Наталья Точильникова - Жизнь и судьба Михаила Ходорковского
Конвоировали особыми подразделениями, присланными из Москвы, московские адвокаты опознали людей из СИЗО 99/1. Они их видели во время первого процесса. И начальник конвоя был московский. С течением времени состав конвоя менялся. Был и Иркутский конвой командирован. По неофициальным сведениям, специально для конвоирования Ходорковского в Читу были переведены отряды в 350 человек, причем их возглавлял генерал, которого тоже прикомандировали к Чите.
Михаилу Борисовичу объявили, что он подозревается в отмывании денег, похищенных у «дочек» «ЮКОСа» путем пожертвований фонду «Открытая Россия». Потом «Открытая Россия» полностью исчезнет из обвинения. Ходорковский заявил, что в политическом фарсе участвовать не будет, поскольку не верит в возможность правосудия в современной России. И заявил отвод всей следственной группе в полном составе по причине ее полной зависимости от кремлевской администрации. И отказался от дачи показаний.
— И начались следственные действия, если это можно так назвать, — продолжает Наталья Терехова. — Перед Новым годом, 28 декабря, начали ознакомление с экспертизами по делам, которые не имели никакого отношения к Михаилу Борисовичу, только чтобы занять время. Нам приносят экспертизу, мы смотрим номер уголовного дела, а он не совпадает с номером дела, подозрение по которому объявили Михаилу Борисовичу.
— Это же целая система дел. Может быть, они как-то были связаны? Или вообще не относились?
— На тот момент нет. По закону они обязаны были предъявить подозрения, далее объявить, что по тем делам проведены экспертизы, и объяснить, какое отношение они имеют к этому подозрению, хотя бы должно быть понятно, от чего защищаться. Непонятно, от чего защищаться-то!
— То есть не было предъявлено обвинение? Михаил Борисович был подозреваемым?
— Подозрение было объявлено, но то, что нам предъявлялось, и то, что делало следствие, тогда было совершенно непонятно. Нам приносили экспертизы. Кучи экспертиз! Многотомных, информационных, аналитических, экономических, бухгалтерских. Но какое отношение они имеют к Михаилу Борисовичу, нам было непонятно.
Вот мы сидим, перед нами несколько томов. Не десять, не двадцать — сотни страниц! Знакомимся и не знаем, что там искать, с чем сравнивать, с чем сопоставлять. Сразу начали заявлять ходатайства, чтобы нам разъяснили, с чем связано предъявление этих экспертиз.
По закону как это делается? Экспертиза должна назначаться в рамках дела, по которому предъявлено подозрение и потом будет предъявлено обвинение. И знакомят до производства экспертизы с постановлением, то есть сначала постановление о назначении экспертизы, с ним должны ознакомить, а потом экспертиза проводится. А нас познакомили с экспертизами 2004 года, 2003 года, которые… ну, было очень сложно сопоставить обстоятельства, имеющие значение для только что объявленного подозрения с несколько десятками готовых заключений экспертиз… Сориентироваться, в связи с чем привезли Михаила Борисовича и что там планируется и каким образом, было невозможно. Мы не понимали ситуацию. Что будет предъявлено, в чем подозревают, потому что конкретизации никакой не было. Привезли и все.
Обвинение было предъявлено 5 февраля 2007-го. И «Открытой России» в нем уже не было, хотя в газете «Коммерсант» от 6 февраля еще утверждается, что была.
7 февраля на сайте пресс-центра было опубликовано обращение Ходорковского:
«Сегодня нам с моим другом Платоном Лебедевым предъявлены очередные бездоказательные, абсурдные обвинения.
Что будет дальше — совершенно очевидно. Фальсифицированные псевдоулики, показания запуганных или обманутых лжесвидетелей и — скорый обвинительный приговор. Позорный фарс, не имеющий ничего общего с правосудием.
Для чего все это делается, тоже вполне понятно. Те люди, которые изобрели «дело Ходорковского», чтобы украсть самую процветающую нефтяную компанию России — «ЮКОС», очень боятся увидеть меня на свободе и хотят застраховать себя от моего условно-досрочного освобождения.
Эти несчастные, кажется, всерьез полагают, что человеческая и историческая оценка их действий зависит от очередного фальшивого приговора басманно-мещанского «суда». Они не понимают, что каждым новым шагом лишь усугубляют свое положение, загоняя в угол и себя, и своего непосредственного начальника Владимира Путина. Не знаю, скажет ли им за это Путин «спасибо».
Впрочем, у них еще есть выход, возможность спастись и обеспечить себе долгосрочные гарантии безопасности. Единственный их шанс — это своевременный добровольный уход от власти в России и честные, справедливые, прозрачные выборы, на которых будет избран новый президент нашей страны. Человек, не имеющий ничего общего с гигантской машиной коррупции, сковавшей Россию по рукам и ногам, человек, уважающий независимость суда.
Моя задача в предстоящем процессе — на своем примере показать, что в сегодняшней России существует заказное правосудие, что правоохранительная система, международное сотрудничество правоохранительных органов используются не только для борьбы с преступностью, но и в корыстных целях чиновников и в их личных политических интересах.
Заведомо ложные обвинения, при наличии политического заказа, штампуются и следствием, и судом. И нынешней власти, правящей элите России — не стыдно.
Суд, ставший безропотной частью «вертикали власти», конечно, вынесет обвинительный приговор.
Новый приговор меня не страшит. Какая разница, сколько мне сейчас еще дадут по заведомо ложным обвинениям? Все равно моим гонителям — «партии второго срока Ходорковского» — не верит ни один порядочный человек в мире. Наша с Платоном дальнейшая судьба целиком определяется судьбой нашей Родины, ее обликом после смены власти в 2008 году.
Я верю, что правда и справедливость восторжествуют».
В тот же день глава Московской Хельсинской группы Людмила Алексеева заявила о том, что российские правозащитники признали Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и всех фигурантов дела «ЮКОСа» политзаключенными.
— Он содержался на особом положении, на 13-м посту, — вспоминает Наталья Терехова. — Заходить туда — это была особая песня: несколько систем контроля. Если адвокат идет на общих основаниях, к обычному лицу, содержащемуся под стражей, он просто приходит в спецчасть, далеко не к начальнику спецчасти, оформляет требование, ему выписывается пропуск, с которым он проходит зоны контроля, потом сидит, ждет очереди в следственный кабинет, как нормальные люди.
Нам было необходимо прийти к начальнику СИЗО. Сначала подписывал требование начальник спецчасти, затем начальник СИЗО, и никто другой. Если нет кого-нибудь из них, даже по служебным причинам, туда уже не зайти. Все, на этом закончилось ваше посещение.
Если подпись получена, за вами должны прийти сопровождающие лица, как минимум, два человека с тринадцатого поста. И пока за вами не придут, вы не двинетесь из приемной начальника СИЗО. И вот мы сидим, ждем, когда за нами придут.
Идем, и эти встречающие и сопровождающие всем встречным заключенным говорят: «Лицом к стене! Руки на стену! Ноги на ширине плеч!» Создается впечатление, что меня конвоируют. Не сопровождают, а конвоируют. Мы проходим многие, многие, многие двери, они закрываются за нами одна за другой, и очень неприятно себя чувствуешь.
Начали следственные действия. Я уже объяснила, в чем они заключались. И это продолжалось до апреля 2007-го. Ежедневно. Сначала мы ходили в СИЗО к Михаилу Борисовичу, потом его начали вывозить в прокуратуру, в помещение областной прокуратуры, где оборудовали специальный кабинет. Без окон, с дверью. Как бы в центре здания.
Поражала специальная система охраны, выбранная для Михаила Борисовича: люди в камуфляже с закрытыми лицами, с гранатометами. Они встречали вас на входе в областную прокуратуру, посетители были просто в шоке. Казалось, что здание захвачено, и непонятно, куда зашел. А это всего-навсего Михаила Борисовича привезли для выполнения следственных действий.
Потом мы проходили через специальный коридор, где досматривали буквально все. Это ни одним законом не предусмотрено, ведь мы заходили в здание, которое не является режимным. Здание областной прокуратуры — это не СИЗО, и какой-либо системы досмотра для адвокатов не предусмотрено.
По этому поводу я написала много бумаг, но однажды мне очень наглядно все объяснила Татьяна Борисовна Русанова — следователь следственной группы из Москвы. Я в очередной раз не позволила себя досматривать перед заходом в кабинет к Михаилу Борисовичу. Представляете: девять мужчин стоят (я посчитала специально), здоровых таких, окружили тебя, и надо снять верхнюю одежду: пальто, потому что была зима. И один из них должен по контурам твоего тела обводить металлоискателем. Я сочла это самым что ни на есть унижением.
