Савелий Дудаков - Этюды любви и ненависти
Эти прекрасные слова относятся к личности, национальность которого ЧЕЛОВЕК. 25 марта 2001 г.
Самое интересное, на мой взгляд, стихотворение Бунина на ближневосточный сюжет "Магомет и Сафия":
Сафия, проснувшись, заплетает ловкой
Голубой рукою пряди черных кос:
"Все меня ругают, Магомет, жидовкой", –
Говорит сквозь слезы, не стирая слез.
Магомет, с усмешкой и любовью глядя,
Отвечает кротко: "Ты скажи мне, друг:
Авраам – отец мой, Моисей – мой дядя,
Магомет – супруг". 24.III.1914 г.
Восхитительно! Написано в Риме; слово ислама о корнях мировых религий. Кратко и изящно.
Генетика – великая вещь. Давид Соломонович Шор (1867-1942), пианист, педагог, солист, входил в известное трио. Основатель в Тель-Авиве музыкальных школ и т. д.
Сионист. Его двоюродный брат Александр Германович (1876-1942), пианист, педагог, организатор музыкальной жизни. Дядя Александра Германовича – доктор медицины С.Я.
Эйнгорн, основатель и директор Петербургского института ортопедии по методу Цандера (лечил вдовствующую императрицу Марию Федоровну). Второй дядя, знаменитый певец А.Я. Чернов, в "девичестве", понятно, – Эйнгорн, артист Мариинского театра! (оба братья матери). Недурно (см. у Сорокера и Вагнера). 1 апреля Время не для шуток. Читать надо внимательно, еще внимательнее перечитывать: всегда находишь не только крохи, но бриллианты информации. Некто Грулев был начальником штаба Брест-Литовской крепости, а потом комендантом. Евреев из города выселили давно, но приходили инструкции высылать еще и латышей, католиков и прочих "неблагонадежных". Однако один еврей – протоиерей крепостного собора (бывший раввин!), не считая самого коменданта, в крепости все же оставался (Грулев.
Записки генерала-еврея. Париж, 1930. С. 246). Недурно. Грулев приводит пример вопиющего беззакония, когда начальник Военно-медицинской академии профессор А.Я.
Данилевский не мог зачислить своего сына в Академию, так как Александр Яковлевич Д. был евреем!
5мая
Есть несколько известных русских скульптуров-женщин: Голубкина, Сарра Лебедева, Мухина, Хана Орлова.
Анна Семеновна Голубкина (1864-1927), самая старшая из четырех, ученица Родена.
Сейчас принято говорить об искусственной привнесенности марксизма в Россию. Чушь!
В 1905 г. Голубкина изваяла Карла Маркса в Москве по просьбе социал-демократов.
Никто ее не принуждал. Прекрасная работа.
Хана Орлова (1888-1964), еврейка, жила в Париже и Палестине. Училась у Родена.
Получила мировую известность. Ваяла и Шагала, и Бен-Гуриона. В музее Израиля есть великолепная скульптура толстого доктора – приземистый Савва.
Вера Игнатьевна Мухина (1889-1953), создатель "Рабочего и колхозницы", пережила немало. Был донос, что "рабочий" – вылитый Лев Троцкий…
Сарра Дмитриевна Лебедева (1892-1967), кажется, русская женщина, эталон славянки.
Но откуда это библейское имя? Слово художнику Александру Григорьевичу Тышлеру: «Не могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я впервые встретился с Саррой Дмитриевной Лебедевой. Вероятно, это было на какой-то выставке в конце 1920-х годов. С этого времени я продолжал с нею встречаться до последних дней ее жизни.
Однажды я спросил у Сарры, почему ей дали библейское имя, которое на первый взгляд совсем не вяжется с ее славянским лицом. Она ответила: "Когда я родилась, отец дал мне имя назло надменным соседям, которые были антисемитами"» (Сарра Лебедева. Авторы-сост. М.В. Алпатов и др. М., 1973. С. 23). Сарра Дмитриевна, урожденная Дармолатова, родилась в Петербурге, в богатой интеллигентной семье.
Подробности не знаю, а жаль. Если бы речь шла о протестантских странах – Англии, США – там это имя естественно, вроде Сарры Черчилль (о еврейском происхождении Уинстона отдельный разговор). Училась она у М.Д. Бернштейна, известного скульптора и педагога. Потом перешла к другим. Имя "Сарра" срослось с ней. И вправду, среди ее работ-портретов: С.М. Михоэлс, А.А. Сольц, Борис Пастернак, А.Б.
Гольденвейзер, С.Я. Маршак, А.Б. Мариенгоф ("Я с прожидью", – сказал он как-то Маркишу) и др. Алпатов отметил: "В портрете С.М. Михоэлса мы сразу его узнаем в умном и лукавом фавне" (Там же. С. 9). "Свергнутый" памятник Феликсу Дзержинскому – тоже ее работа. Она выиграла конкурс у В. И. Мухиной и С.Д.
Меркулова. Последнего "кто-то" навязал ей для доработки. Памятник, на мой взгляд, гениальный: в длинной шинели на цилиндрическом постаменте стоит суровый и беспощадный аскет – современный Савонаролла, Великий Инквизитор. Подобно шедевру Паоло Трубецкого (Александр III), памятник Дзержинскому лично мне говорит намного больше, чем хотел сказать ваятель. Он должен был бы стоять вечно в назидание потомкам. Сарра работала над ним в кабинете самого "железного Феликса".
Некий товарищ Герсон, вероятно чекист, сказал ей: "Похоже очень, но суровым вы Ф.Э. сделали". Присутствовавший при этом "сам" прокомментировал без тени иронии: "На таком деле посидишь – ангелом не станешь – такой и есть". Браво! (Там же. С. 15,25).
О "приращении" имени к личности подробно говорили М.С. Альтман и Вяч. Иванов.
Иванов: "Имена имеют огромное определяющее значение для всего характера и судьбы человека. Вот Флоренский удивительно умел об этом рассказывать". Далее примеры из Достоевского, Библии, Евангелия (Савл-Павел) и пример самого Ильи-Моисея Семеновича Альтмана (Альтман М.С. Разговоры с Вячеславом Ивановым. СПб., 1995. С 76-77). В любом случае пример Сарры Лебедевой, по-моему, убедителен…
Сегодня же перечитывал Леонида Мартынова и о Леониде Мартынове. Он, вероятно, еврейского происхождения, ибо в "Воздушных фрегатах" вспоминает о своем дедушке-кантонисте Збарском. Это на виду. Но ведь и фамилия "Мартынов", возможно, тоже кантонистского толка, "птичья": мартын – птица типа чайки; отсюда Орловы, Голубовские, Дудаковы и… Мартыновы. Его раннее стихотворение так и называлось "Мартыны".
Черные воды пустынны,
Глухо ревет прибой,
Братья мои мартыны
Кружатся над тобой.
Тонкие руки раскинув,
Падаешь ты на песок.
Видишь летящих мартынов?
Путь их высок, высок*.
Нет, не от Марса, бога войны, или св. Мартына, а от птицы, как множество кантонистских фамилий…
Я всегда подозревал, что поэмы Мартынова (поэмы как большая форма) – выдающиеся произведения русской поэзии. После двух великанов большая форма не прижилась на нашей поэтической ниве. "Возмездие" Блока не совсем удачно метрически, "Облако в штанах" гениально, но коротко. "Двенадцать", если признать за поэму, и, конечно,
"Анна Снегина". Думаю, что у Пастернака с поэмами не все гладко. У Ахматовой – "Поэма без героя". Размер взят напрокат у Кузмина ("Форель разбивает лед"). Но кое-что Ахматова взяла у Мартынова – летописный ход, который наличествует у Мартынова в "Тобольском летописце" и особенно в "Увенькае" – качественный прорыв. Строфы потрясающе емкие. Чудо красоты. И вдруг читаю: "Казалось мне, что Мартынов достиг в этой поэме высшего мастерства, когда не замечаешь формы произведения, и в то же время единение писателя с читателем достигается именно через эту форму, через ее совершенство. Такое ощущение появилось у меня ранее при чтении поэм Пушкина и Лермонтова…" Человек, написавший это, явно испугался и тотчас себя поправил: "Так примерно думал я о поэме Мартынова в то время…" (Утков В. Как этот самый миг возник… // Воспоминания о Леониде Мартынове. С. 283).
Почему Виктор Утков испугался? Ведь похвала выдержала испытание временем. "Съели бы" Роберты Рождественские, Вознесенские, Слуцкие и Евтушенки. Полные графоманы. Но почему в малой форме Мартынов не мог достичь даже Винокуровского "Женщина протяжно застонала"? Ни слова в воспоминаниях о позоре с Пастернаком. Почему?
***
* Цит. по: Воспоминания о Леониде Мартынове. М., 1989. С. 148.
***
И еще: строчный размер Мартынов, похоже, "подсмотрел" у Марии Шкапской:
Миллионы веков назначенных я томилась в чужих телах, нагруженных земными задачами и потом обращенных в прах.
Но кончая свой век коротенький, на закате земного дня, сыновьям своим или дочери отдавали они меня… 1925 г. 8 апреля Попались на глаза воспоминания о Бабеле. О нем писали многие и много добрых слов…
Жутко читать мемуар Льва Никулина: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?" – неслось вслед старому стукачу. Но это ягодки. Интересны фрагменты из дневника Вячеслава Полонского, блестящего организатора и критика. Он создал журнал "Печать и революция" и с 1929 по 1931 г. редактировал "Новый мир". Ловко выскользнул из рук тов. Сталина в отличие от друга Воронского, умерев в 1932 г. Дневник писал для себя, не для публикаций: верный глаз – раздел Бабеля догола. Это страшно. О таланте – безоговорочное признание: "…внутренне он очень богат – старая глубокая еврейская культура". Ссылка на Воронского, читавшего неопубликованные произведения Б. "Воронский уверяет, что они сплошь контрреволюционные, то есть они непечатны, ибо материал их таков, что публиковать его сейчас вряд ли возможно. Бабель работал не только в Конной, он работал в Чека. Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, его почти садическая страсть к страданиям ограничила его материал. Он присутствовал при смертных казнях, он наблюдал расстрелы, он собрал огромный материал о жестокостях революции. Слезы и кровь – вот его материал…'" И далее: "Вчера заходил Бабель… Читал рассказ о деревне. Просто, коротко, сжато – сильно. Деревня его, так же как и Конармия, – кровь, слезы, сперма. Его постоянный материал. Мужики, сельсоветчики и кулаки, кретины, уроды, дегенераты. Читал и еще один рассказ о расстреле – страшной силы.
