Василий Кисунько - Секретная зона: Исповедь генерального конструктора
Итак, за дело. Я начинаю не спеша, с ученической старательностью, выводить на первой странице тетрадки математические формулы с латинскими и греческими буквами. Терпеть не могу небрежность в написании формул. Выписанные аккуратными строчками и расположенные на бумаге особым образом, они кажутся мне строками вдохновенной поэмы, положенными на волшебную мелодию, которую мы сыграем в Бет-Пак-Дала.
А мальчикам не надо мешать. Пусть никто и ничто не помешает им досмотреть веселые телепередачи, потом будет передача «Спокойной ночи, малыши». Пусть малышам никто и ничто не нарушит спокойной ночи, и пусть чистым, мирным будет над ними небо.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Штурмовать пустынь просторы
шли, решимостью дыша,
сталинградские саперы от плацдармов Балхаша.
Вальс о балхашском вальсе
Одна из ветвей Турксиба на участке Мойнты-Чу проходит вблизи западного берега озера Балхаш. И если восточнее этой линии расположены и Балхаш, и Семиречье, и Иртыш, то на запад от нее на сотни километров раскинулась огромная каменистая безводная пустыня. Круглый год беспрепятственно продувают ее буйные степные ветры. Зимой в лютые сорокаградусные морозы перегоняют они с места на место колючие снеговые вихри, а летом оборачиваются черными бурями, вздымая массы песчаной и лессовой пыли, мчащейся с бешеной скоростью, секущей лицо, руки, затмевающей солнце, слепящей глаза, въедающейся в нос, в легкие, в рот, хрустящей на зубах, проникающей в сапоги, в автомашины через герметические дверцы. Такова пустыня Бет-Пак-Дала, в которой войсковой части 19313 предстояло построить противоракетный полигон. Недаром впоследствии говорилось в полюбившейся полигонщикам песне:
Солончаками знаменитая,
ты вся колючками покрытая,
людьми и Богом позабытая,
Сары-Шаганская земля!
Ты от Европы удаленная,
пятном на карту нанесенная,
для полигона отчужденная,
земля вокруг Сары.
Был и припев в этой песне:
Нет мощней дыры,
чем у нас в Сары,
И далее:
Ты степь бескрайняя, голодная,
земля пустынная, безводная,
ты каменистая, бесплодная,
Сары-Шаганская земля.
Но нам давно уже привычные
твои просторы безграничные,
сайгаки водятся отличные
в степях твоих, Сары.
Да, был такой грех: баловались ружьишками и военные и промышленники. Но это были детские шалости по сравнению с официальными отстрелами сайгаков по планам мясозаготовок, к которым полигон не имел никакого отношения.
А вот и вторая половина песни:
Ты летним зноем опаленная,
поземкой снежной заметенная,
солдатским потом орошенная,
Сары-Шаганская земля!
Сухой закон там соблюдается:
там водка спиртом заменяется,
а спирт водой не разбавляется
в степях твоих, Сары.
Зато теперь ты знаменитая,
земля, колючками покрытая,
антиракетами изрытая,
Сары-Шаганская земля.
Так пусть проходят испытания ракет -
на точность попадания, людей -
на смелость и дерзания
в степях твоих, Сары!
В этой песне пустыня Бет-Пак-Дала именуется как Сары-Шаганская земля, потому что плацдармом для наступления первопроходцев на эту пустыню суждено было стать ничем не примечательной железнодорожной станции Сары-Шаган.
Собственно станция - это всего лишь небольшое кирпичное здание и железнодорожная сигнализация: два семафора и керосиновые фонари. По одной стороне от Дороги к станции прижались глинобитные мазанки прибалхашского рыбацкого поселка, отдраенные закручивающимися в закоулках пескоструйными вихрями, поднимающими уличную пыль и мусор. По другую сторону от железнодорожного полотна торчат выстроившиеся в несколько рядов засохшие тополевые саженцы - засохший на корню пристанционный сквер.
В таком виде предстала станция Сары-Шаган полковнику Губенко и двенадцати офицерам, прибывшим с ним поездом 13 июля 1956 года. Стоял жаркий даже для июля солнечный день, температура в тени была выше 40 градусов. Из раскаленных шпал сочилась разжиженная, как чернила, смоляная пропитка. За «сквером» пересохшая земля, покрытая выступившей солью, до боли слепила глаза своей сверкающей белизной. Губенко приметил, что дорога одноколейная, станция проходная, без стрелок и запасных путей, времени на разгрузку будет в обрез, чтобы не мешать движению. А эшелонов с грузами будет очень много. Значит, в первую очередь придется построить отводную ветку для их разгрузки, рампу, прирельсовые склады. Как раз на месте «сквера».
Выйдя из здания станции, офицеры увидели словно бы обезлюдевший поселок. Все живое спряталось от жары. На площади перед зданием станции шуршали, вяло перекатываясь от порывов ветра, бесформенные клочья старых газет. В поселковом Совете тоже не оказалось ни души, хотя все двери были открыты.
Заметив сразу много военных, к Совету начала собираться смуглая босоногая ребятня. Вскоре появился и председатель поселкового Совета. По-русски он говорил и понимал плохо.
- Салам. Здравствуйте. Мы офицеры-строители. Прибыли сюда работать, - начал Губенко.
- Че работать. Где работать?
- Потом увидишь, а пока помоги нам, пожалуйста, разместиться на квартиры и подскажи, где тут можно пообедать.
- Обедать? Асхана. Станция. - Председатель пока зал рукой в сторону станции.
- А где переночевать? Ночевка, - добавил Губенко, чтобы было понятней.
- Ночка? Ночка асхана йок.
Один мальчик что-то сказал председателю по-казахски, тот заулыбался:
- Понимал, якши! - И тут же быстро начал говорить мальчикам, тыча в каждого пальцем.
Мальчики вихрем сорвались с места и куда-то убежали. Потом начали появляться взрослые, и с ними офицеры разошлись по домам. Губенко распорядился всем офицерам оставить свои вещи на квартирах и собраться в здании станции, где, как он понял, должна быть столовая - асхана. Но асхана оказалась закрытой. От дежурного по станции узнали, что она отпускает обеды только для поездных бригад. Значит, ни обеда, ни ужина, ни завтрака не будет.
Пока соображали, как быть с питанием, начало твориться что-то очень странное. Ослепительно яркий солнечный день как-то быстро сменился густыми сумерками, засвистел ветер, здание станции заполнилось сероватой мутью, из-за которой в нескольких шагах ничего нельзя разглядеть. На лицах, на обмундировании появился пепельно-серый налет. Губенко сказал:
- Пыльная буря. Старая знакомая. Помню еще по двадцать девятому году, когда гонялся за басмачами в Туркмении. Привыкайте, хлопцы.
По железнодорожной связи с трудом удалось выяснить, что следующий в Сары-Шаган эшелон с имуществом войсковой части 19313 прибудет через два дня. Тем временем пыльная буря начала стихать, снова открылось безоблачное белесо-голубоватое небо и на нем - повернувшееся к западу жаркое небо. В здании станции появился председатель поселкового Совета.
- Асхана йок. Бесбармак бар, - сказал он. Учтиво, с поклоном сложил ладони перед собой, обратился к Губенко: - Мыхман - госьт будешь. Все вы будешь госьт - мыхман у председателя. - Последние слова он сказал, обращаясь ко всем офицерам.
- Рахмет, спасибо, - ответил с поклоном Губенко. - Пошли, хлопцы, здесь такой обычай, что отказываться нельзя. Обидятся. Жаль, что никакого подарка у нас нет.
- Товарищ полковник, - тихо сказал один офицер. - Разрешите, я сбегаю, у меня есть кое-что такое, что не стыдно подарить.
Председатель жил в мазанке, но у него «во дворе» была еще и юрта. Тут же из небольшого стожка щипал сено верблюжонок.
- Таке малэ, а вже згорбылось, - пошутил Губенко, поглаживая верблюжонка. - Но все равно он очень симпатичный. Малыши у всех животных симпатичные.
Председатель познакомил гостей со своей «маржой» - женой и сыном-восьмиклассником, который свободно говорил по-русски и с этого момента стал выполнять роль переводчика. Пока шли разговоры о том, о сем, пришел офицер с подарком. Передавая сверток полковнику Губенко, он шепнул:
- Здесь самовар. Они ведь очень любят чай.
Губенко развернул сверток и обомлел: самовар оказался электрическим. Передавая подарок хозяину, он сказал:
- Уважаемый Нариман! В честь нашего знакомства мы дарим тебе и твоей семье этот электрический самовар в знак того, что скоро в ваш поселок придет электричество, много электричества, и у вас вместо керосиновых ламп везде будут лампочки Ильича, и вы будете пить чай из электрического самовара.
Хозяин поблагодарил, передал самовар просиявшей хозяйке и пригласил всех в юрту.
В юрте на большом ковре была разостлана белая скатерть, вокруг нее разложены подушки. Офицеры, следуя примеру Губенко, сели по-восточному. Хозяин тем временем выложил на скатерть граненые стаканы и полдюжины бутылок с зелеными наклейками, на которых русскими буквами было напечатано слово «АРАКЫ», и занял свое место напротив Губенко. Хозяйка с сыном начали подносить свежевымытую ярко-красную редиску, - не круглую, похожую на клубни крохотной свеклы, а продолговатую, похожую на длинные огурцы. Потом пошли пучки зеленого лука и пиалы с шурпой. Хозяин принимал пиалы и передавал их гостям. Разливая «аракы» в стаканы, спросил у Губенко:
