Александр Горянин - Россия. История успеха. После потопа
О том, что Февральская революция не носила стихийного характера, а была подготовлена и проведена под руководством и по плану «прогрессистов» (в первую очередь А. И. Гучкова, ненавидевшего Николая II животной ненавистью, а также А. И. Коновалова, Н. В. Некрасова, М. И. Терещенко, одного из руководителей Земгора М. М. Федорова), существует целая литература – правда, главным образом массовая. Из работ профессиональных историков, наиболее убедительно обосновавших эту точку зрения, следует особо отметить большую статью С. В. Куликова ««Революции неизменно идут сверху…» Падение царизма сквозь призму элитистской парадигмы»[10]. Излишне добавлять: такой заговор мог иметь успех лишь в стране, где правительство уже проиграло информационную войну.
Незадолго до начала волнений, 14 февраля 1917 г., Керенский произносит с думской трибуны: «Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало». В каком парламенте воюющей страны было возможно такое? Газеты радостно подхватывали эти слова – журналисты и тогда были не умнее, – эти слова читали в окопах. Многие историки убеждены, что все эти речи были не случайны, что они входили в сценарий заговора по подготовке дворцового переворота и произносились, чтобы подготовить страну. Во время войны!
Добавляют также, что заговорщики спешили, желая опередить указ царя об «ответственном правительстве». Этот документ уже был подписан императором и лежал в столе у недавно (20 декабря 1916 г.) назначенного министра юстиции Н. А. Добровольского. Указ должен был быть обнародован на Пасху, 2 апреля[11]. Желание приурочить подарок к торжественной дате оказалось роковым.
Есть поразительное свидетельство о том, что Февральская революция началась как ярко выраженный флэш-моб (тогда и слова такого не было). Петроградский градоначальник генерал А. П. Балк следующим образом описывает события 23 февраля (8 марта по новому стилю), когда в «международный день работниц» в Петрограде была организована демонстрация женщин. Движение по Литейному и Невскому, пишет он, «необычное – умышленное. Притягательные пункты: Знаменская площадь, Невский, Городская дума. В публике много дам… Густая толпа медленно и спокойно двигалась по тротуарам, оживленно разговаривала, смеялась, и часам к двум стали слышны заунывные подавленные голоса: «хлеба, хлеба». И так продолжалось весь день всюду. Толпа как бы стонала: «хлеба, хлеба». Причем лица оживленные, веселые и, по-видимому, довольные остроумной, как им казалось, выдумкой протеста… Голода не было. Достать можно было все… Было приятное занятие ставить полицию в глупое и смешное положение. И таким образом многие вполне лояльные люди, а в особенности молодежь, бессознательно подготовляли кровавые события, разыгравшиеся в последующие дни»[12].
Остальное слишком хорошо известно читателю.
Стопроцентно однозначной картины заговора нет – свидетельств множество, но изобличающие документы не найдены. С другой стороны, в подобных случаях бумаге вряд ли доверяется что-то важное. Скептик, продолжающий верить в стихийный характер февральских событий, скажет: то, что группа людей воспользовалась теми или иными событиями, еще не доказывает, что она эти события подготовила, что бы потом ни говорили они сами, их враги и друзья.
* * *Скинутая под откос Россия сумела вернуться к цивилизационному выбору, который однозначен на всем ее пути – от Крещения и до 1917 г. Но теперь, когда это произошло, слышны советы вести себя тихо и скромненько. Идеал таких советчиков – маленькая страна, где множество маленьких магазинчиков с бубенчиком над дверью. Да и Запад хочет от нас практически того же. Это мило, но не может быть нашим идеалом. Для России не ставить перед собой великие цели – не только неестественно, но и опасно.
Английский журналист индийского происхождения Эджей Гойял оказался зорче большинства своих коллег (прошу прощения за длинную цитату): «Мы спрашиваем себя – станет ли наконец эта необыкновенная страна обыкновенной? Превратится ли она в мягкое, безынициативное, бесцветное общество, приземленное, как и остальной западный мир, до уровня мыльных опер и потребительства или найдет свой путь, русский путь в будущее? Мы можем сколько угодно внушать, поучать, бесконечно спорить о России… но нам остается лишь восхищаться интеллектом, упорством, бравадой, выносливостью и юмором русских. Достижения России обесценивают западные схемы, основанные на стереотипах «хорошей жизни», демократии и рынка. Иностранцы, возможно, судят о России, исходя из своих смиренных стандартов, с позиций комфорта. Русские, похоже, ставят себе более высокие цели, и они намерены их достичь пусть даже «не тем» или «незрелым» способом. Решимость русских не следует недооценивать».
История всякого успеха терниста, но, ценя специалистов по терниям, приходится признать: они не способны увидеть цельную картину. Может быть, поэтому историю России никогда не писали как историю победителей. Успех – это вечный бой. Тема «Успех России» не закрыта. Более того, она едва открыта.
Часть первая
Невоплотимость утопии
Глава первая
Бодрый новый мир
1. Задолго до всякой надежды
К исходу 20-х все упования и иллюзии иссякли. Гибель исторической России и ее морально-этических ценностей выглядела уже необратимой. Цивилизационный разрыв, материальное ограбление страны, слом ее общественного устройства и уклада жизни всех слоев общества, уничтожение всей системы российского права, увечье культуры, истребление целых сословий и классов, надругательство над религией, разрушение памятников, страшная смерть миллионов, нищета уцелевших, еще одно, после Петра I, роковое упрощение сложного общества – преодолеть и исправить все это выглядело совершенно немыслимой задачей. Такой вывод должен был казаться неизбежным всякому, кто осознавал размах катастрофы.
Проходили десятилетия, и, судя по многочисленным мемуарам, даже самым упорным из тех, кому хотелось увидеть хотя бы тень надежды, оставалось смириться с очевидным. Каждый из них подписался бы под словами Бунина из «Окаянных дней», если бы имел возможность их прочесть: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…» Начав общаться с вольнодумцами еще в 60-е, я не встретил ни одного, кто не был бы твердо уверен, что былое убито и похоронено. В этом вопросе, в отличие от других, сходились все – помнившие «те времена» старики, интеллигенты советского разлива, начинающие диссиденты, прозревшие самоучки, просто читатели самиздата. И все проглядели одну подробность. А именно, тот факт, что таких, как мы, незаметно стало великое множество.
В праве есть понятие: превратить то или иное деяние в «юридически ничтожное». Презирая коммунистический режим, мы делали ничтожными губителей исторической России, мы обнуляли их, а ее возвращали к жизни. Когда это начинает происходить в миллионах умов, последствия неизбежны.
В действиях Пол Пота, истреблявшего всех грамотных камбоджийцев, всех старше двадцати пяти, включая неграмотных, и всех горожан, достигших хотя бы школьного возраста, была своя логика. Бодрый новый мир возможен только с абсолютно пустого листа. Пол Пот рассудил так: любой помилованный им человек подобен голограмме или фракталу. Будучи малым фрагментом большого целого (т. е. буржуазного мира, подлежащего уничтожению), он каким-то образом содержит в себе все необходимое для воспроизводства этого целого. Поэтому, рассудил диктатор, не должен быть помилован никто[13].
Ленин, Троцкий и Сталин, не говоря уже об их преемниках, не дотянули до Пол Пота. Ушедшая Россия никуда не ушла. Миллионы уцелевших смогли передать ее нам, она была в нас, была всегда, пусть у большинства и в латентном состоянии.
Не будем недооценивать большевиков. Они бросили на борьбу с русской сутью огромный арсенал наличных средств – от сноса храмов и памятников и физического уничтожения целых классов и сословий до сплошного очернения отечественной истории (выражения «проклятое прошлое» и «родимые пятна капитализма» до сих пор живы в народной памяти). О том, как далеко были готовы зайти идеологи утопии в этом направлении, говорит следующий факт: в 1930 г. было объявлено о предстоящей замене кириллического алфавита латинским (чтобы «освободить трудящиеся массы от всякого влияния дореволюционной печатной продукции»). Лишь огромная дороговизна мероприятия, да еще на фоне надрыва индустриализации, избавила нашу культуру от такой беды. Что же касается клеветы на прошлое России, она настолько пропитала картину мира наших соотечественников, что разбираться с ней (и с целой субкультурой на ее основе) – работа поколений.
