потерял? Его Бояном кличут вроде?
Аристей коротко вздохнул, заколебался.
— Да, Боян… Ахейцы его прозвали Омир, что по-ихнему означает слепец…»
Комментария не будет. Лишь вопрос: что сказали бы мы о зарубежном писателе, который назвал бы Александра Пушкина греком?
Экстремум: чаша терпения
«Два мира сталкивает автор… чистый мир красоты, мир Учителя (думается, все читатели без труда узнали в этом образе светлый облик И. А. Ефремова, который действительно был Учителем для Ю. М. Медведева), мир, где живет прекрасная легенда о Снежноликой, и мир зависти, корысти, преступления.
…нельзя не отметить прекрасный язык, которым написана книга. Читая ее, словно припадаешь к чистому источнику певучей и поэтичной русской речи. Не может оставить равнодушным богатство художественных образов, глубины выстраданных автором мыслей».
Глубокие мысли действительно встречаются в повести «Чаша терпения». Правда, выстраданы они не ее автором. «Жизнь — это хождение по лезвию бритвы», — кто написал? Медведев или все-таки Ефремов?
Нет, я не собираюсь осуждать обладателя «Кубка Андромеды» за плагиат мыслей и слов любимого учителя. Скорее, я сожалею, что фраз, списанных почти дословно с умной книги выдающегося философа XX столетия, так мало. Хотя, с другой стороны… Ефремов в интерпретации Медведева — это нечто вроде Евангелия от Иуды.
Подобно большинству произведений «МГ» на современную тематику, повесть «Чаша терпения» носит подчеркнуто антиимпериалистический характер.
«Поезди по Сицилии, посмотри, как живет народ, здесь веками господствует нищета! Ни одного детского сада на весь остров. В мастерских от зари до зари работают подростки, даже дети, иначе семья подохнет с голоду».
Автор, видимо, запамятовал, что детская смертность в Италии несколько ниже, чем на его Родине. Забыл о малолетних рабах из Узбекистана, копошащихся на засыпанных дефолиантами хлопковых полях. Он многое забыл.
Главный герой, Олег, весьма похожий на Владимира Санина из «Чаши бурь», встречается с Зоной, посланницей Галактического совета охраны красоты, который правомочен решать, переполнилась ли чаша терпения (выделено в тексте). Если переполнилась — видимо, будут приняты меры, предложенные Ю. Тупицыным.
Чаша терпения и обступившие ее боги с плазменными мечами, боги, которых Азимов назвал стервятниками — вот этот образ действительно выстрадан автором-молодогвардейцем. Позиция Ефремова — в словах Фай Родис, в знаменитой его фразе:
«Кораблю — взлет!»
Прямой текст, свидетельство литературной бездарности, навязчиво господствует в повести. Доходит до того, что американский военный летчик разоблачает на суде собственную армию, незаметно переходя при этом на специфический язык советского партполитработника.
«Марихуана не наркотик, она безопасна, ее можно купить на любом углу Палермо, она улучшает настроение, как вино. К тому же, я не исключение — в прошлом году у нас в армии и на флоте лечилось от наркомании 38 тысяч человек».
Примеры можно множить, но не своим литературным уровнем выделяется редактор отдела прозы журнала «Москва» среди «молодогвардейской» когорты. Даже не великорусским шовинизмом, хотя отрывок: «Но вот появилось химическое оружие — и в окопах первой мировой войны русские солдаты задыхались в ипритном смраде» — весьма оригинален. По мнению Ю. Медведева, иприт выделял на поле брани наших соотечественников, убивая и ослепляя по преимуществу их и игнорируя солдат немецких, французских, бельгийских, сербских, английских, итальянских, турецких, австрийских, чешских, португальских, венгерских, словацких, польских, американских, болгарских. (Применение глагола «задохнуться» при описании действия кожно-нарывного ОВ оставляю на совести автора.)
Уникальность «Чаши терпения» — в отношении автора к войне.
«— Больше всего уродует война — и тело, и душу…
— Полегче с такими афоризмами, Олег, — отрезал учитель, — для меня тот, кто лишился рук и ног в битве с захватчиками, никакой не урод, он герой под стать героям древнерусского эпоса».
Такое впечатление, что пред нами фантастическая повесть, созданная по заказу Министерства обороны!
А может, так оно и есть?
СИНТЕЗ
Феномен псевдолитературы
Всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное утверждение или субъективная уверенность.
