Анатолий Приставкин - Долина смертной тени
Вся наша работа по помилованию представляется мне такой же безнадежной попыткой подняться по лестнице, которая на самом деле ведет вниз.
Крошечная кучка в полтора десятка человек, как водится, в безнадежной и вечной попытке служить своему народу. Может прийти на память и другое: попытки вычерпывать воду ложкой из океана. А с другой стороны, сам народ, общество, Россия, не желающие знать ни о каком милосердии, а лишь о том, чтобы унизить, посадить, ужесточить…
Казнить…
ЗОНА ВТОРАЯ. БЫТОВУХА
Занимательная математика
Так называлась книжка моего детства, дивная книжка
Перельмана, в которой при помощи цифр доказывались самые невероятные вещи. Ну, такие, например, что полуживой человек и полумертвый обозначают как бы одно и то же. Математически это выглядело бы так:** 0, 5 живого человека = 0, 5 мертвого человека.** Цифры (по 0,5), понятно, сокращаются, и в результате:
живой человек = мертвому человеку.
Наша математика примерно о том же, о живых, которые потом становятся неживыми, только цифирки у нас не столь абстрактные, а вполне реальные.
Ну, например, известно, что в России всегда преобладали убийства бытовые, и еще недавно, скажем десять лет назад, в криминальной статистике они занимали первое место, около сорока процентов. В то время как убийства при разбойном нападении, или при изнасиловании, или из хулиганских побуждений в совокупности едва достигали двух процентов.
Такими, думаю, остаются и поныне.
Как говаривал один мой знакомый: “Правительства приходят и уходят, а краны все равно текут…” При этом добавлял:
“Соседи страдают от соседей, и все обречены”, имея в виду бытовые проблемы, которые в России становятся чаще всего и проблемами уголовными.
Бунин писал: “Уголовная антропология выделяет преступников случайных: это то, что называется “обыкновенные люди”, случайно оскорбленные жизнью и случайно совершившие преступление; и они никогда не бывают рецидивистами, они чужды антисоциальных инстинктов… Совершенно другие преступники “инстинктивные”, преступники душевно-больного склада. Эти всегда дети, как животные, и главный их признак, коренная черта – жажда разрушения, антисоциальность… В мирное время мы как-то забываем, что мир кишит этими выродками, атавистическими натурами, огромное количество их сидит по тюрьмам, по желтым домам. Но вот наступит время
(вроде нашей перестройки. – А. П. ), когда “державный народ” восторжествовал… Двери тюрем и желтых домов распахиваются настежь, жгутся архивы сыскных отделений – начинается вакханалия… Русская вакханалия превзошла, как известно, все, до нее бывшее, и весьма изумила и огорчила даже тех, кто звал на Стенькин утес послушать то, что “думал
Степан”… Степан был “прирожденный преступник”, по выражению уголовной антропологии…”
Но вот бытовуха как бы стала отступать (25%), хотя по делам, которые мы рассматриваем, это не очень заметно. На передний план выплыли убийства “заказ-ные”, которые специалисты именуют “убийством за вознаграждение”. Этакий вариант уничтожения человека.
Но вот странность, о которой население не догадывается, а представители МВД предпочитают не упоминать: среди тысячи и более смертников, дела которых мы за эти годы рассмотрели, нет ни одного профессионального убийцы, лишь та самая бытовуха, да хулиганы, да насильники… Ну и сексуальные маньяки, которых можно пересчитать по пальцам, зато наша пресса, охочая до жареного, так их разукрашивает, что они выглядят чуть ли не героями, может показаться, будто их сотни.
И получается, что смертными казнями всяких бытовых разбойничков наши доблестные милиционеры прикрывают настоящую преступность, от которой мы сегодня страдаем.
Такой занимательной математике позавидовал бы сам Перельман.
Да вот, посудите сами…
Пили двое
(голубая папка)
“… Пили двое… В течение вечера и ночи они поспорили и подрались. Один ударил другого кухонным ножом в грудь и убил…”
Этим начинаются сотни, если не тысячи уголовных дел. Они похожи так, что можно составить одно “типовое дело” и в пропуски вставлять недостающие детали.
Кто пьет? Да практически все. Муж с женой, брат с братом, сын с отцом и т. д.
Если учесть социальный уровень, то обычно это сантехники, ремонтники, дояры, чабаны и пастухи (обычно многодетные).
Много кочегаров, сторожей, трактористов, грузчиков, водителей. Особенно почему-то много железнодорожников. И конечно, большое количество бомжей и пенсионеров.
Возникает некий обобщающий образ старика, ровесника советской власти, ею обработанного, обделенного, выпотрошенного на великих стройках коммунизма и с кучей болезней выкинутого теперь за ненадобностью.
Образование обычно низкое: три-четыре класса, живет бедно, много пьет, бездуховен, но агрессивен… в любой склоке порывается кого-нибудь прибить: соседа, жену, собственное чадо, которое раздражает.
Дают им сроки не более трех-четырех лет, но что ждет их за воротами тюрьмы, обезумевших от этой непонятной им жизни?!
Где пьют?
Везде. Дома, на работе само собой, в дороге, в поле, в лесу, на берегу реки или озера, на вокзале, в машине, в магазине…
Что пьют?
Все, что возможно. Перечислять нет смысла, все равно список будет не полон. Удивляет лишь необыкновенная живучесть, стойкость организма ко всяким кислотам и растворителям, которые легко плавят и камень, и стекло, и любой металл, но не могут побороть нутро российского алкоголика.
Ну вот, для примера: “Двое рабочих потребляли на своем рабочем месте клей БФ…”
Или: “Удалившись на дачу, Круглов с возлюбленной пили всю ночь стеклоочиститель…”
Или: “Свежухин и Борисова в подсобке кочегарки распивали жидкое средство для уничтожения клопов…”
Одному алкашу с целью убийства дали выпить ядовитую смесь водки с дихлорэтаном, но это на него не подействовало, и его
“… пришлось задушить…”.
Какова продолжительность пьянки?
Диапазон обширен, но обычно ограничивается одним днем
(понятно, рабочим) или одной ночью. Но бывают исключения.
Пенсионер, купив на всю пенсию двадцать пять бутылок вина, пил со знакомой неделю и лишь потом ее прибил. А прибил за то, что она успела потребить из тех двадцати пяти бутылок больше, чем он сам.
Из-за чего же ссорятся?
Причин миллион. Кто-то кому-то не долил, или перелил, или предложил выпить, а тот отказался…
Этого, кстати, вполне достаточно для убийства.
В одном деле значится: “…Пассажир… угрожая ножом, заставлял другого пить с ним водку в туалете поезда…”
Говорят, что в России пьют “одним духом”, по возможности на двоих, на троих, и открытая бутылка должна быть выпита до дна. Отказаться выпить или не допить в компании равносильно оскорблению тех, с кем пьешь. Зато согрешить во время пьянки, врезать кому-то, пырнуть ножичком не считается предосудительным.
В народе. Но не в суде.
Пили двое… Некий Герасимов пятидесяти лет и его приятель, а когда тот отказался продолжать пить, встал и пошел,
Герасимов, обидевшись, нанес ему удар ножом в спину, но лишь тяжело поранил, после чего допил стакан и повез приятеля в больницу…
Такая вот она, загадочная у русского человека душа. Но правда, кто-то однажды на Комиссии к этой фразе добавил: “и тело”.
По этому же поводу писатель Юрий Давыдов однажды заметил:
“Чаще всего слышишь о цене на колбасу, почти бесплатное приложение к поллитровочке… О цене на жизнь умалчивают…”
Пили двое, один стал жаловаться на жизнь, другой его из сочувствия погладил. Первому это не понравилось, он взял мелкокалиберку и застрелил жалельщика.
Но чаще даже так: “Сидели, пили в колбасном цехе, вдруг
Кузьмичев без видимых причин ударил Шипкова… И убил”.
Вот это – “без видимых причин” – в той или иной форме присутствует во множестве дел.
Чем убивают?
Да чем хочешь. Что под руку попадет. Кухонным ножом или той же бутылкой, топором, сапогом, бельевой веревкой, утюгом, мясорубкой, гвоздодером, кочергой, поленом (часто!), почему-то антенной, ремнем, зубилом, отверткой (это почти холодное оружие), собачьим поводком, крышкой от унитаза и так далее.
Встречаются весьма экзотичные орудия убийства, такие, как нунчаки, пика и даже булава! Кстати, милиция долго ломала голову, но решила приравнять булаву к холодному оружию.
Все это позволило одному исследователю преступного мира определить, что культура убийства в России довольна низка!
Но наступит война в Чечне, и мы поднимемся в деле убийств до уровня ракет с их “точечными ударами”… Если только называть “точками” населенные пункты, поселки и города, которые выглядят точками лишь на карте, а когда их бомбят, превращаются в свалку бетонной крошки, под которой похоронены люди. Это ли не культура убийства!
В упомянутой мной книге Н. Евреинова приведены стихи, написанные в 1863 году и посвященные драке:
