Оскар Уайльд - Письма
Не судите меня строго, дорогой Карлос, что бы Вы обо мне ни услышали. Не ради удовольствия приехал я сюда, хотя рад отметить, что оно тут разлито повсюду. Я приехал, чтобы попытаться сполна осуществить то, что заложено в моей душе и натуре. Каждый добивается этого по-своему, и я не исключение. Мои друзья в Англии крайне опечалены. Но они мне добрые друзья и таковыми останутся — по крайней мере, большинство. Надеюсь, и Вы останетесь мне другом. Всегда Ваш
Оскар
180. РЕДЖИНАЛЬДУ ТЕРНЕРУ
Отель «Руаяль дез этранже», Неаполь
[Почтовый штемпель — 23 сентября 1897 г.]
Дорогой мой Реджи! Мы с Бози приехали сюда в понедельник; мы встретились в Эксе и провели день в Генуе.
Многое из того, что ты пишешь, верно, но ты не принял во внимание огромную любовь, которую я питаю к Бози. Я люблю его и любил всегда. Да, он разрушил мою жизнь, но именно это заставляет меня любить его еще больше; и теперь, надеюсь, я смогу создать нечто стоящее. Ведь Бози сам поэт, он на голову выше всех других молодых поэтов Англии, ему великолепно удаются лирические стихи и баллады. Так что я возвращаюсь не к кому-нибудь, а к поэту. И если ты услышишь от людей, что вернуться к Бози было с моей стороны ужасной ошибкой, — прошу тебя, возрази им; скажи, что я люблю его, что он поэт, что, наконец, какой бы ни была моя жизнь с точки зрения этики, она всегда была романической, и мой роман — это Бози. Роман мой, конечно, трагичен, но от этого он не перестает быть романом, и Бози любит меня страстно, любит так, как он никого больше не любит и не полюбит никогда, и без него моя жизнь была бы кошмаром.
Так что крепко стой за нас, Реджи, будь другом.
Я получил очаровательное письмо от Юджина, поблагодари его от моего имени. Всегда твой
Оскар
181. РОБЕРТУ РОССУ{284}
Вилла Джудиче, Позилиппо
Пятница, [8 октября 1897 г.]
Мой дорогой Робби! Большое спасибо тебе за письмо. Смизерс принял мои слова, пожалуй, слишком всерьез. Так не играют: ведь я-то не принял всерьез его советы, хотя он надавал мне их кучу по поводу моих отношений с женой, и все через посредство пишущей машинки. Он замечательный парень и очень хорошо ко мне относится.
Я согласен со многими из твоих замечаний. Поэма страдает двойственностью цели, что отражается на стиле. Реализм сочетается в ней с романтизмом, поэзия — с пропагандой. Я остро это чувствую, но все же в целом считаю вещь интересной; то, что она интересна с более чем одной точки зрения, безусловно, вредит ее художественному совершенству.
В отношении эпитетов я признаю, что есть перебор по части «страшного» и «ужасного». Беда в том, что в тюрьме все бесформенно и лишено четких очертаний. К примеру, помещение, где вешают смертников, представляет собой маленькую постройку со стеклянной крышей вроде ателье фотографа на пляже в Маргейте. Полтора года именно так я и думал — что там фотографируют заключенных. Какой эпитет сюда подходит? Я назвал это строение жутким, потому что именно таким оно стало для меня, когда я узнал его назначение. А так — это деревянная постройка со стеклянной крышей, продолговатая и узкая.
Камера, опять же, может быть описана только психологически, по воздействию своему на человеческую душу; а о ней самой можно только сказать, что она выбелена и тускло освещена. Она лишена очертаний, лишена собственного содержания. С точки зрения формы и цвета она не существует вовсе.
По сути дела, художественно описать тюрьму не легче, чем, скажем, нужник. Взявшись за описание последнего в стихах или прозе, мы сможем сказать только, есть там бумага или нет, чисто там или грязно — и все; ужас тюрьмы в том и состоит, что, будучи сама по себе чрезвычайно примитивной и банальной, она действует на человека столь разрушительно и мерзко.
В свое время к поэме проявил большой интерес «Мьюзишен»; тогда я им отказал, но теперь, думаю, мне подойдет любая английская газета. Если «Мьюзишен» предложит фунтов 50, будет прекрасно. Хотя, конечно, я предпочел бы «Санди сан» или «Рейнолдс». Если ее возьмет «Сатердей», тоже хорошо. Сам предлагать я не буду, но вот Смизерс мог бы.
Очень досадно, что у меня нет копий поэмы. Я выслал рукопись две недели назад, и, пока я не получу копии, я не смогу внести окончательную правку. Я ежедневно пишу об этом Смизерсу, но ему хоть бы что. Я не ругаю его — просто констатирую факт.
Начало части IV я хочу сохранить, но намерен убрать три первые строфы части III.
Что же касается призраков, то мне кажется, что фантастичность всего происходящего в определенной степени оправдывает их появление; впрочем, Бози с тобой согласен, хоть мы и не разделяем твоего взгляда на Призрака в «Гамлете», — ведь лирика и драма имеют между собой очень мало общего по стилю и методу.
Я три дня сижу без денег, так что мне не на что было купить почтовой бумаги. Пишу на твоем полотнище. Всегда твой
Оскар
182. ЛЕОНАРДУ СМИЗЕРСУ{285}
Позилиппо [Почтовый штемпель — Капри]
Суббота, 16 октября [1897 г.]
Мой дорогой Смизерс! Мне приятно думать, что в жизни мне осталась только одна обязанность — писать Вам ежедневно — и что я радостно и неукоснительно ее исполняю.
Шерард в писательском клубе, должно быть, хватил лишнего. Когда он был у меня в Берневале, он без конца упивался гранатовым ликером. Я написал ему — разумеется, без упоминания Вашего имени — и просто попросил его, если ему еще раз вздумается морализаторствовать на мой счет, не делать этого так громко, а то у меня в Неаполе уши заложило. Это верх безвкусицы — мешать Тартюфа с Термагантом.
Рад был узнать, что О'Салливан едет в Неаполь, — надеюсь, долго ждать его не придется. У нас с ним был восхитительный завтрак в Париже.
Печатать стихи лорда Альфреда Дугласа Вам следует по той простой причине, что это обеспечит Вам прочное место в истории английской литературы. Провозгласить явление такого певца — чем не слава? Я с болью думаю, что Вы можете упустить такой великолепный шанс.
Насчет Пинкера у меня большие сомнения. Ведь он денег не платит — он только их ищет и берет себе десять процентов. Робби Росс обещал телеграфировать о ходе переговоров.
Ваши 10 фунтов произвели настоящий переворот в моем незамысловатом хозяйстве, и слуги сегодня утром пели, как жаворонки. Всегда Ваш
Оскар Уайльд
183. ЛЕОНАРДУ СМИЗЕРСУ{286}
Отель «Руаяль дез этранже», Неаполь
Вторник, 19 октября 1897 г.
Дорогой Смизерс! Так как тираж в 500 экземпляров, из которых едва ли не 100 уйдет прессе, автору и т. д., только окупит расходы и не даст мне возможности даже вернуть Вам 20 фунтов долга, я теперь думаю, что стоит сначала опубликовать поэму в газете. Правда, для «Кроникл» она слишком длинна, и к тому же Фрэнк Харрис наговорил мне и обо мне столько грубостей, что вести дела с ним не представляется возможным.
Я предпочитаю «Рейнолдс». По неизвестной мне причине они всегда ко мне благоволили, печатали мои стихи, когда я был в тюрьме, и хорошо обо мне писали. К тому же эта газета популярна среди преступных элементов, к которым я теперь принадлежу, так что меня прочтут мне подобные. Это будет для меня нечто еще не испытанное. Я изложил эту идею Робби Россу.
Надеюсь, в Англии еще осталось четыре сотни любителей поэзии, которые раскупят наше издание.
Эрнест Даусон пишет мне, что он дал Вам 10 фунтов, с тем чтобы Вы отослали их мне в счет его долга. Это очень странно, так как от Вас я ничего об этом не слышал, но он пишет совершенно недвусмысленно.
С нетерпением жду машинописных копий. Преданный Вам
Оскар Уайльд
184. ЛЕОНАРДУ СМИЗЕРСУ{287}
Вилла Джудиче, Позилиппо
Среда [27 октября 1897 г.] [Почтовый штемпель — 28 октября 1897 г.]
Мой дорогой Смизерс, отправляю Вам сегодня рукопись моей баллады и вкладываю еще две строфы, чтобы Вы вставили их на десятой странице. Искренне считаю, что сделать ее лучше уже не могу. Как только подберете шрифт, немедленно отправляйте в набор.
Полагаю, что комичный Пинкер — мне кажется, он недостоин такого имени, — сделал уже что-нибудь. Я связываю свои надежды с «Нью-Йорк джорнел». Они имеют миллионы и любят всякого рода сенсации.
«Сладостного Катулла отрада, серебристо-оливковый Сирмион» находится на итальянских озерах, так что я не могу пока возложить цветы на могилу Вашего поэта.
В своем последнем письме Вы возражаете против моей «рейнолдизации», но Вы, вероятно, забыли, что говорите с убежденным «смизеристом». Поэтому замечание Ваше явно лишнее.
В здешнем музее я увидел как-то бюст молодого человека; его строгая, даже суровая красота отличалась одновременно изысканной утонченностью, являя некую смесь надменности и скуки, как у юного очаровательного студента из Оксфорда. В каталоге сказано, что это император Гелиогабал; он возбудил мое любопытство, и мне захотелось описать его жизнь. Рукопись я, естественно, отдам Вам. Его венчание с луной, о котором упомянуто в «Портрете Дориана Грея», составило бы прелестную красочную главу.
