Оскар Курганов - Разные годы
— Конечно, конечно! — отвечаем мы в тон ему. — Но, может быть, вы в чем-нибудь провинились? Предоставили нам слишком широкую свободу?
— Нет, я вас понимаю, и даже вашу иронию понимаю… Мне очень обидно, что приходилось ходить за вами… Может быть, я никогда уже не буду этим заниматься. Чувствую, что мы здесь делаем что-то не то… Я буду рад, если мы встретимся с вами в Америке.
— Там разве нет Джиту? — спросил я.
— Я не знаю, но думаю, что не должно быть… Если мы хотим сохранить свободу и мир…
Мы пожимаем ему руку.
Поезд покидает Киото. Мы вновь движемся по высокой насыпи — город остается где-то внизу. Электровоз набирает скорость, и позади остаются города и деревни ночной Японии. Только изредка на шоссе появляются яркие огни автомобильных фар.
На рассвете мы приехали в Токио и расстались с лейтенантом Скуби. Нам казалось удивительным, что мы можем ехать по городу без «эскорта» из двух «джипов», можем останавливаться у киоска с газетами, на площади, у парка, даже не спрашивая у американцев.
— Ну, наконец-то одни! — произносим мы и едем на Аллею газет, в Клуб журналистов, где на пятом этаже нам предоставлен «домашний очаг» — узкая, маленькая комната с широким окном и плотной металлической сеткой, оберегающей от москитных укусов и одновременно — от свежего воздуха.
Токио — Киото — Осака — Хиросима — Нагасаки, 1946
КАК ЭТО БЫЛО
ПОКОРЕНИЕ СИБИРИ
АНГАРА, 1956-й
— Билет до Иркутска.
— На какой рейс — утренний, дневной или вечерний? — спрашивает кассир авиационной билетной станции в Москве.
Человек в синем плаще стоит перед окошком кассира в нерешительности, мысленно пытаясь оценить преимущества каждого из этих рейсов, потом бросает:
— Все равно… Дайте на вечерний…
Он долго читает все наставления, отпечатанные золотыми буквами на черном стекле, все добрые советы и суровые предупреждения, занимающие две большие стены. Человек в синем плаще делает это обстоятельно, не торопясь. По всему видно, что летать, да еще на далекие расстояния, ему приходится не очень часто или даже, вернее, очень редко. И, готовясь к дальнему рейсу, он хочет усвоить все авиационные инструкции. Иные из них он даже записывает в свою маленькую записную книжку.
Так я познакомился со своим первым спутником. Он был человеком словоохотливым и общительным. Очевидно, именно эти качества учитывали его друзья, когда поручали ему ту миссию, о которой он рассказал сразу же, как только узнал, что я тоже лечу вечерним рейсом в Иркутск.
— Вот лечу, — говорил он. — Сперва хотел ехать поездом, а потом посчитал — не получается со временем. Да и дороже… Так выходит. Лишних четыре дня в пути. А какая польза от человека в дороге? Ест, пьет, а в дом ничего не приносит.
Мой спутник явно принадлежит к той категории людей, которые считают день без труда пропащим днем. Я пытаюсь определить его профессию, вглядываюсь в загорелое, обветренное, гладко выбритое лицо, выцветшие брови, узловатые руки, сплюснутый, как бы рассеченный на две половинки, левый большой палец, в его крепкую, коренастую фигуру и мысленно прикидываю: тракторист, сибиряк.
— Домой торопитесь? — спрашиваю его.
— До дома еще далеко, — улыбается он.
Теперь у него есть все основания рассказать о цели своей поездки. Нет, он не тракторист и не сибиряк. Он даже никогда не был в Сибири. Живет с семьей в ста километрах от Саратова, на Волге. Там создается завод, но для его бригады «нет фронта», вставляет он привычное строительное словцо. А без «фронта работ» нет и заработка. Конечно, в любом городе есть нужда в строителях. Но его бригада хочет ехать в Сибирь. Вспомнили, что под Иркутск уехали земляки, списались с ними, а для верности решили послать туда и бригадира. Собрали денег, выхлопотали отпуск, проводили в дорогу. «Из Москвы езжай самолетом, — сказал молодой плотник Сергей Выпрев, — быстрей обернешься». С этим все согласились. Два дня бригадир записывал разные напутствия: посмотри это, узнай то, не забудь проверить то-то и то-то. В комплексной бригаде было двадцать восемь человек, и у каждого нашлось что сказать, чем поинтересоваться. Иногда в бригаде читали газеты со статьями о Сибири, но после них оставалась какая-то неудовлетворенность. Слишком много писалось о проводах, о встречах, оркестрах и цветах. Все это мало занимало бригаду. Хотелось знать — какая работа, надолго ли, есть ли хлебный магазин и далеко ли до него, сколько времени надо жить в палатках, если всю зиму, то поговорить не с начальниками, а с теми, кто зимовал в них: как там, терпимо ли, какие бывают морозы, чем топить — дровами или углем, сколько за это платить. Близко ли до школы, есть ли хоть какой-нибудь кинотеатр, а если нет, то будут ли строить. И все узнать о тамошнем строительном начальстве — можно ли к нему подступиться. Словом, тысячи самых разнообразных и неожиданных вещей интересовали бригаду, собравшуюся ехать в Сибирь. И, ничего не найдя обо всем этом в газетных статьях, люди решили снарядить в Иркутск общительного и опытного строителя, бригадира Алексея Митрофановича Чистова.
С другими спутниками я встретился в аэропорту, а познакомился в самолете. Среди них тоже были строители. Проектировщики, архитекторы, конструкторы. Все они направлялись в различные города Восточной Сибири. Сперва все сидели молча, откинувшись в мягких креслах. Многие не успели еще отрешиться от того жизненного уклада, к которому привыкли там, на земле: приемы, звонки, совещания, бумаги. Но мало-помалу инерция деловой машины теряла свою силу, и люди возвращались к обычному, естественному состоянию, то есть шутили, выслушивали рассказы о вкусных блюдах в Казани, становились общительными и приятными собеседниками.
Конечно, есть люди по природе своей молчаливые и замкнутые, но мне кажется, что такой слабостью страдают чаще всего лишь те, кто привык не беседовать, а изрекать, позволяя окружающим почтительно слушать и выражать одобрение. Если такой человек попадет в число ваших спутников, то, сам того не замечая, он создает в самолете или вагоне атмосферу натянутую, официальную, а иногда и недружелюбную. Между тем умные и культурные государственные деятели в самом широком смысле этого понятия всегда отличаются любознательностью, общительностью, живым интересом к людям, встречающимся на их пути. Ведь всякое путешествие — это, кроме всего прочего, одна из форм и возможностей познания жизни, своеобразная проверка самого себя, проверка своей деятельности…
К сожалению, кое-кто из наших спутников с самого момента посадки установили между собою и всеми остальными обитателями самолета какую-то невидимую стену. Это нельзя было не почувствовать.
Во время первой стоянки Алексей Митрофанович Чистов сказал мне:
— Надо бы мне ехать поездом.
— Почему же?
— Мой сосед сидит — будто в рот воды набрал. Что он, разговаривать с людьми отвык? Неприятно даже…
Как потом выяснилось, сосед Чистова занимал какой-то пост в строительном ведомстве, в том самом ведомстве, от которого зависела вся дальнейшая трудовая деятельность и Чистова, и его бригады.
В Красноярске самолет вынужден был задержаться. «Иркутск не принимает», — монотонно повторял женский голос, словно речь шла о каком-то закоренелом бюрократе.
Сосед Чистова и его помощники не стали ждать и отправились дальше на автомашине, чтобы по пути заехать на стройку алюминиевого комбината.
Всю ночь мы ждали в Красноярске погоды и только на рассвете вылетели в Иркутск. Там все еще шел дождь, но туман начал рассеиваться.
Мы шли с Чистовым по лужам, почти не замечая их, — приятно было идти после самолета по твердой земле.
— Приезжать и уезжать в дождь — хорошая примета, — сказал Чистов. — Что-то дальше будет…
Мы расстались с ним, условившись не терять друг друга. А через неделю я встретил мрачного соседа Чистова в иркутской гостинице. Он ждал очереди в ресторан, — там не было свободных мест.
— Как прошло ваше путешествие? — спросил я.
— Лучше не вспоминать, — махнул он рукой, давая понять, что не хочет даже возвращаться к этой теме. Но потом все же заметил: — Всю ночь ехали восемьдесят километров. Каково? Три часа толкали и вытаскивали машину… Нет, без дорог строить нельзя.
Он бросал отрывистые фразы. Должно быть, он уже не раз повторял их — они отражали формировавшуюся и утвердившуюся мысль о дорогах: без них успешно строить нельзя. Все надо начинать с дорог — заводы, города, поселки.
2Если попытаться кратко сформулировать первые впечатления, то смысл их сведется примерно к следующему. Три столетия передовые умы России восхищались богатствами Восточной Сибири, предсказывали ей великое будущее. Много легенд и песен сложил народ о сокровищах, которые лежат под землей и ждут своего богатыря.
