Андрей Манчук - Кровь Донбасса
А вдалеке от этих интернет-бурь, в вымирающем селе, затерянном в украинской глубинке, среди прекрасной природы и руин колхозных строений, встретились члены нашей семьи. Безупречные представители нации, с точки зрения новейшей патриотической расологии, люди с национально-звучащими фамилиями, со светлыми или белыми волосами, зелено-голубыми глазами, прямым носом и выраженными мочками ушей. Жители села и их близкие родственники, выехавшие когда-то на работу в Тюмень, осевшие там, и теперь приехавшие с родными на все положенные девяносто дней «северного» отпуска.
Давно, когда село еще было живым, когда на заросших осиной полях росла пшеница и лен, а в развалившихся коровниках мычал скот, его жители регулярно ездили на газовые заработки — но возвращались домой, заработав на машину или на новый дом. Но в девяностых, когда все разом рухнуло, некоторые мои родственники оказались плохими патриотами. В том смысле, что они предпочли стабильность газпромовских зарплат гарантированной алкоголической нищете на своей родине — где в месяц можно было заработать лишь пару сотен гривен, вырезая окрестный лес для иностранных мебельных фабрик. Никто из них не отказался пока от украинских паспортов, но их дети стали гражданами России. Один из них, мой юный троюродный брат, за месяц научился понимать знакомый ему в семье украинский язык. И слушал разговор в заполненной людьми хате, за столом, заставленным блюдами из картошки, грибов и мяса забитой вчера свиньи. Я тоже смотрел на этих добрых, веселых, счастливых и несчастных людей, слушал их живую украинскую речь — с тем настоящим юмором, который не снился никаким петросянам, и той подлинной горечью, которую нельзя имитировать фальшивой показной скорбью политиков. И думал, как чудовищно далека от них болтовня патриотических интеллигентов, заклинающих нас именем чуждого им народа. Их отделяют от него даже не тысячи километров, протянувшихся до нефтяной земли хантов и манси, — а целые вселенные безнадежного отчуждения.
Сидевшие за общим столом люди живут в разных странах, где живут разные народы, говорящие на разных языках, — но имеют одни и те же проблемы. Все они стараются выжить в вечной войне с дороговизной, инфляцией, жадностью работодателей и полицейским беспределом. Двадцать лет назад их разделили между собой границами, нечувствительными для представителей элит, но очень заметными для покупающих регистрацию и пробирающихся домой на поездах вахтовиков. По существу же страна осталась одной и той же — с поправкой на то, что открытый российский авторитаризм пока что подменен в Украине более гибкими формами диктатуры правящего класса. И россияне, и украинцы стали за эти годы еще более зависимыми — от произвола невидимой руки рынка и от милости своих хозяев. Кое-кто из них начинает осознавать: настоящая независимость заключается не праздничных парадах, не в цветах флага и тексте гимна, и не в праве держать у себя на шее собственных паразитов. А в возможности бесплатно лечиться и качественно образовывать детей, быть свободным от страха потерять работу или накопленные в банке копейки, остаться без сгоревшего в пожарах, затопленного паводками жилья, имея на руках только лживые обещания власти.
Об этой, подлинной независимости можно будет говорить в обществе, где гармоническое развитие человека наконец-то придет на смену непрерывной борьбе за выживание и наживу. Безумные споры русских и украинских шовинистов, которые делят между собой старые названия стран и народов, сталкивая лбами ныне живущих соплеменников, будут казаться там таким же невежественным кошмаром, каким видятся нам схоластические споры средневековых инквизиторов. А языки и культуры разных народов будут защищены от рыночной конкуренции и спекуляции политиканов, полноценно развиваясь на равноправной основе.
Забавное для стороннего уха название «Маленькая Венеция» вовсе не помешало жителям Венесуэлы подняться с колен, распространив свое идейное влияние на весь континент и далеко за его пределы. Так думал я ночью, под полной луной, пробираясь между хат любимого с детства села — где всегда остро, с гордостью ощущаешь коренную принадлежность к своему порабощенному народу. У нас, как и у россиян, тоже есть этот шанс.
Communist.ru, октябрь 2010 г.
ДОНБАССОФОБИЯ
«Спасибо жителям Донбасса за президента-п...са!». Этот слоган, который скандировали с трибун несколько сотен болельщиков киевского «Динамо», стал главным лозунгом и паролем нынешней оппозиции правящему режиму. В последние недели его можно слышать буквально отовсюду — из уст подсудимой Юлии Тимошенко, в эфире телевизионных шоу и в интернет-комментариях национал-демо-кратических офисных клерков. Почти каждый раз эти слова срывали аплодисменты патриотической публики — будь то дружные хлопки в студии у Шустера или несчетное множество одобрительных «лайков» на страницах фейсбука.
То, что эту фразу впервые озвучили фанаты столичного клуба, трибуны которого давно стали средой легального развития нацистского движения, никоим образом не смущает записных патриотов. Они на полном серьезе рассматривают ее в качестве удачного и остроумного вызова системе, совершенно игнорируя оскорбительный, расистский контекст этих слов — которые, в конечном счете, несут в себе социальный подтекст. И эффективно разъединяют наших сограждан, обеспечивая этим стабильность нынешнего режима.
Позорный комплекс «донбассофобии» впервые проявил себя во время оранжевых событий конца 2004 года. В то время многие из сторонников Виктора Ющенко взяли на вооружение тактику своих конкурентов из политтехно-логической команды Глеба Павловского, пытаясь сыграть на искусственной попытке противопоставить друг другу различные регионы страны. Ведь прекраснодушный лозунг «Cxiд i Захiд разом!», который скандировали с трибун Майдана тогдашние властители дум — и нынешние лузеры украинской политики, — имел своей изнанкой совсем другую, знакомую всем фразу: «Не ссы в подъезде — ты же не донецкий!».
Не будем скрывать — эти слова пользовались массовой популярностью в те незабвенные квазиреволюцион-ные дни. И хотя в «оранжевом» палаточном городке жили нормальные люди, которые не стеснялись употреблять напитки разной степени крепости, не чуждались матерного словца, вполне могли влезть в драку, заняться сексом и практиковали естественные человеческие отправления — застегивая ширинку после посещения ближайшей подворотни, — там все равно рассказывали легенды о запредельном хамстве и свинстве «этих донецких» — имея в виду не Януковича и Ахметова, а стереотипных работяг из индустриального восточного региона.
Доказательством этих легенд обычно служили фотографии принудительно свезенных «регионалами» горняков, заснятых где-то в парке со стаканами водки или пивными бутылями в руках. Естественно — эти люди не имели никакого желания биться за своего кандидата, и, пользуясь случаем, приятно проводили время в столице — примерно таким же образом, как и описанные выше «оранжевые». Эпицентр противостояния ограничивался центром Киева. Так что люди из разных палаточных и политических лагерей зачастую использовали под туалеты одни и те же подъезды. И хотя «донецкие» давно вернулись на родину, в парках Киева почему-то по-прежнему валяется мусор — а иногда и тела перебравших «коренных киевлян».
Сегодня достаточно сходить к колоннам киевского Главпочтамта — где после всех чисток, уничтоживших антисемитские надписи эпохи Майдана, уцелело граффити фанатов «Динамо», с эсэсовскими рунами и кельтским крестом, — чтобы понять логическую идейную связь между общеизвестным донбассофобским лозунгом тех лет и нынешней фанатской кричалкой, растиражированной сейчас на футболках и на фейсбуке.
В те дни я много раз слышал шуточку о «подъездах». Ее с удовольствием повторяли мои знакомые. Они вполне искренне считали «донецких» пассивным покорным «быдлом», полудикими «орками» подземного украинского Мордора — противопоставляя их «граждански сознательному» и «свободолюбивому» населению других регионов.
Большинство этих людей знали о Донбассе лишь понаслышке — а мне приходилось бывать в этом регионе, останавливаясь в рабочих поселках, спускаясь в шахты и участвуя в акциях протеста на рубеже нового века. Я знал, что, когда киевляне пассивно сносили притеснения новых хозяев жизни, шахтеры шли маршами на столицу, иногда в сопровождении своих жен и детей. В то время только они выбивали себе зарплату дружным стуком касок или блокированием дорог. Еще в 1998 году, в день независимости, когда в Киеве гремел обычный пивной концерт, рабочие в центре Луганска по настоящему дрались с ОМОНом, который напустили на них напуганные протестами власти, — развенчивая миф о «забитом» «покорном» Донбассе. А спустя год активисты местных ячеек шахтерского НПГУ устроили слет на берегу воспетого Сосюрой Северского Донца, около футуристического памятника Артему, лидеру австралийских и украинских рабочих. И оратор из коллектива шахты «Ореховская» цитировал собравшимся написанные на нем слова: «Зрелище неорганизованных масс для меня невыносимо».
