Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза
Антураж (университетские стены), одна из главных тем речи (гуманитарная помощь и экономическое содействие европейскому противнику, обращенному в союзника) и, наконец, слова Бейкера о поддержке свободы и демократии не могли не напомнить о выступлении другого госсекретаря США. Джордж Маршалл в 1947 году посетил церемонию вручения дипломов в Гарварде и там объявил о широкомасштабной программе помощи разоренной войной Европе, призванной обеспечить той демократическое будущее и прочные союзнические отношения с США. Бейкер начал отстаивать выделение серьезных средств республикам, отважившимся встать на путь построения демократии, в сентябре 1991 года – после посещения Москвы, Санкт-Петербурга и Алма-Аты. Тогда госсекретарь предлагал Бушу поддержать демократических лидеров. “На кону может стоять нечто равнозначное послевоенному восстановлению Германии и Японии, превращению их в союзные нам демократии – только в этот раз после долгой холодной войны, а не короткой ‘горячей’”, – писал Бейкер из Москвы20.
Когда стали известны результаты референдума на Украине, сотрудники Госдепартамента с удвоенной энергией взялись обрабатывать американских политиков насчет целесообразности крупномасштабной программы помощи. В конспекте, подготовленном для Бейкера перед встречей с шефом 4 декабря, кроме прочего, было записано: “Поворотный момент.
Нам надо помочь демократам добиться успеха. За следующие несколько месяцев может решиться их судьба. Нельзя допустить, чтобы могло показаться, что мы ничего для них не сделали. Это не должны быть усилия одной стороны. Надо и других подстегнуть и мобилизовать”. Бейкер исправил слово “демократов” на “демократические республики”. Еще он – на полях, против упоминания о четырехстах миллионах долларов, которые выделялись на ядерное разоружение бывшего СССР, – приписал: “За сорок лет мы потратили триллионы. Это маленькая инвестиция в нашу же безопасность ’.
Трудно сказать, удалось ли Бейкеру убедить Буша 4 декабря, но в конспекте, который он взял с собой на следующую встречу 11 декабря, мы читаем едва ли не мольбу: решительно поддержать идею ассигнования средств для создания “островков процветания” там, где демократы замахивались на коренные преобразования. Бейкер имел в виду, например, Петербург и мэра Анатолия Собчака. Некий служащий Госдепартамента для убедительности сравнил победу Соединенных Штатов во Второй мировой войне с окончанием холодной. Интересно, что американец приписал сравнение советнику Горбачева Григорию Явлинскому:
Я слушал вашу речь в Перл-Харборе, и один отрывок меня по-настоящему тронул. Вы сказали: “Мы сокрушили тоталитаризм, а когда дело было сделано, мы помогли своим врагам создать демократические государства. Мы протянули руку помощи – и Европе, и Азии. Мы превратили врагов в друзей, мы залечили их раны и в то же время помогли сами себе”… По-моему, сегодня мы оказались в такой же ситуации. Мы одержали мирную победу в холодной войне. Теперь нам стоит определиться, по словам Явлинского, как поступить с побежденным нами народом. У нас есть шанс на огромный успех, но и опасность нам грозит огромная.
Автор записки стремился указать Бушу путь, которым шел в свое время Гарри Трумэн – предлагал уговорить американцев раскошелиться ради тех, кто живет за океаном:
Вы прошли первые два испытания – принесли свободу Восточной Европе и Кувейту, но историки воспримут их всего лишь как примечания к вашей реакции на нынешний кризис… Вам следует доказать американскому народу, что дорогой к миру и процветанию служит интернационализм, а не изоляционизм. Американцы должны убедиться в том, что как верховный главнокомандующий вы делаете все, чтобы не допустить попадания ядерного оружия неизвестно в чьи руки. Бомбы страшат людей, и они надеются, что в этом вопросе вы их не подведете21.
К призывам Бейкера президент прислушивался неохотно. В 1991 году администрация потратила около четырех миллиардов долларов на гарантии по экспортным кредитам, обеспечив таким образом поставки в СССР продовольствия и других товаров. Тем не менее Соединенные Штаты отставали от ЕЭС, особенно в выделении прямых дотаций. Семьдесят процентов помощи СССР поступило из Западной Европы. К началу 1992 года одна Германия выделила около сорока пяти миллиардов долларов на экономическую помощь Союзу (немалую их долю потратив на то, чтобы поскорее проводить оккупационные войска с немецкой земли). Аналогичный “Плану Маршалла” замысел, за который ратовал Бейкер и о котором грезили российские демократы, так и не воплотился в жизнь. Различные причины заставили администрацию Буша не следовать примеру Трумэна, и важнейшими явились нехватка денег и сокращение производства в самих США. В 1947 году, после Второй мировой войны, американская экономика росла как на дрожжах – сверхдержава давала 35 % мирового ВВП. К 1991 году ее доля упала до 20 %. Соединенные Штаты входили в затяжную рецессию22.
Белый дом в то время не мог разбрасываться деньгами, поскольку не располагал такой же поддержкой обеих партий в Конгрессе, какой добилось правительство Трумэна и Маршалла в середине 40-х годов. Ни истеблишмент, ни избиратели не видели в распаде Советского Союза смертельной угрозы для Америки – в отличие от превращения его в сверхдержаву в первые годы холодной войны. Осенью 1991 года США испытывали спад производства, так что призывы к увеличению затрат мало у кого нашли бы отклик. Напротив, американцы скорее рассчитывали на выгоду от прекращения долгого противостояния, а не появления еще одной расходной статьи. Даже самые пылкие сторонники наращивания дотаций Советскому Союзу говорили, как правило, о гуманитарной помощи. Как бы то ни было, госсекретарь призвал страны Запада единодушно подставить плечо бывшим республикам СССР. “Бейкер показывает, как помочь Советам в переходный период”, – под таким заголовком 13 ноября в “Нью-Йорк таймс” вышла статья Томаса Фридмана. Подзаголовок, однако, успокаивал: “Но ни о каком заметном увеличении затрат речи не идет”23.
В конспекте от 13 декабря, с которым Бейкер собирался на очередной тет-а-тет в Овальном кабинете, сквозило уныние. Приближенные госсекретаря если не опустили руки, то уж точно с трудом придумывали новые аргументы для Буша. Вот что они предложили: “Может быть, стоит обсудить вашу предстоящую поездку – прежде всего, чтобы подготовить почву для гуманитарной помощи, которая нам затем понадобится. Могут пригодиться армейские припасы и транспорт”. Помощникам Бейкера явно не нравилось, что в Белом доме пренебрегали их идеями. Деннис Росс, руководитель группы политического планирования Госдепартамента (он же готовил речь для Принстона), выслал Бейкеру текст выступления еще 6 декабря, сопроводив его запиской, которую госсекретарь назвал “непривычно прямолинейной”. Росс не только доказывал, что пора уходить от политики “сдерживания”. Он советовал более не ставить на Горбачева, поскольку политический вес того в Советском Союзе представлялся незначительным. Кроме того, Росс не скрывал разочарования действиями других органов исполнительной власти США. “Мало кто там понимает, что на кону, – жаловался Росс, которого Бейкер цитирует в раннем варианте своих мемуаров (затем он этот пассаж вычеркнул), – и почти все хорошие идеи, которые у нас появлялись за последние три месяца, они похоронили”24.
Госсекретарь подобрал день для принстонского бенефиса, чтобы подчеркнуть начало своего турне по Советскому Союзу (или, скорее, его обломкам). Он собирался наведаться в Москву, а также в столицы Киргизии, Казахстана, Белоруссии и Украины. Замысел Бейкера состоял в разъяснении американской политики в свете итогов референдума на Украине, но в бывшем СССР перемены происходили так быстро, что госсекретарю приходилось корректировать планы на ходу. Когда Госдепартамент наконец решил махнуть рукой на союзный центр и перейти к налаживанию отношений с республиками, анализ обстановки еще более усложнило известие об учреждении СНГ. Теперь одной из главных задач Бейкера стало выяснение роли Содружества в разделе советского наследства (не в последнюю очередь ядерных вооружений) – и в судьбе новых стран. “Я не знал, – признавался он, вспоминая свои размышления перед отъездом в Москву 14 декабря, – можно ли будет встать хоть где-нибудь на твердую почву в стране, которая погружается в хаос”25.
Слово “хаос” нельзя считать преувеличением. Посольство США в Москве с трудом находило бензин для своего автопарка. Международный аэропорт Шереметьево, в котором приземлился самолет из Вашингтона, остался одним из немногих действовавших в Советском Союзе, хотя и там отменяли рейс за рейсом. Большинство аэропортов закрылось из-за нехватки топлива. Тринадцатого декабря на первой полосе “Нью-Йорк таймс” (в том же номере на полосе A24 давали обширные выдержки из принстонской речи Бейкера) поместила статью “Московские бедствия”. Событие, о котором рассказывала газета, произошло в родных для Ельцина местах – в Свердловске (уже переименованном в Екатеринбург). “На этой неделе в Екатеринбурге, на Урале, пассажиры, которым было негде сесть и нечем утолить голод, – рассказывал репортер, – истощенные более чем суточным ожиданием и не получившие за это время никаких пояснений, захватили после очередной отсрочки вылета самолет и приказали экипажу лететь в Крым”. Огромная империя страдала от безвластия. Зато ее арсеналы ломились от оружия массового поражения26. Ситуация, принимая во внимание исторические примеры, была очень опасной.
