Эдуард Лимонов - Другая Россия
«Несколько бешеных» нашлось в те годы во многих странах Европы, не только немецкий рыжий студент Кон-Бендит был бешеным. В Германии ведет студенческий вождь Руди Дучке. Судьба его трагична (в то время как Кон-Бендит дегенерировал в старую толстую брюзгу, стал вице-мэром Гамбурга, а впоследствии депутатом Европейского парламента и, конечно, центристом) — в него в том же судьбоносном году стреляет правый работяга-алкоголик. Дучке парализован, в 1980 году погибает в ванной комнате, уже депутат от «зеленых». В Америке бунтовали хиппи, демократическая конвенция в Чикаго закончилась многотысячными потасовками и судом над Джерри Рубином и его товарищами. В 1968 году в Калифорнии произошли революционные убийства, совершенные Чарльзом Мэнсоном и его коммуной. Даже социалистическая Прага попробовала взбунтоваться в 1968 году. Восстание в Праге носило вначале студенческий характер, но мы, русские, восприняли его как попытку чехов уйти из социалистического лагеря и вмешались русские танки.
Справедливости ради следует сказать, что «смогисты», «Самое Молодое Общество Гениев» — начали бунтовать в Москве еще в 1965—1966 годах. Многотысячные аудитории собирали их поэтические выступления. Пытались они проводить и политические акции. Была их босая демонстрация к западногерманскому посольству, был список «литературных мертвецов», прибитый к двери Центрального Дома Литераторов. Вождем их был Леонид Губанов, умерший в возрасте 37 лет от последствий алкоголизма. Но мало кто знает, что из рядов СМОГа вышли и очень заметные диссиденты: Владимир Буковский (в свое время цена ему была высокая. Чекисты обменяли его на председателя Компартии Чили Луиса Корвалана), Вадим Делоне (участвовал с Горбаневской в демонстрации против ввода советских войск в Чехословакию в августе 1968 года, позднее умер в Париже), менее заметные диссиденты В. Батшев и Кушев. Репрессии обрушились на СМОГ уже в 1966 году. Когда я появился в Москве, 30 сентября 1966 года, я немедленно нашел смогистов и сошелся с ними (эпизод описан в моей книге «Иностранец в Смутное время»). Однако в России тогда уже вовсю свирепствовала брежневская (после хрущевской оттепели) реакция: помню, что В. Батшев и художник СМОГа Н. Недбайло были в ссылке в Красноярском крае.
В 1969 году поднялся кампус университетского городка Беркли, что в Калифорнии. Покойный профессор Симон Карлински рассказывал мне, что к нему в класс, он вел занятие по Маяковскому со студентами-славистами, явились революционные студенты, разъяренные тем, что он не выполнил приказания прекратить занятия. Карлински «наехал» на студентов, заявив что читает лекцию о революционном поэте. Комитетчики вынуждены были согласиться с ним: «Продолжайте, товарищ!»
60-е годы вообще были годами молодежными. Было модно быть молодым. И впервые молодежь противопоставила себя как возрастная группа — суровым, квадратным (на английском сленге тех годов — square people) отцам. Выходили фильмы с юной бесовкой Бриджит Бордо, был сверхпопулярен фильм Микеланджело Антониони «Blow up» (Увеличение) с юным главным героем — преуспевающим модным молодым парнем-фотографом (модная тогда профессия) с девочками-моделями. 60-е годы были также годами небывалого возвышения молодежных рок-групп: «Битлз» и «Роллинг Стоунз» доводили обожателей до умопомешательства. Вокруг говорили о молодежной культуре.
Революций, однако, нигде не получилось. В Китае разгул хунвейбинов прекратил сам Мао, Конфуций в нем победил революционера. Не сразу, уже в начале 70-х хунвейбины были постепенно выведены из городов в провинцию, где тихо угасли, выращивая рис и свиней. Китайское чиновничество понесло потери (западные источники называют безумные цифры от 1 до 9 миллионов жертв Культурной революции, однако верить им нельзя. «Огонь по штабам!» имел целью не уничтожение чиновников, но лишение их власти), но выжило. Пятикратно подвергшийся публичным унижениям Дэн-Сяо-Пин вернулся, его вернули к власти из деревни, где он ухаживал за лошадьми. Мао умер в 1976 году.
В Париже президентом стал Помпиду, а после него Жискар д'Эстэн, тоже голлист. Они восстановили лишь на один месяц пошатнувшуюся власть среднего возраста. Иногда можно услышать, что, якобы, Ги Дебор и его коллектив «ситуационистов» были идеологами мая 1968 года. Это не соответствует действительности. Спорно даже просто влияние «ситуационистов» на эти события. Разве что ничтожно малая часть самых легких лозунгов: такой как «Под мостовой — пляж!», по слухам, «ситуационистский». Ни Ги Дебор, ни Курт Вангхэйм не были ни лидерами, ни идеологами мая 1968 года в Париже. Точно также не был лидером и Герберт Маркузе, хотя книгу его «Одномерный человек» читали, но ничего от влияния довольно тяжелой и скорее «high brow» философии Маркузе в событиях мая 1968 года в Париже и в позднейших бунтах в Праге, в Германии и в США, не прослеживается. Скорее это были стихийные, плохо осознанные волнения самого работоспособного призывного возраста по поводу своей роли в жизни общества. Подчиненной старшему возрасту роли. А толчок и пример дал Мао, мудрый Мао, де Голль уже свидетельствовал (книгу о де Голле я обнаружил в тюремной библиотеке, и цитата из де Голля: «Они стремятся к китайской Культурной революции», — подтвердила моё собственное ранее вынесенное суждение), что хунвейбины — отцы студенческого бунта в Париже в мае 1968.
Также, как и среди парижских товарищей майской революции, среди «хиппи» серьезных идеологов не обнаружилось. Тимоти Лири, «пророк ЛСД», с его идеологией наркотиков, конечно, выглядел несерьезно. Кэн Кизи с романом «Полет над гнездом кукушки», опубликованным в 1961 году, впоследствии экспериментировал с наркотиками и жизнью в коммунах — в лидеры не вышел. Мэнсон запятнал движение «хиппи» в криминале.
70-е годы, особенно их первая половина, скорее по инерции, продолжали быть молодёжными. В 1975 году в Лондоне на Кингс — родилось движение punks (юный хулиган — на сленге 40-х годов). Однако, хотя рыжий как Кон-Бендит, Малколм Мак-Ларэн был способен создать стиль и создал стиль «молодого хулигана», панки ограничились стилем как идеологией, лишь добавив туда стихийного анархизма. Революционеры 60-х годов, захотевшие продолжить борьбу в 70-е, в основном ушли в радикальную политику, и эта дорога привела их, германских пацанов в RAF, итальянцев в «Красные Бригады». Что до французов, то самым радикально крутым оказался Поль Гольдман (брат певца Жан-Жака Гольдмана) — лысый крепыш. Он был застрелен при экспроприации банка в 1973 году. В том же году была запрещена организация «Автономов», эти ребята в масках участвовали во всех демонстрациях любого толка и превращали их под конец в схватки с полицией.
В ноябре 1974-го я увидел молодую Италию с красными флагами. Мне был 31 год, но внешне, — длинноволосый, в мятых джинсах, я выглядел на двадцать лет с небольшим и отлично вписывался в те 70-е годы и в ту страну. Италия кипела, демонстрации происходили каждый день, запах слезоточивого газа висел над Римом. Помню, пошел в Римский Университет, где мне назначил встречу покойный профессор Анджело Мария Рипеллино. А в Университете была битва студентов с полицией. Мне так понравилось!
Улетали мы из Рима рейсом PANAM в Нью-Йорк аккуратно 18 февраля 1975 года, в день, когда Мара Каголь освободила своего мужа, вождя «Красных Бригад» Ренато Курчио из тюрьмы. Проникла она туда ещё с четырьмя товарищами: все вытащили автоматы, и охрана легла на пол. Наш рейс задержали: искали бомбу. Все пассажиры должны были опознать свои чемоданы: их выставили на лётное поле. Мой чемодан с книгами оказался взломан, естественно, он был самым тяжёлым, где ещё, как не в самом тяжёлом чемодане, нужно искать бомбу «Красных Бригад»?
Нью-Йорк, конечно, был город для серьёзных бизнесменов среднего возраста и пожилых, но там был Lower East Side, где бродил и рождался среди детей восточно-европейских эмигрантов американский Punk. Мало кто в этом разобрался, но ведь я написал «Это я, Эдичка» в 1976 году и «Дневник Неудачника» в 1977 году в Нью-Йорке, в сущности внутри punk-движения, в эстетике панка. Были и личные связи — я спал с Mereline Mazure — девочкой-фотографом, она училась в школе «Вижуал арт» и была авангардной девицей — фотографировала беременных, водила меня в (тогда ещё они были вне закона) S and M клубы. В апреле 1977 года я познакомился с Julie Carpenter, а она была дружна с Maryanne — подружкой Марка, Markie из группы «Ramones», и он же был музыкантом у punk-звезды Ричарда Нэлла (его самый известный альбом «Blank Generation»), так что я в этом во всём жил. А ещё больше влияла атмосфера: газета «Village Voice» — объявления о выступлениях панк-групп в CBGB, напечатанные белым шрифтом на чёрном фоне, они и сегодня стоят у меня перед глазами. Безработный, я ходил на лекции анархистов, в CBGB, бродил по Lower East Side с девочками с лиловыми волосами, по St. Marks Place, присутствовал на собраниях Socialist Workers Party. Я бунтовал и искал банду себе подобных. Если б Америка была более революционной, я бы был более революционен уже тогда.
