Артем Боровик - Как я был солдатом американской армии
Пробежка с ветераном
Утром следующего дня настроение было под стать погоде. Часов с трех ночи зарядил мелкий, назойливый дождик. Быстрыми пальчиками он барабанил по крыше казармы; выйдешь на улицу, он непременно залезет за шиворот; стоило с надеждой глянуть на небо, он принимался иголочками колоть лицо.
На душе было слякотно, я бы даже сказал — погано. И как это часто бывает при подобном расположении духа, все вещи и события, точно прохудившиеся воздушные шарики на следующий день после праздника, с катастрофической быстротой теряли смысл, казались пародией на самих себя. База Форт-Беннинг, как и вообще все армии без войны, в мирных условиях, вдруг представилась забавой для седовласых генералов, игрой взрослых в солдатики. Не оловянные, а живые. Заветная мечта детства сбылась: игрушечные танки начали лязгать гусеницами, вертолетики — летать, пушки — стрелять.
Я поднялся еще перед побудкой, часа в четыре, и направился в здание, где расположился кабинет подполковника Фриззо. Он пригласил меня днем раньше на утреннюю пробежку — восемь миль. Я опаздывал и загодя начал готовить десяток-другой оправданий: дождь, знаете ли, вчера измучился с минометами — голову от подушки утром отодрать не мог и т. д. Опаздывал и думал: этот безумный бег посреди ночи, в дождь, когда все нормальные люди спят и сны приятные видят… Кой черт!
Но не тут-то было.
— Помчались? — Подполковник Фриззо улыбнулся и глянул на хронометр. — Ну, вперед.
Когда мы выбежали на основную магистраль, машин там не было, но вдоль разграничительных линий и обочин трусили десятки людей в спортивной одежде и кроссовках. Обилие седых голов, прыгавших впереди, точно пинг-понговские шарики, говорило о том, что и старшие офицеры не дают себе поблажек даже в дождь. Своими сухопарыми спортивными фигурами они резали густой туман. Со всех сторон доносилось ритмичное дыхание, напоминавшее работу поршней и клапанов в умело отлаженном, без надрыва работающем двигателе.
Уже к концу второй мили разогревшаяся кровь лучше всякого сержанта разбудила все еще дремавший мозг и, хотя «снаружи» все еще лил дождь, «внутри» меня стрелка барометра указала бы на отметку «ясная солнечная погода, без осадков».
Контрастный душ подействовал сильнее допинга. Волосы на голове шевелились от возбуждения. Хотелось покорять иные миры и галактики. Или гаркнуть что-нибудь на весь Беннинг по-русски. Но непременно — такое, что они поняли бы моментально. И без перевода.
— Эта карточка сделана на Гавайях. — Фриззо кивнул на фотографию в своем кабинете, когда мы зашли к нему после «марафона». — Там находятся штаб и командование наших войск тихоокеанской зоны. Я там служил в штабе, когда туда прибыл новый главнокомандующий — трехзвездный генерал Бегнел.
— Послушайте, подполковник, а сколько у вас всего генералов с тремя звездами на погонах?
— С тремя, — ответил он по памяти, — 128, с четырьмя, кажется, — 36, с двумя 363 и с одной звездой — 530. Но это данные на март 1987 года. Сегодня генералов в нашей армии еще меньше. Мы что, — улыбнулся он, — без них своего дела не знаем? Шутка. Прошу почтенных судей учесть, что это была шутка.
— Знаете, солдаты в разговорах со мной за редким исключением очень откровенны. Многое им в армии нравится, но многое нет. Иной раз так раскритикуют начальство — обычно сержантов — за чрезмерную строгость, что просто-напросто чувствуешь себя провокатором. Но я ни одного раза не слышал от них истории или какого-нибудь фактика, который можно было бы трактовать как нарушение уставных отношений в армии. Этого явления у вас, получается, нет?
Подполковник размял пальцами шею, помассировал затылок:
— Когда-то было. Но сейчас мы от него избавились. И я считаю это одной из наших самых больших побед. Самых больших, — повторил он, сделав ударение.
— Что же сыграло решающую роль? Что помогло вам?
— Был принят целый комплекс мер, законов, правил, созданы учреждения в рамках армии, следящие за их соблюдением. В любой части есть отдел генеральной инспекции. Он возглавляется офицером, назначаемым из Вашингтона генеральным инспектором. Иногда в отделах сотрудничают гражданские люди. Если рядовой оказался свидетелем противоправного поведения кого бы то ни было из военнослужащих (от солдата до генерала) или нарушения старослужащими, сержантами или офицерами прав того или иного поступившего на службу, он обязан сообщить в отдел. Такая система информирования не только дозволяется, но всячески приветствуется. Речь идет не о стимулировании системы доносов, а о поддержании порядка в частях, о соблюдении устава. Если в отдел поступило сообщение о каком-то инциденте, инспектор займется самостоятельным расследованием и доложит свое мнение командиру части или кому сочтет нужным, выскажет рекомендации. Параллельно солдат имеет право сообщить о нарушении уставных правил командиру своего подразделения, скажем, роты. Если он не удовлетворен принятыми мерами, рядовой может доложить о случившемся выше — командиру батальона. Таким образом, он имеет право встретиться и с командиром дивизии, записавшись предварительно на прием. Командир обязан принять солдата.
— А если солдат дойдет до генерала с той лишь целью, чтобы сообщить о пропаже мочалки и своих на сей счет подозрениях?
— Такая возможность существует, но мы стремимся решать «мочалочные вопросы» на уровне чуть пониже. — Подполковник бросил в рот горсть оранжевых витаминов и предложил мне: — Хотите?
Я запил таблетки глотком ледяной газировки, взрывавшейся в горле миллионами пузырьков.
— Спасибо. Это единственные преграды на пути разрастания неуставных отношений?
— Нет. Честно говоря, я полагаю, — Фриззо включил кондиционер и закрыл форточку, — что главный преградой является воспитание в семье и армии, уважение к правам другого человека, к человеческому достоинству. Но если говорить чуть более конкретно, то могу вам перечислить и другие принятые в армии меры. Как насчет кофе?
Он дал мне пластиковый стакан горячего кофе и высыпал туда пакетик сухого молока.
— Обожаю, — Фриззо чуть зажмурил глаза, — запивать его ледяной водой. Это как контрастный душ, только «внутри»… У нас категорически запрещено употреблять нецензурные слова, проклинать кого- или что-либо. За нарушение этого правила на сержантов, офицеров или солдат накладывают серьезные денежные штрафы…
Фриззо на пару минут вышел.
Я вспомнил несколько нашумевших в американской армии случаев, связанных с употреблением нецензурных выражений. Сержант, в порыве гнева крикнувший рядовому, что из него солдат, «как из дерьма — снаряд», был оштрафован на 200 долларов. В 1036-м взводе морских пехотинцев сержант нажил себе целую кучу неприятностей и нагоняев от начальства за то, что назвал одного паренька «скользким типом», другого — «клоуном», третьего — «маменькиным сыночком» и «разгильдяем». Сержант, пригрозивший рядовому автоматической винтовкой, был оштрафован на 500 долларов. Инструктору, выведенному из себя медлительностью морского пехотинца, было отказано в продвижении по службе за то, что он однажды, сорвавшись, выпалил: «Да вытащи ты свою башку из задницы!» Более того, он был снят с должности инструктора. Здорово нагорело сержантам, позволившим себе «дотронуться пальцем до лица» поступившего на службу, «толкнуть локтем» рядового, «прищемить палец» морского пехотинца крышкой люка. Рассматривалось дело сержанта-инструктора, который «нанес моральный ущерб» морскому пехотинцу, подозревавшемуся в употреблении наркотиков, тем, что спросил подчиненного: «Ну что, все наркоманишь втихаря?!» По ходу расследования выяснилось, что пехотинец действительно употреблял наркотики, однако это не спасло сержанта-инструктора от наказания.
Когда подполковник вернулся, я напомнил ему об этих эпизодах.
— Важно подробно информировать только что поступивших на службу ребят, — Фриззо скомкал пластмассовый стаканчик из-под кофе и, прицелившись, кинул его через всю комнату в мусорное ведро, — о том, какие приказы они выполнять обязаны, а какие — нет. Мы этим занимаемся, и есть мнение, что подобная профилактика помогает. Очень строго мы наказываем за любые проявления расизма и национальной нетерпимости. В годы Вьетнама предрассудки на этой почве сильно ослабляли нашу боеспособность. Статистика свидетельствует, что число таких инцидентов в армии упало за последнее время до минимальной отметки. Погоди минуту — телефон…
Он взял трубку и, оттолкнувшись ногами от стола, отъехал на кресле к окну.
…Нет, его последняя фраза не голые слова. В сегодняшней армии США 27 процентов военнослужащих — представители национальных меньшинств. Шесть с половиной процентов американского офицерского корпуса составляют представители чернокожего населения страны. Около 30 процентов сержантского состава вооруженных сил — черные. Тридцать девять представителей нацменьшинств Америки имеют звания генералов и адмиралов. Статистика эта не секретная. И она постоянно используется Пентагоном в пропагандистских целях. Есть у нее, правда, и обратная сторона: в случае войны национальные меньшинства, и особенно черное население Америки, в пропорциональном отношении к общей численности населения понесут значительно большие потери, нежели белые.
