Вадим Дамье - Тоталитаризм в ХХ веке
Большевистская партия объявляла себя "рабочей", но в действительности была инструментом той части революционно настроенных интеллигенции и средних слоев, которая считала себя элитарным авангардом общественного прогресса и была недовольна "старческим склерозом" царской империи. Ее роль и стремления точно охарактеризовал участник русской революции анархист П.Аршинов: "Этот элемент всегда зарождался и вырастал на почве распада старого строя, старой системы государственности, производимого постоянным движением к свободе порабощенных масс. Благодаря своим классовым особенностям, своим претензиям на власть в государстве он в отношении отмирающего политического режима занимал революционную позицию, легко становился вождем порабощенного труда, вождем революционных движений масс. Но, организуя революцию, ведя ее под флагом кровных интересов рабочих и крестьян, этот элемент всегда преследовал свои узкогрупповые или сословные интересы и всю революцию стремился использовать в целях утверждения своего господского положения в стране".
Западные левые коммунисты отмечали не случайное сходство стремлений этой социальной группы в России и части технократии и интеллигенции в Западной Европе 20-х - 30-х гг. Огромное влияние на мироощущение российских большевиков оказали и условия подполья, в которых им пришлось действовать при царском режиме. Такое настроение образно описал Ленин в брошюре "Что делать?": "Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем". Чтобы эффективнее бороться с деспотическими механизмами самодержавия, последователи Ленина создали - наряду с массовыми партийными организациями - жестко централизованные, кадровые структуры, состоящие из профессиональных революционеров-руководителей, и тем самым как бы заимствовали у противника его оружие. Эта позиция отразилась в построении и самопонимании большевистской партии, в ее представлении о пути к социализму в России, которую она считала отсталой.
До апреля 1917 г. в партии господствовало убеждение, что социализм в России станет возможен только после дальнейшего развития капитализма, путь которому должна была открыть буржуазно-демократическая революция. Большинство лидеров не сразу поддержало мнение В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого о возможности непосредственного "перерастания" такой революции в социалистическую. Но и после этого большевистская теория была не в состоянии убедительно объяснить, как от решения непосредственных задач перейти к осуществлению долгосрочных социалистических целей. С одной стороны, Ленин в брошюре "Государство и революция" описал "диктатуру пролетариата" как постепенное развитие органов территориального и производственного самоуправления при отмирании государства. С другой, он вел речь о власти революционной партии при государственно-капиталистической экономической системе, вдохновленной военным хозяйством кайзеровской Германии - "военным социализмом", который, как показывают ленинские статьи 1917 г., произвел на большевиков огромное впечатление как полная "материальная подготовка социализма".
Столкнувшись с неспособностью русского царизма и капитала осуществить широкомасштабную индустриализацию страны, которая, по мысли большевиков, только и создавала основу для социализма в России, Ленин фактически предложил партии взять на себя эту роль. Он исходил из того, что "российская революция, "коммунистическая" по своим целям, будет "буржуазной", с точки зрения материальных потребностей исторической ситуации. Большевистско-коммунистической партии предстояло взамен слабой русской буржуазии... создать механизмы государственного принуждения, с помощью которых Российская империя превратилась бы в гигантскую многонациональную индустриальную стройку...".44 Иными словами, "пролетарской диктатуре" пришлось бы решать, в первую очередь, задачи буржуазной модернизации. Большевики, будучи субъективно социалистами, объективно открывали путь индустриально-капиталистическим отношениям.
Социальная революция в России 1917 - 1921 гг. представляла собой мощный подъем движении трудящихся и их самоорганизацию в различных формах (Советов, фабрично-заводских комитетов, профессиональных объединений, коммун, крестьянских комитетов, кооперативов и т. д.), к захвату фабрик, заводов и земли, к социализации производства и другим преобразованиям снизу. После свержения буржуазного Временного правительства в октябре 1917 г. в стране на несколько месяцев установилось своеобразное равновесие сил между трудовыми массами и новой властью. С одной стороны, действовали органы самоуправления трудящихся, требовавших социализма. С другой, существовало большевистское правительство. Его программа вначале "не предусматривала непосредственной экспроприации капиталистов", предложенные им меры (всеобщее введение рабочего контроля при сохранении частной собственности, национализация банков и земли, постепенное огосударствление монополизированных отраслей при сохранении смешанной экономики) "не означали качественного переворота в социальной структуре российской экономики". Но бурное развитие революционной инициативы трудящихся заставило считаться с собой новые власти, которые под их давлением шли в проведении преобразований дальше, нежели полагали вначале. Часто "верхам" приходилось просто санкционировать экспроприации, уже осуществленные "снизу". В то же время, пролетарским и крестьянским организациям, несмотря на размах революционного движения, не удавалось наладить между собой прямые взаимосвязи, независимые от государства. Самоуправляющиеся фабрики и заводы работали нескоординировано, без капиталистов, но по-старому. Развитых революционно-синдикалистских структур, которые могли бы подготовить трудящихся к управлению производством и сразу после свержения буржуазной власти организовать его на социалистических началах, не существовало. Немецкий анархо-синдикалист А. Сухи, посетивший Россию в 1920 г., отмечал : "Контроль над промышленностью, которого добивались рабочие в октябре 1917 года, в конце концов окреп настолько, что превратился во власть на предприятиях. Но захват предприятий рабочими - это только негативная сторона дела, позитивная сторона - это управление.
Отсутствие... каких-либо предназначенных для этого (негосударственных, - В.Д.) организаций привело к тому, что рабочие, которые... были знакомы только с капиталистическим способом хозяйствования, сохранили его идею и продолжали вести хозяйство в капиталистическом духе. Поскольку они взяли фабрики в свои руки, то сами встали на место частных собственников... Отныне они просто делили полученную прибыль между собой". Сохранение конкуренции между предприятиями, отсутствие механизмов удовлетворения потребностей через самоорганизацию снизу, работа каждого завода на свой страх и риск усиливали экономическую неразбериху, что, в свою очередь, давали большевистской власти повод ликвидировать самоуправление в промышленности и огосударствить ее.
Решительные шаги в этом направлении были предприняты в условиях гражданской войны, когда правительство постепенно осуществило такие меры, как широкая национализация при одновременном введении единоначалия в управлении хозяйством, внедрение системы назначенства, установление трудовой повинности, восстановление сверхурочного труда (отмененного раннее декретом о восьмичасовом рабочем дне), отмена эгалитарной оплаты труда, введение сдельщины и иерархической шкалы 27 зарплатных категорий, а также жестких наказаний за опоздание на работу, полное подчинение профсоюзов государству, разгон потребительской кооперации и т. д. В условиях диктатуры и отсутствия гражданских свобод происходило "умирание" Советов. Шаг за шагом элементы нового, самоуправляющегося общества были уничтожены властью, а общественная, экономическая и политическая жизнь в значительной мере огосударствлена.47 Был установлен однопартийный режим. Правительству удалось подавить сопротивление авторитаризму, антиолигархические и антибюрократические выступления за "третью революцию" (махновское движение, кронштадтскую коммуну 1921 г. и др.).
Режим "военного коммунизма" был введен как система чрезвычайных мер в ситуации гражданской войны. "Нужно, однако, признать, - оговаривался Троцкий, - что, по первоначальному замыслу, он преследовал более широкие цели. Советское правительство надеялось и стремилось непосредственно развить методы регламентации в систему планового хозяйства, в области распределения, так и в сфере производства. Другими словами: от "военного коммунизма" оно рассчитывало постепенно... придти к подлинному коммунизму".
По справедливому замечанию современного российского историка С.А.Павлюченкова, "в действительности военный коммунизм был оригинальной российской моделью немецкого военного социализма или госкапитализма... Как система экономических отношений он был аналогичен немецкому госкапитализму, лишь с той существенной разницей, что большевикам удалось провести ее железом и кровью, "варварскими средствами", при этом плотно окутав пеленой коммунистической идеологии... Сравнительный анализ исторического опыта двух стран подтверждает общую закономерность возникновения системы военного коммунизма". Если в Германии государственная диктатура осуществлялась в рамках компромисса с различными социальными слоями, то в России "сложилось так, что внедрить государственную диктатуру оказалось труднее, и для этого естественным течением вещей к делу были призваны иные, радикальные политические силы". Поэтому "здесь была предпринята попытка использовать ее более масштабно, как инструмент перехода к новому общественному строю".
