Василий Песков - Окно в природу-2002
Такова судьба, довольно частая, диких животных, которых необдуманно поселяют под крышей дома.
ЧТО КАСАЕТСЯ деревенских дворов и особенно уединенных лесных сторожек, то волки на цепи или в вольерах живут довольно благополучно.
На Аляске, где волков много, ими длительное время интересовались, скрещивая с ездовыми собаками. Потомство от этих «браков» жизнеспособно. Иногда оно появляется и без участия человека. Обычно собаки — объект охоты волков. Но при отсутствии партнера волчица способна «снюхаться» с каким-нибудь деревенским Барбосом, и тогда в природе появляется нежелательная помесь собаки и волка — звери сильные, дерзкие и не очень боящиеся людей, что позволяет им презирать всякого рода облавы.
Но на Аляске стремились приливом волчьих кровей улучшить породу ездовых собак — сделать их более сильными и выносливыми. Результат достигался. Но собаки при этом становились малопослушными и строптивыми. На Аляске я много расспрашивал о таких опытах. Результат был всегда отрицательным. Ездовых собак теперь не только не вяжут с волками, но и следят, чтобы это не случалось само собой.
ПОДМОСКОВНОМУ Малышу сейчас два с половиной года. Это на языке охотников — переярок. Он полон сил, любопытства и озорства. Любимая его игра: сдернуть с кого-нибудь шапку и, если не голоден, спрятать где-нибудь свежую кость.
Когда во дворе он появился щенком, две собаки глухо ворчали и топорщили шерсть на загривках. Потом привыкли. Теперь игры с волком для них — желанное развлеченье.
И обожает Малыш щенят. Матери их поначалу относились ревниво к тому, что волк ложился на спину и как бы звал щенят поиграть, болтая ногами в воздухе. Щенята его обожали. Волк разрешал им ползать по животу, как шарики, катал их лапами, один щенок привязался к волку настолько, что непременно делил с ним еду — мясо съест, а кость несет Малышу.
Но, конечно, главная любовь Малыша — покровитель и воспитатель его Алексей. С ним первый год он ходил на прогулки. Алексей грибы собирает, а Малыш — рядом, тычет нос под кусты и коряги.
Мать Алексея живет в деревне, и он на кордон приезжает частенько на мотоцикле. Малыш не выносил запах этого чудища — лишь на цепи можно было затащить его пассажиром в коляску. Но постепенно стала езда доставлять Малышу удовольствие, и, заслышав звук мотоцикла, он уже сам бежал занимать «свое» место.
Однажды Алексей, заболев, несколько дней не приезжал на кордон. Малыш по-собачьи скулил, иногда выл, сидя за загородкой с шиферной кровлей. И когда издалека услышал знакомый звук, прыгнул вверх, головой пробив шифер, и почти на ходу ввалился в коляску, облизывая Андрею лицо.
Привозил друга своего Алексей несколько раз в деревню. Малыш с любопытством приглядывался к курам, к кошке, дугой выгибавшей спину при виде явно опасного гостя. А однажды Малыш стал свидетелем экзекуции, какую за что-то устроили гуси своему соплеменнику. Малыш, с любопытством наблюдавший эту картину, вдруг тоже бросился к несчастному гусаку, но гуси, моментально забыв о семейных разборках, дружно кинулись гусака защищать, и Малыш сконфуженно отступил.
Этот случай положил конец визитам волка в деревню Якшино, но в лес Андрей друга своего брал. Правда, после таких прогулок приходилось его отмывать — то на падали повалялся, то в помете испачкался. А однажды волк потерялся, исчез. Два дня на кордон не являлся. Когда объявился, его посадили на длинную цепь. Эта штуковина Малышу не понравилась. Он пытался железо грызть, но скоро смирился с положением пленника и стал особо ценить дружбу собак, подбегавших к нему поиграть.
А ОСЕНЬЮ прошлого года Малыш исчез. Обнаружили утром оборванную цепь, и сколько Андрей ни звал, отклика не было. Не вернулся волк ни к вечеру, ни на второй день. Четыре недели прошло — ни звука, ни следа. Андрей обеспокоенно ездил, расспрашивал в деревнях: не пропадала ль скотина? Нет, пропажи ни у кого не было. «Видно, и правда лес зверю всего дороже…»
Но на пятой неделе на кордоне ночью кто-то поскребся в дверь. Посветили фонариком — волк! Сидевший за кучей дров зверь как ни в чем не бывало, став на задние лапы, уперся передними Андрею в грудь.
В этот день Малыш позволил запереть себя в загородке, а утром, оглядев его, обнаружили: шея, поврежденная ошейником с висевшим на нем обрывком цепи, кровоточила и гноилась. Боль, как видно, и вернула волка к старым своим друзьям. Тощим он не был. Где обретался, что промышлял? Андрей подозревает, что зверь находился все время где-нибудь рядом и, возможно, даже украдкой наведывался ночью во двор чем-нибудь поживиться.
Одиссея беглеца, вернувшегося к людям, осталась загадкой. Немедленно надо было облегчить страдания волка. Ошейник пришлось распилить, и это, несомненно, причиняло Малышу сильную боль. Андрей положил в пасть ему руку и более часа пилил. Зверь хорошо понимал, что все делается для его пользы, и лишь изредка, когда боль была слишком уж сильной, чуть сжимал челюсти на руке.
Через неделю раны зажили, и все потянулось, как прежде. Обитатели двора встретили беглеца с радостью. Чтобы цепь Малыш снова не оборвал, его сажают на нее лишь для того, чтобы он свободно побегал. Остальное время Малыш проводит теперь в вольере. По сравненью с собачьей будкой вольера — просторный дворец, и волк безропотно в него забегает, особенно если кинуть в вольеру кость. Но с большей радостью он покидает сетчатый свой застенок, чтобы, пусть на цепи, потоптать у дерева свежий снег, повозиться с недальней своей родней — собаками, понаблюдать за всем, что происходит вокруг. Молчаливый лес, роняющий в оттепель сверху мокрые комья снега, дразнит Малыша сладкими запахами и тревожит, наверное, мятежную душу зверя. Но без нужного с раннего возраста воспитанья и навыков дикого бытия, существовать в лесу невозможно. Вот и вернулся уже матерый волк на кордон. Тут сытно. Можно с собаками поиграть, понаблюдать за сороками, прилетающими во двор, и, как бы охотясь, пытаться сорвать с человека-покровителя пушистую его шапку.
22.02.2002 — Чертики на стекле
В 1959 году я первый раз полетел за рубеж. Во Вьетнам. Все было для меня новым и необычным: люди, пальмы, пагоды, длиннорогие буйволы, бамбуковые заросли и поля риса. И было кое-что совсем необычное.
После прилета в Ханой через день мы сразу отправились в путешествие по стране. После дневного пути с остановками в деревеньках ночевать расположились в гостинице маленького городка. Под шорох большого, как пропеллер, вентилятора под потолком я быстро заснул. Но почему-то скоро проснулся. Комнату наполняли странные звуки: «геко-геко!» Включив лампочку возле постели, с изумлением и испугом я обнаружил в жилище не менее сотни «чертиков» — маленьких, с половину карандаша, ящериц. Невиданное дело — они бегали по стенам и даже по потолку. (Свалившись вниз, одна, возможно, меня разбудила.) Не доверяя глазам, я их протер, пощипал свою щеку… Да нет, не виденье — по потолку бегали ящерицы.
Сон испарился. Закутавшись в простыню, я наблюдал странное сборище. Ящерицы ничуть меня не боялись и занимались, как видно, привычным делом — незлобиво дрались, сопровождая стычки характерными звуками, и ловили темневших на стенах и потолке мошек.
Страх прошел, и я уже с любопытством наблюдал сожителей, попытался даже их сосчитать. Особое изумление вызвали два «чертика», сидевших на оконном стекле, чуть освещенном из коридора. Забыв об опасностях, я поднялся на скамеечку из бамбука — как следует ящериц разглядеть. Они сидели спокойно. Ящерицы! Все как полагается: заостренная мордочка, странного вида лапчатые ножки, хвостики. Кожурой от банана я тронул ящерку на окошке, и она вдруг побежала по стеклу с таким же проворством, как обычно бегают ящерицы по земле.
Сгорая от любопытства, я поднялся к еще не спавшему переводчику Тханю и с изумленьем увидел: его комната полна все теми же «чертенятами». Поняв мое удивленье, Тхань стал смеяться. Изловчившись, одного «чертика» он поймал, и вместе мы разглядели занятное существо. Тхань повернул ящерку вверх животом, обращая вниманье на лапки, как бы расплющенные и покрытые мелкими рубчатыми бороздками. Было понятно, что необычное это строение ножек помогает «чертикам» бегать даже по зеркалу. «Это очина большие друг человека. Очина большие. Они всегда живут дома. Они обедают мошка», — пояснил Тхань, перевод которого с вьетнамского на русский я мог оценить еще днем. (Рассказывая о войне партизан в джунглях, Тхань сказал: «Когда была наша победа у Дьен-Бьен-Фу, в Париже на два дня был объявлен тротуар!»)
Я снова уснул. А когда утром комната наполнилась светом, ни одного «чертика» уже не было. «Где же они?» — позвал я Тханя. «Они тут», — опять засмеялся веселый наш переводчик и потянул за хвостик из щелки под зеркалом темную ящерку. Хвостик остался у Тханя в руке, а ящерица юркнула глубже в щель.
