Оскар Уайльд - Письма
3. Уильяму Уорду{18}
Коннемара, рыбачий домик Иллонроу
[Почтовый штемпель — 28 августа 1876 г.]
Дружище Хвастун, я очень рад, что тебе понравилась «Аврора Ли». По-моему, это «сильная вещь» во всех отношениях. Когда у меня есть время, а день слишком ясен для рыбалки, я углубляюсь в сочинение рецензии на последнюю книгу Саймондза. Махэффи обещал просмотреть ее перед публикацией. Впрочем, вплоть до сего момента я, должен с радостью признаться, слишком усердствовал с удилищем и ружьем, чтобы водить пером (лаконично и в стиле папской буллы?).
Пока что поймал только одного лосося, но выловил горы сельди, которая бешено играет. У меня еще не было ни одного дня без добычи. Куропаток мало, но я настрелял массу зайцев, так что вполне насладился охотой. Надеюсь зазвать тебя и Котенка в будущем году и провести тут с вами (лунный) месяц. Уверен, тебе понравится этот дикий гористый край у берега Атлантики, изобилующий всяческой дичью и рыбой. Это великолепное место во всех отношениях, здесь я становлюсь на годы моложе, чем на самом деле.
Надеюсь, ты усиленно занимаешься; если ты не кончишь с высшим отличием, экзаменаторов надо будет отчислить из университета.
Прилежно пиши по адресу: графство Мейо, Конг, Мойтура-Хаус, так как отсюда я на этой неделе уезжаю. Сердечный привет своей матушке и сестрам, твой
Оскар Ф. О’Ф. Уиллс Уайльд
У меня тут гостит Фрэнк Майлз. Он в восторге от всего.
4. Неизвестному корреспонденту{19}
Оксфорд, колледж Магдалины
[? 1876 г.]
Спасибо, согласен с Вами насчет моего прошлого стихотворения, но не по тем причинам, которые приводите Вы. По-моему, мысль выражена недостаточно красивыми словами. Передаю на Ваш суд вот это:
Но может время врачевать!
Круговорот летящих лет
Сотрет сердечных страхов след
Язык (уста) научит распевать.
А может, урожай с (золото) полей
Еще не соберут в снопы,
И листопад ковром листвы
Не выстелит песок аллей,
Как, пробежав победно путь,
Достигну я священных врат
И, гордый, трепетом объят,
Смогу Отцу в лицо взглянуть.
Нет силы преступить порог,
Войти, победный путь верша.
Спи, спи, смятенная душа,
И жди: тебя введет сам Бог[5].
По-моему, так закончить лучше. Что Вы скажете? Всегда Ваш
Оскар
5. Уильяму Уорду{20}
[Оксфорд]
[Неделя, завершающаяся 3 марта 1877 г.]
[Письмо написано на четырех двойных листах, первый из которых утерян.]
…с Уэббом и Джеком Бэрроу и превращается в гуляку; впрочем, этой его карьере положил конец преподаватель — наставник, отказавшийся из-за этих его поздних гулянок допустить его к выпускным экзаменам. «Да! Да!» — только и промолвил по-французски Марк, услыхав об этом.
Из первокурсников тут Гор, большой приятель компании Тома Пейтона, Грей, симпатичный, выпускник Итона, и у всех нас вдруг открылись глаза на то, что Уортон — душка. Он мне очень нравится, и я недавно рекомендовал его в «Аполлон», А еще я рекомендовал Гебхардта, с которым уже несколько раз ругался из-за его пьяно-шумно-еврейских манер, и двух первокурсников, Винтона и Чанса, малых весьма легкомысленных. В последнее время я очень заинтересовался масонством и ужасно в него уверовал — по правде, мне будет страшно жаль отказаться от него в случае, если я отпаду от протестантской ереси. Теперь я завтракаю с отцом Паркинсоном, хожу в церковь св. Алоисиуса, веду душеспасительные религиозные беседы с Данлопом и вообще попался в ловушку птицелова, поддался обольщению жены, облаченной в порфиру и багряницу, и, возможно, перейду на каникулах в лоно Римско-католической церкви. Я мечтаю посетить Ньюмена, приобщиться святых тайн нового вероисповедания и обрести душевный покой в дальнейшей жизни. Надо ли говорить, что решимость моя колеблется от каждого дуновения мысли и что я слаб, как никогда, и подвержен самообману.
Если бы я мог надеяться, что католическая вера пробудит во мне некоторую серьезность и чистоту, я перешел бы в нее хотя бы ради удовольствия, даже не имея на то более веских причин. Но надежда на это невелика, а перейти в католицизм — значит отринуть и принести в жертву два моих великих божества — «Деньги и Честолюбие».
И вместе с тем я бываю подчас так несчастен, подавлен и неспокоен, что в каком-нибудь отчаянно тоскливом настроении буду искать прибежища у Римско-католической церкви, которая просто зачаровывает меня своею прелестью.
Надеюсь, что теперь, пребывая в Священном городе, ты пробудился и рассеял ослеплявшую тебя египетскую тьму. Растрогайся, восхитись им, почувствуй громадное очарование церкви, ее высшую красоту и одухотворенность, дай волю и простор всем сторонам своей натуры.
Спортивная жизнь тут у нас бьет ключом: в разгаре состязания по гребле между колледжами, завтра — отстрел голубей. Чтобы не участвовать в этом, поеду в Лондон посмотреть выставку картин великих мастеров — с Котенком! — который рвется со мной на выставку. Котик снова на ногах, выглядит неважно, но мил и весел, как всегда. Он очень хочет поехать на Пасху со мною в Рим, но не знаю, смогу ли я позволить себе это: меня приняли в клуб св. Стефана, и я должен уплатить взнос в 42 фунта стерлингов. Я не думал вступать раньше, чем через год, но Дэвид Планкет рекомендовал меня и недели за три каким-то образом провел в члены, к вящей моей досаде.
Я бы все отдал, только бы очутиться в Риме с тобой и Дански. Мне бы это доставило огромное удовольствие, но не знаю, смогу ли выбраться. Ты бы защищал меня от наскоков Дански.
В понедельник экзаменуюсь на «Ирландию». Господи боже мой, как беспутно я проводил здесь жизнь! Я оглядываюсь назад, на эти недели и месяцы сумасбродства, пустой болтовни и полнейшей праздности, с таким горьким чувством, что теряю веру в себя. Я до смешного легко сбиваюсь с пути. Так вот, я бездельничал и не получу стипендии, а потом буду страшно переживать. Если бы только я занимался, уверен, стипендия досталась бы мне, но я этого не делал.
Мне ужасно нравятся твои комнаты. Внутренняя комната заполнена фарфором, картинами, портфелем, пианино — и серым ковром на пятнистом полу. Воскресными вечерами вся квартирка становится объектом шумных восторгов и веселых шуток. Она еще очаровательнее, чем я ожидал: солнце, кричащие грачи, колышащиеся ветки берез и веющий в окно ветерок — какая прелесть!
Я ничего не делаю, только сочиняю сонеты и кропаю стихи — кое-что из них шлю тебе; конечно, слать эти вирши в Рим — ужасное нахальство, но ведь ты всегда интересовался моими попытками оседлать Пегаса.
Самый мой близкий друг — не считая, разумеется, Котенка — это Гасси, обаятельный, хотя и не слишком образованный. Зато он «психолог», и мы с ним подолгу рассуждаем и прогуливаемся. Остальные из компании Тома — замечательные, отличные ребята, но ужасные дети. На языке у них всякая чушь и непристойности. Мне, как всегда, по сердцу милый Котенок, но ему недостает характера быть чем-то большим, чем просто приятным, отзывчивым малым. Никогда не заставляет он меня хоть как-то напрячь мой интеллект, пошевелить мозгами. Между его умом и моим не возникает того интеллектуального трения, которое побуждает меня рассуждать или размышлять, как это бывало с тобой, особенно во время тех славных верховых прогулок через лес, весь в зеленом наряде. Сейчас я часто катаюсь верхом, и в прошлый раз мне достался зловредный коняга, который, ловко взбрыкнув, сбросил меня головой вниз. Впрочем, я остался цел и невредим, и благополучно добрался домой.
Преподаватель-наставник иногда заходит, и мы с ним беседуем на богословские темы, но верхом я езжу обычно один и обзавелся такими новыми брюками — то, что надо! Письмо получилось очень глупое: совсем бессвязное и нелепое, но писать тебе — такое удовольствие, что я просто переношу на бумагу все, что приходит в голову.
Твои письма восхитительны, а письмо с Сицилии впитало в себя запах оливковых рощ под голубым небосводом и апельсиновых деревьев — это было все равно что читать Феокрита в нашем сереньком климате.
До свидания. Всегда твой, старина,
любящий тебя друг Оскар Уайльд
Осталась чистая страница.
Не стану докучать тебе теологией, но только скажу: если ты почувствуешь очарование Рима, это доставит мне величайшее удовольствие. Тогда я, наверное, решусь.
Право же, ехать в Рим с жупелом формальной логики в сознании ничуть не лучше, чем болеть «протестантской горячкой».
Но я знаю, что ты глубоко чувствуешь красоту, так попытайся же увидеть в церкви не только дело рук человеческих, но немного и божьих.
6. Лорду Хоутону{21}
Меррион-сквер Норт, 1
